Читать книгу "Невинность - Дин Кунц"

К моему восьмому дню рождения я провел в окрестном лесу не меньше времени, чем в доме. В мире природы ничто не пугало меня и не испытывало отвращение от одного моего вида. Повитуху я, естественно, не помнил, поэтому из человеческих существ видел только мать, и от контактов с ней у меня сложился однозначный вывод: встреча с другим человеком, несомненно, закончится моей смертью. Но крылатые и четырехлапые не судили меня так строго. Более того, силой и быстротой я, пожалуй, превосходил сверстников, а еще обладал врожденной способностью ориентироваться в лесу: всегда знал, где нахожусь и куда надо идти. Мой наряд состоял из туристических ботинок, синих джинсов и фланелевой рубашки, в кармане которой я носил швейцарский армейский нож со множеством полезных инструментов. В восемь лет я по многим параметрам был старше восьми, мальчик, но не похожий ни на какого другого мальчика.

Самые прекрасные работы человечества, которые я видел в книгах по фотографии, не зачаровывают так, как лиственный лес. Дуб, клен и береза, черемуха. И еще ольха, скромное такое дерево, его зачастую не замечают и опытные знатоки леса. И при этом половина Венеции, большого города в Италии, все еще стоит на сваях из ольхи, которая успешно сопротивляется воздействию моря на протяжении многих столетий. Летом дикая акация цветет красным. Аронник распускает огромные белые цветы. А все эти грациозные папоротники: многорядник копьевидный, солодковый папоротник, узорчатый пленчатолистый папоротник и страусник обыкновенный, напоминающие воланы. Мать любила природу и держала дома огромное количество справочников, поэтому я знал названия многих растений. Любил лес и в тот день в начале октября, изгнанный из дома, укрылся в чаще, которая в то время года сверкала осенним многоцветьем.

Более чем в миле от дома находилось мое любимое место: огромная, выпирающая из земли известняковая глыба. Тысячелетнее воздействие природы привело к тому, что она напоминала тающий айсберг. Диаметром, наверное, футов в сорок, ее тут и там пробивали тоннели самого разного диаметра, уходящие к пустотам внутри. И когда с севера дул сильный ветер, глыба пела, издавая жуткие звуки.

Я сел наверху, в семи футах над уровнем земли, и подставил лицо солнечным лучам, которые наклонными золотистыми колоннами пробивали листву. Великолепный лес был наполнен не только цветом, но и пением птиц, по большей части юнков и иволг, но хвостатки, радовавшие глаз синими крыльями, улетели вместе с летом. Я скорбел о лете, которое вытеснила осень, потому что лес менялся к худшему: многие существа становились не столь активными, или мигрировали на юг… или умирали.

Когда появился волк, меня это не удивило, я видел нескольких и раньше, скользящих среди деревьев настолько бесшумно, что они могли сойти за призраков давно ушедших волков. Многие годы эти горы очищались от волков людьми, которые не понимали их предназначения и полагали их опасными для человеческих существ, но теперь они возвращались, застенчивые, но великолепные.

Волки редко смотрят в глаза, потому что прекрасно знают: прямой взгляд означает вызов. Они предпочитают изучать другое существо исподволь, что можно ошибочно принять за коварство и хитрость. Этот, большой самец, появился из гущи папоротников неожиданно, словно материализовался среди груды зеленых шарфов, брошенных на пол фокусником. Встал перед известняковой глыбой, на которой я сидел, и посмотрел на меня снизу вверх, на мгновение встретился со мной взглядом, а потом покорно опустил глаза.

Мы не боялись друг друга. Как я узнал в последующие годы, для меня люди представляли собой куда большую опасность, чем встреча в лесу один на один с волком.

Я поднялся на ноги и уставился на него сверху вниз. Он опять прямо посмотрел на меня, а затем в сторону. Поскольку говорить мне было не с кем, я заговорил с ним. И почему нет? Из всех моих странностей наименьшая заключалась в том, что в отсутствие людей я беседовал с животными.

– Чего ты хочешь?

Он обошел глыбу, нюхая воздух, поглядывая на лес, уши приподнялись, наклонились вперед. А когда он посмотрел на восток, шерсть на загривке встала дыбом. Он тоскливо завыл, спрятал хвост между ног, посмотрел на меня, завыл снова и побежал на запад, нырнул под куст и исчез. Имей он голос, не мог бы более ясно объяснить, что с востока приближается угроза. Похоже, специально искал меня, чтобы предупредить.

Раньше ничего такого не случалось. Помимо того, что сотворила со мной Природа в чреве матери, помимо того, что она сделала меня изгоем, вызывающим страх и презрение, она никоим образом не причиняла мне вреда. Ее создания не кусали меня, пчелы не жалили, ядовитый плющ не обжигал, я знать не знал, что такое высокая температура или даже крапивница. Навредив мне в самом начале, Природа, вероятно, решила, что я получил свое, и больше мне внимания не уделяла, даже комары меня не кусали, то есть любое изменение моей внешности она полагала излишним. Гордясь тем, что сотворила со мной, пребывая, вероятно, в прескверном настроении, она всячески сопротивлялась попыткам изменить мое идеальное, на ее взгляд, несовершенство.

В полной уверенности, что волк подходил, чтобы предупредить меня об опасности, я уже собрался слезть со своего насеста, когда сквозь деревья увидел фигуру, мужчину в ярко-красной куртке и с карабином. Я сразу понял, что это охотник, хотя сезон охоты на оленей еще не начался, а это означало, что он играет не по правилам, а потому даже более опасен, чем другие люди, если вдруг увидит меня.

И тут, с расстояния в пятьдесят или шестьдесят футов, он меня увидел. Дружелюбно позвал, и это означало, что он не сумел меня разглядеть. Прежде чем он понял, что стояло перед ним, я соскользнул с известняковой глыбы. В панике уже собрался бежать к дому, но он что-то прокричал, и я подумал, что он ломится сквозь кусты, преследуя меня. От дома меня отделяла миля с небольшим. Вместо того чтобы бежать, я наклонился и пошел вокруг глыбы, а добравшись до большой дыры, заполз в нее на четвереньках.

2

Нутро изъеденной погодой известняковой глыбы я знал как свои пять пальцев в той ее части, где мог пролезть. Этот низкий и узкий тоннель загибался направо, и я полз в слепящей темноте, боясь не только охотника, но и того, кто сейчас затаился в пещере, к которой выводил тоннель. В прошлом, исследуя эти тоннели, я брал с собой фонарик, но не в этот раз.

В глыбе жили все, кто хотел, в том числе и гремучие змеи. В прохладе раннего октября змеи впадали в спячку, становились не такими опасными, но хотя звери ни разу не нападали на меня за все эти годы, ласка, или барсук, или какое-то другое хищное животное могло наброситься, испугавшись или решив, что я загоняю его в угол. Я полз лицом вперед, чувствуя себя уязвимым, и закрыл глаза, чтобы уберечь их от внезапного удара когтей.

Тоннель привел меня к повороту в пещеру примерно шести футов в диаметре и высотой от четырех до пяти. Никто на меня не напал, и я открыл глаза. Серебряный доллар солнечного света лежал у стены, прорвавшись через один из узких и прямолинейных каналов, второе световое пятно, побольше, с мою ладонь, образовалось еще под одним тоннелем. В этот день царил штиль, так что каналы-флейты не играли… да и в пещере я, похоже, пребывал в полном одиночестве.