Читать книгу "Императрица - Шань Са"

* * *

В Лояне резко похолодало. Осенний дождь сменился зимним снегом. Небо надолго затянули свинцовые облака. Дороги стали непроходимы, и судоходство на реках остановилось. Отрезанная от мира Столица начала истреблять запасы. Я приказала открыть императорские склады, чтобы помочь бедным и раздать нищим теплые одеяла.

На город обрушилась эпидемия. Несмотря на глубокие рвы, высокие киноварные стены и запертые врата, болезнь проникла и в Запретный город. Сколько я ни приказывала жечь целебные травы, так что их густой дым заволакивал залы, как ни молились и ни изгоняли монахи злых духов — сеятелей недугов, — избежать заразы не удалось. После многочисленных чиновников с тяжелой лихорадкой слегла и я. Меня перенесли в павильон Круга Бессмертных, где я и потеряла всякое представление о времени.

У ложа вставали неясные тени. Плач и шепот доносились до меня, подобно отдаленному рокоту волн. Я бродила по темным зеленоватым переходам мира, где осталось всего два времени года: зима леденила меня, а лето укладывало на раскаленную жаровню. Внезапно я пересекла горизонт и увидела серебряное небо, усыпанное мириадами таинственных огоньков. Чуть позже я поняла, что это верх моей кровати, затянутый расшитым бархатом, и кое-как повернула голову. В тусклом свете ночника я с трудом разглядела Простоту и Процветание. Они спали на полу, обнявшись, как истерзанные отчаянием дети. Меня охватило живейшее волнение. В голове замелькали картинки. Я вспомнила, как Процветание утирал мой раскаленный лоб, меняя ледяные полотенца, а Простота кормил, взяв на руки. Созерцая эти два прекрасных бледных лица, я думала о том, что у бедных мальчиков нет будущего: Двор сына отомстит любимцам матери. Сегодняшняя роскошь завтра обратится в нищету. В нынешней славе заложено грядущее наказание.

Снаружи ветер раскачивал подвешенные под крышей колокольчики. От их звона мой павильон казался еще более зловещим.

Интересно, какое у нас время года? Неужели я еще жива? А может, уже похоронена навеки? А мои юные любовники, неподвижно приникнувшие к ложу, — просто жертвы и два духа, плененных в моей гробнице?

* * *

Луна то округлялась, то худела. Сильные настои, прописанные мне лекарями, справились с лихорадкой, однако нарушили равновесие внутренних токов. Скрутила ужасающая колика. Каждое утро Наследник и советники простирались у моего крыльца. Не желая показывать им перекошенное страданием мертвенно-бледное лицо и до безобразия исхудавшее тело, я гнала всех прочь. Но я еще не умерла. Моему сыну придется подождать.

Подобно шелковичному червю, свернувшемуся в плотном коконе, я позволяла себе кутаться в нежные заботы своих любовников. Закатав алые рукава так, что я видела их подбой цвета сливы, Простота носил меня в купальню и мыл, Процветание, роняя слезы, протирал мои струпья зеленым платком. Простота стоял над жаровней, где кипел настой, и огонь отбрасывал на его щеки алые отблески пламени. Гранатовые уста Процветания дули на горшочек горячего супа, заправленного кориандром, тонкие пальца Простоты пощипывали семь поперечных струн цитры. Процветание стоя играл на бамбуковой флейте. Медленно и постепенно равновесие в моем теле восстанавливалось. Я вновь обрела аппетит и дар речи. Видя, что я вне опасности, Процветание и Простота вернулись к себе в жилища за пределами Запретного дворца. В первую ночь, видя, что они уже не спят у моего ложа, я не могла сомкнуть глаз. Отсутствие мальчиков пробудило во мне ревность. Я представляла, как Простота целует красивую наложницу, а Процветание, уже изрядно выпив, позволяет себя раздеть.

Не вставая с ложа, я вновь принялась за государственные дела. Дознаватели обвиняли братьев Чжань в том, что они лелеют мрачные планы захвата власти. Какой-то физиономист якобы увидел в лице Процветания черты императора. Получив образование, юноша как будто должен был бы возвести в провинции Динь храм, чье астральное положение благоприятствует возведению на трон.

Собравшись у дверей моей опочивальни, дознаватели во весь голос требовали немедленного задержания предполагаемого преступника. Стоя на коленях у моего ложа, Процветание, не в силах сказать ни слова, проливал потоки слез. В конце концов я уступила требованиям законников при условии, что допрос будет проходить у меня во дворце.

Евнухи сновали туда-сюда и рассказывали мне, как идет дознание. Вскоре мне сообщили, что Процветание отказался отвечать на вопросы. В порыве бесстрашия он принялся оскорблять Великих Советников и всю чиновничью братию. Вне себя от ярости, распорядитель Сунь Цинь велел принести орудия пытки.

Кротость тотчас бросилась туда с императорским указом о помиловании. Процветание вернулся ко мне окровавленный, лежа на спине евнуха. Он, вечно плакавший из-за пустяков, сейчас не проронил ни слезинки. Он распростерся у моего ложа, дабы выразить благодарность, и потерял сознание. Отныне мои любовники поселились у меня во дворце. Опасаясь, что их арестуют или убьют, оба не покидали этого замкнутого мирка. Таким образом мне удалось удержать их подле себя. Один за другим недуги оставляли мое тело. Нежность братьев Чжань оказалась действеннее любых снадобий. Я начала вставать и училась делать первые шаги. Год подходил к концу. С завершением цикла рождалась надежда на новое начало. Не покидая дворца, я объявила миру Великое Императорское Помилование. Не считая вождей бунтов, все осужденные за участие в заговорах против моей власти были отпущены на свободу. Я продиктовала указ, сменив эру под девизом «Долгого Мира» эрой под девизом «Божественного Дракона». Пусть его дыхание, бурей вздымающееся до самых небес, даст мне силы бросить вызов смерти!

На Юге весна уже вскрыла лед на реке Длинной. Луну спустя она придет и в Священную Столицу. Река Ло растает. Солнце рассеет тучи. Я собиралась дожить до этого чудесного пика долголетия. Мой восьмидесятый день рождения станет праздником победы. Маки императорского Сада вновь расцветут, а евнухи-садовники предложат мне новые их разновидности: зеленые, сиреневые, черные, жемчужные, золотые… Я буду жить.

* * *

За окном плясали снежинки. В бронзовых жаровнях потрескивали кедровые поленья. Стоило мне кашлянуть, как служанки бросились зажигать свечи и принесли горячего чаю. В первый год эры «Божественного Дракона» на двадцать второй день первой луны я проснулась счастливой. Глаза мои обежали потолок, пурпурные колонны и остановились на огромной ветке цветущей сливы, принесенной мне Процветанием. Я поторопила евнуха, занимавшегося моей прической, и дам, наносивших мне на лицо притирания и краски, велев поскорее покончить с этой мучительной процедурой. Затем я надела шафранное платье с подбоем цвета туши и накидку из фиолетовой парчи с киноварной подкладкой. Полусидя на ложе, я из кокетства спустила до полу кончик пояса, расписанного изображениями зимних гор, замерзших рек, птиц, летящих над оголенными деревьями, и глубокой пещеры, где богини вод в легких одеяниях разыгрывали партию в го.

У дверей пал ниц евнух. Я услышала, как он доложил придворной даме, что Простота и Процветание, покинув свои павильоны, направляются ко мне. Мысленно я следила за каждым шагом своих любовников: вот они спускаются по только что подметенным служанками ступеням, вот они сворачивают на тропинку и ныряют в закрытый переход, где отягощенные снегом ветви кажутся хрустальными балками в бриллиантовую искорку. Процветание накинул светло-красный плащ, подбитый соболями. За ним следует слуга с зонтом из промасленной ткани цвета сосны. Простота идет за младшим братом, закутанный в белую кожаную накидку, простеганную серебряной нитью и подбитую серебристой лисой. На голове у него пестрая шапочка из шкуры белого тигра, натянутая до самых ушей. Широкие рукава вздымают хлопья снега, и они кружатся в воздухе, прежде чем вновь упасть, засыпая его следы.