Читать книгу "Оскорбление нравственности - Том Шарп"

— Вот и порядок, — сказала сестра, снова переворачивая его на спину и развязывая смирительную рубашку. — Больше эта противная штука нам не понадобится, да?

— Да, — ответил Веркрамп.

Сестра улыбнулась комманданту и вышла из палаты.

— Послушай, — спросил коммандант, пораженный тем, чему он только что стал свидетелем, — ты и вправду не хочешь на ней жениться?

— Хочу, — сказал Веркрамп. Коммандант, который уже собрался было убеждать его, что если он не хочет жениться, так и не надо, оказался в замешательстве.

— Мне показалось, ты говорил, что не хочешь, — переспросил он.

— Да, — сказал Веркрамп.

— У тебя же еще есть время передумать, — убеждал коммандант.

— Да, — сказал Веркрамп.

— Черт возьми, — в растерянности проговорил коммандант. — Быстро же ты, однако, меняешь точку зрения.

— Да, — сказал Веркрамп. В этот момент возвратилась сестра, принесшая обручальное кольцо.

— И часто он начинает вот так талдычить на все «да-да-да»? — спросил ее коммандант, опуская кольцо в карман.

— Это новый метод лечения, — объяснила ему сестра. — Его изобрела доктор фон Блименстейн.

— И в чем же он заключается? — поинтересовался коммандант.

— Синдром повторений, вызываемый химическим путем, — объяснила сестра.

— Да, — сказал Веркрамп.

— О Боже, — произнес коммандант, до которого внезапно дошел истинный смысл подобного лечения. Если доктор фон Блименстейн была в состоянии подобным образом отправить к алтарю Веркрампа (вопреки его собственному желанию) и при помощи химии заставить его там сказать «да», значит, ей было подвластно что угодно. Коммандант Ван Хеерден живо представил себе возможные последствия этого. Сотни вполне уважаемых и ни в чем неповинных граждан можно будет заставить признаться в осуществлении подрывной деятельности, членстве в коммунистической партии, в обучении террористов и в любом ином преступлении. Хуже того, доктор фон Блименстейн была не из тех женщин, что способны проявлять колебания, когда речь зайдет о карьере ее мужа, и она станет двигать эту карьеру любыми, в том числе и столь сомнительными, средствами. Коммандант задумался над тем, чем это может обернуться со временем лично для него как начальника полиции. В этот момент появилась невеста в сопровождении больничного священника и нескольких пациенток, которых она мобилизовала на роль подружек невесты. Магнитофон заиграл свадебный марш, и коммандант, вложив потихоньку обручальное кольцо в руку Веркрампа, выскользнул из палаты. Он не собирался быть шафером на свадьбе, которая означала бы конец его собственной карьеры. Он вышел на улицу, на площадку, где гуляли больные, и начал расстроенно бродить среди них, проклиная иронию судьбы, спасшей его от последствий предпринятой Веркрампом попытки подсидеть своего комманданта, но спасшей только для того, чтобы теперь добиться его отстранения другим способом. Пусть бы уж Веркрамп сам полностью расхлебывал все результаты деятельности его секретных агентов: это было бы лучше, чем позволить ему жениться на докторе фон Блименстейн! Коммандант лихорадочно пытался сообразить, что можно было бы сделать, чтобы расстроить этот план хотя бы в самую последнюю минуту. В этот момент он и обратил внимание на шум и суету возле отделения гипнотерапии, где рыдающую доктора фон Блименстейн выводили из импровизированной часовни.

Коммандант Ван Хеерден поспешил туда.

— Что стряслось? — нетерпеливо спросил он.

— Он сказал «да», — ответила сестра. Доктор фон Блименстейн истерически рыдала.

— По-моему, он и должен был это сказать, — недоумевал коммандант.

— Да, но не тогда, когда священник спрашивает, может ли кто-либо из присутствующих назвать причину, по которой священный союз этой пары не может быть заключен, — объяснила сестра. По лицу комманданта расплылась широкая улыбка.

— Ну что ж, — жизнерадостно произнес он, — значит, Веркрамп все-таки не сумасшедший. Похлопав безутешную врачиху по спине и произнеся что-то вроде «нельзя вечно только выигрывать», он вошел в палату поздравить несостоявшегося жениха.

У констебля Элса оказались сложности иного рода. В полиции раздался телефонный звонок. Звонил специалист по набиванию чучел из пьембургского музея. Голос его звучал почти истерически.

— Он хочет, чтобы я сделал из него чучело, — втолковывал таксидермист дежурному сержанту.

— А что такого? Почему не сделать чучело из лисьего хвоста? — переспросил сержант, который никак не мог взять в толк причины, вызвавшие такое перевозбуждение у звонившего.

— Я же вам втолковываю, что это не лисий хвост. Это фаллос, — кричал таксидермист.

— Что фальшивое? — переспросил сержант.

— Ничего не фальшивое. Самый настоящий фаллос![76]

— Знаете, что-то вы путано объясняете, — сказал сержант.

Таксидермист глубоко вздохнул и попытался объяснить еще раз. В конце концов дежурный сержант соединил его с коммандантом, который мгновенно понял, о чем говорит звонящий.

— Не волнуйтесь, — постарался успокоить его коммандант, — я немедленно сам займусь этим делом.[77]Таксидермист с отвращением посмотрел на телефон.

— Будьте так любезны, — сказал он и с облегчением положил трубку. Коммандант потребовал не медленно прислать к нему Элса.

— Я полагал, что больше об этой мерзости не услышу, — начал коммандант, когда Элс предстал перед ним. Тот стоял потупившись.

— Я хотел сохранить его на память, — оправдывался он. — Установить его на подставку.

— На подставку?! — заорал коммандант. — Ты с ума сошел! Забудь об этом, понял?!

Элс ответил, что постарается.

— И вот еще что, — предупредил его коммандант. — Если ты мне снова попадешься с этой штукой, я составлю на тебя протокол.

— За что? — поинтересовался Элс.

— За оскорбление нравственности, — злобно прорычал коммандант. Элс отправился избавляться от своего трофея.

Неделя проходила за неделей, в Пьембурге постепенно восстановилось неторопливое течение жизни, а воспоминания о взрывающихся страусах и прочих происшествиях отошли в область местных преданий. Коммандант не имел ничего против того, чтобы о взрывах забыли как можно скорее. Оглядываясь на события тех дней, он все больше поражался пропасти, что разделяла реальную жизнь и литературу. От усиленного чтения пользы не жди, думал он, вспоминая, какую судьбу уготовило полковнику Хиткоут-Килкууну и членам «клуба Дорнфорда Йейтса» чрезмерное увлечение литературой. Вместо этого коммандант занялся утверждением традиций английского джентльменства на практике. Свора гончих, принадлежавшая прежде полковнику, была отправлена на полицейскую псарню, где у вновь прибывших завязались самые дружеские отношения с доберман-пинчерами. Во главе псарни был поставлен констебль Элс, умевший поразительно хорошо ладить с собаками. Коммандант приобрел лошадь, сшил на заказ малиновый охотничий костюм, и дважды в неделю можно было видеть, как он отправляется за город вместе со сворой гончих и с восседающим на коренастой лошаденке Элсом, а впереди них мчится, пытаясь спасти свою жизнь, один из заключенных с подвешенным у пояса мешочком анисового семени. Иногда коммандант приглашал на такую охоту и доктора фон Блименстейн, которая тоже любила верховую езду. Коммандант считал, что сейчас, когда Веркрамп ее бросил, он таким образом хоть чем-то помогает бедной женщине. Да и в любом случае, полагал он, разумнее поддерживать с ней добрые отношения.