Читать книгу "Захват Московии - Михаил Гиголашвили"

— С рамой — нет… друг с другом… две… нет, четыре… Когда полиция… раз-два… они так лежали на диване… сшитые…

— А зачем? — не поняла Алка.

Я тоже этого объяснить не мог, и только сказал, что я не садист и маньяков не понимаю, хотя говорит же мой психоаналитик, что любое соитие есть насилие: мужчина берёт, женщина дает… злоитие… вот у нас одного известного модератора посадили за то, что его любовница заявила в полиции, что он ей, угрожая ножом, сказал: «Ложись в постель, не то я тебя прирежу»… уже год сидит, ждет суда… Но сидеть, шить?.. Они кричали, наверно, больно… рот заткнул… А!.. Как дедуш ка Коля… Алка качала головой:

— Нет, ты что, дядь-Коль золотой был человек… Только ручками, говорил… мне много не надо… только туда и сюда… Почему не сделать дяденьке приятное?.. Что мне — трудно, убудет с меня, что ли? Всё лучше, чем матёму зубрить… Помню, бабуленька мне всегда говорила, чтобы я к мужикам близко не подходила. «Что тебе среди них надо, грязных, вонючих?» — шумела. А мне было приятно нюхать эти запахи… Табак… Вино… Пот… А у тебя пота совсем нет. Вы что, не потеете? — Она вдруг строго посмотрела на меня, что несколько обидело и показалось скрытым намёком.

— Мы что, не люди?

Алка нагнулась за зажигалкой, показав темный шов… нет, ров… между увесистыми грудями (куда так хотелось забраться):

— Да ладно, не залупайся! Вы люди, конечно, но аккуратные. У моей подружки норвежец был, так он три раза в день принимал душ и по два раза брился… Она ему говорит, — ты, дружок, должен за воду доплачивать…

А вот этот бычок Стоян как мышь потеет…

Вот это было непонятно.

— Как мышь — почему? Мышь — это же «мало»… Он мало потеет?

— Нет, много. Так говорят у нас — «как мышь потный», «потеть как мышь».

— Почему?

Она задумалась, почесала за ушком красивым пальцем («У нас таких пальцев даже у королев красоты нету», — думал я, чувствуя, что Алка нравится мне всё больше и больше):

— Чёрт его знает. Народ знает, просто так говорить не будет… Видно, потеет, много бегает… Хотя шерстка у них — как им потеть?

Я помог ей:

— А на подбрюшке… В подбрюхарии… ножки-ноженьки…

Алка предположила, что мыши могут часто болеть гриппом, потому что там, в трубах, где они сидят, холодно и дует. Я возразил, что мыши — умные звери и там, где холодно и дует, сидеть не будут, а будут искать — и найдут — место, где тепло и не дует, — например, на печи… На что Алка тут же твердо сказала:

— Нет, на печи мыши сидеть не могут — там кошки сидят… Где кошка — там мышам делать нечего. — На это я вспомнил нашу баварскую пословицу о том, что, когда кошки нету дома, мыши пляшут на столе, а Алка вспомнила, что у дядь-Коли была вредная кошка Машка, которая всегда сидела на шкафу и таращила глаза, когда Алка приходила проведать хозяина, а раз бесшумно соскочила со шкафа и кинулась на Алку, но дядь-Коль успел огреть её костылём — и она обиделась, ушла и неделю не приходила, а когда пришла, то принесла назло вшей, от которых дядь-Коль так и не смог избавиться.

Спор о потливых мышах на печах меня очень заинтересовал, сразу появилась интересная гипотеза, но Алку тянуло назад:

— А чего дядь-Коль?.. Сейчас, когда их столько у меня было, вижу, что он еще, может, самый хороший был. Нет, не думай, он меня не обижал, боже сохрани, что ты!.. Ласкал, дарил, что мог. «Лучом света» называл… А что он мог?.. Без ноги с войны. Сидел, писал что-то, статьи какие-то в журналы… Правда, после того, как мой батяня-комбат отхуярил его в дым его же деревяшкой, больше писать не смог… слёг и всё больше лежал… типа паралича… ничего, я ему и параличному пару раз приятное сделала, когда домой в отпуск приезжала… Жалко же, человек пострадал из-за меня. А мне не трудно…

— В отпуск? А где ты работаешь? — очнулся я, вспомнив из учебника фрау Фриш, что «все советские люди имеют хорошую работу, а летом едут в отпуск на побережье Крыма или Кавказа», причем фрау Фриш добавляла, что те, кто не работает, те не имеют права летом отдыхать на побережье Крыма или Кавказа, им надо сидеть в тюрьме…

Алка посмотрела мне в глаз:

— Не знаешь, что ли?.. Самуилыч же сказал… Зем-фирой работаю.

«Ночная бабочка», — вспомнил я, подумал, что я бы очень хотел иметь эту бабочку в Баварии — не надо ящика бабочек, пусть будет одна, но вот такая красивая, с мясистыми крыльями, грудинистая… и дневная, и ночная… Баварцы будут смотреть с завистью, они это любят…

— Ночная бабочка, — сказал я.

— В точку. Вот так летаю, летаю, — она показала руками полёт, — сяду на цветочек, как у тебя, — (она одобрительно погладила мою ширинку), — выпью нектар — и дальше… Вишь, кожа какая у меня классная?.. Атласная! От этого…

— Молокофья? — вспомнил я заветное слово.

Алка согласно встряхнула головой:

— Ну. Эликсир жизни. Малофейка, утробная струя. Цыганка говорила — чем больше пьёшь малофью, тем всё тебе мало и тем больше молодеешь…

— Тогда надо говорить «молодофья», — сообразил я.

— Тоже подходит. — Помолчав, сказала, уже каким-то другим тоном: — Ну а наши тёрки насчет Баварии как?

«Конечно, да-нет, посмотрим», — хотел ответить я по «неопределенной» схеме, но ответил твёрдым:

— Да. Что реально надо? — хотя край сознания ещё был бел и там отпечатывался ясный вопрос: правильно ли я сейчас делаю и какие последствия это может иметь?.. Но сейчас мне всё казалось правильным и понятным — а как же иначе?.. Warum nicht? Что может быть лучше этого — каждый день, утром и вечером, получать приятное?.. Нет, и о трёх ведрах, выделенных на жизнь, не стоит забывать… жизнь длинная… только утром тоже хватит… даст бодрость… Или только вечером, спокойный сон…

И тут, из чехлов и сетей хаоса, выпуталась золотая мыслерыбка: «А если её — к нам домой, горничной… прислугой?..» — хотя другой кусок открытого еще сознания мне сигналил, что прислуга у нас уже есть, фрау Клее, уже 20 лет работает, её куда деть? А уволить! И взять Алку!

Эта идея меня взбодрила, её тоже.

— А чего, класс! Жить буду у вас, по дому, что надо, сделаю, а в свободное время и подработать можно… Ты там у себя на улице для меня несколько бюргеров пригляди, так, посолиднее, в возрасте, которым 400–500 евро в месяц не жалко… Мне и хватит…

И она принялась развивать теорию, что мужики везде одни и те же, даже в Дубаях, куда она сдуру съездила недавно «на гастроли», лучше б не ездила, только заебли до смерти, а денег с гулькин нос. А мои мысли вдруг развдоились — одни погнались за носом Гульки, а другие встрепенулись, испугавшись: «Нет, это уж слишком! Вместе это не идет! Или горничная у нас — или бюргеры с улицы!..»

Про то, будет ли мама рада такой прислуге и уволит ли папа фрау Клее, я тоже не думал. Но насыпала же недавно фрау Клее, торопясь в церковь, соль в стиральную машину вместо порошка, отчего одежда стала маринованной, а машина — скрип-скрип… А до этого еще было — вместо муки взяла сослепу с полки сахарную пудру, обваляла в ней треску и пожарила, после чего мы все обтошнились, а папа ворчал, что её надо уволить… Вот пусть и уволит! Алку возьмём! Да, это казалось лучшим вариантом!