Читать книгу "И девять ждут тебя карет - Мэри Стюарт"

И было страшно холодно. Кажется, Филиппу было тепло: он свернулся калачиком под пальто, прижавшись ко мне спиной. Я обхватила его руками. Он уснул почти мгновенно. Через некоторое время я почувствовала, что убийственный холод пронизывает меня до костей. Сначала у меня застыла спина, потом холод сковал все тело, словно кровь замерзла в жилах, превратив меня в какое-то ледяное изваяние. У меня затекли ноги и руки, но я не решалась пошевельнуться, чтобы не разбудить ребенка. «Его силы на исходе», — подумала я. Пускай лучше спит, пока тянутся последние, самые тягостные минуты перед тем, как нас наконец спасут.

Я лежала неподвижно и глядела в темное окошко, заслоненное парусиновым шезлонгом, дожидаясь того момента, когда увижу свет в окнах виллы, и пыталась вообще ни о чем не думать.

Моему вынужденному бдению положил конец сплюснутый пластиковый мяч. Его пробудил от зимней спячки, очевидно, новый порыв ветра и очередной сквозняк, и он, покинув место на самом верху нагромождения коробок и ящиков, неуклюже покатился вниз со своего насеста. Мяч упал на меня, словно с неба, почти беззвучно, слабо подпрыгнув, и вывел меня из ступора. Я дернулась и быстро села.

— Что это было? — испуганно спросил Филипп.

Застывшими пальцами я потянулась за фонариком.

— Это просто мяч. Прости, Филипп. Бояться нечего. Посмотрим, который час... Четверть двенадцатого. — Я взглянула на него. — Ты замерз?

Он кивнул.

— Давай выйдем отсюда, хорошо? — сказала я. — Там еще не горит свет, попытаемся войти через балконную дверь. Еще несколько минут...

Туман сгустился. Тонкий луч фонарика словно упирался в молочно-белую стену. Испарения скопились среди деревьев плотным облаком, но на лужайке возле дома туман стлался легкой дымкой, истончавшейся и поднимавшейся легкими клубами.

Над входной дверью все еще горела лампочка. Круг света, казалось, сузился, а деревья словно обступили дом плотнее под покровом тумана. В доме было темно.

Мы тихонько пересекли лужайку и поднялись на террасу. Балконная дверь была открыта, и мы вошли в салон.

Это была большая комната, и в слабом луче нашего фонарика она казалась еще больше. Тонкая полоска света выхватывала из темноты закутанные в чехлы кресла, похожие на присевшие привидения; край зеркала; сверкающую подвеску канделябра, звенящую от ветра, дующего из открытой двери. От этого темнота лишь сгущалась, и комната словно все дальше и дальше отступала во мрак. В салоне веяло грустным запахом пыли, как бывает в нежилых комнатах.

Несколько мгновений мы постояли в дверях.

— Пойдем в комнату твоего дяди Ипполита, — прошептала я. — Она, наверно, приготовлена для него, и там топится печка или камин. А у него есть телефон?

Филипп кивнул и быстро провел меня через салон. Если он и был испуган, то не показывал виду. Он двигался как-то автоматически, словно во сне. Толкнув массивную дверь, выходящую в холл, он проскользнул в нее, не оглядываясь на темные углы. Я шла за ним.

Холл был темным квадратным помещением с высоким потолком. Я разглядела только красиво изгибающуюся лестницу. Половицы глухо откликались на наши быстрые шаги. Больше ни звука. Мы пробежали по лестнице наверх. Филипп повернул налево, прошел широкую галерею и остановился перед одной из дверей.

— Это кабинет дяди Ипполита, — шепнул он, положив ладонь на дверную ручку.

В комнате действительно было тепло. Как иголки, притянутые магнитом, мы пробежали по ковру к большой голландской печке и прильнули к ней, тесно прижавшись спиной к изразцам. Я спросила, проведя лучом фонарика вдоль комнаты:

— Куда ведет эта дверь?

— Там еще один салон, большой. В нем теперь никто не бывает.

Пройдя через комнату, я открыла дверь. Фонарик снова осветил темные призраки в чехлах. Как и нижний салон, эта комната не сняла с себя зимний наряд. Пахло затхлостью, и шелковые обои на стенах, которых я касалась рукой, были пыльными и хрупкими, словно крылья мертвой бабочки. Сверху из темноты доносилось знакомое звяканье хрустальных люстр.

Я тихо прошла по ковру и остановилась перед одним из укутанных чехлом призраков — это, очевидно, был диван. Подняв чехол, я провела рукой по обивке... парча, шелк, от скрипа которого сводит челюсти.

— Филипп, — тихо позвала я мальчика.

Он появился, немного дрожа, у меня за спиной, как маленькое тощее привидение. Я сказала очень спокойным деловым тоном:

— Не думаю, чтобы это нам еще понадобилось, но каждый солдат должен приготовить себе заранее путь к отступлению в случае необходимости. Если мы все еще должны будем прятаться, я бы сказала, что это самое подходящее место. Под чехлом. Получается вроде палатки, видишь? Тебе будет удобно, и ты станешь невидимкой.

Филипп все понял. Он молча кивнул. Я посмотрела на него, накрыла диван чехлом, и мы снова прошли в кабинет. Дверь салона я оставила полуоткрытой.

Я посмотрела на часы. Без пяти двенадцать. Окно кабинета выходило на дорогу. Никакой машины не видно. Подойдя к письменному столу, я сняла телефонную трубку.

ГЛАВА 19

Так, дядя, вот, вы здесь.

Шекспир. Гамлет.[25]

— «Кок Арди»,— ответил мужской голос.

Это был не тот неприятный и подозрительный голос, который говорил со мной прошлый раз, но неплохо снова сбить их со следа. Уже без пяти двенадцать, но на всякий случай.

Я сказала игривым тоном:

— Гильом? Это ты, дорогой? Говорит Клотильда.

— Клотильда? — с недоумением произнес голос.

— Да, да. Из Аннеси. Ты не забыл? Ты мне сказал...

— Одну минуту, мадемуазель. Кто вам нужен?

В голосе звучало удивление.

— Мне... Разве это не Гильом? О господи, какая я дурочка. — Я нервно захихикала. — Простите, мсье. Может быть... если он еще не лег... вы позовете его к телефону...

— Ну конечно, — терпеливо ответил голос. — С большим удовольствием. Но какого Гильома вам позвать, мадемуазель Клотильда? Гильома Рувье?

— Нет, нет, я же вам сказала, Гильома... О, Вильгельма Блейка. Англичанина. Он здесь? Он сказал мне...

— Да, он здесь. Успокойтесь, мадемуазель Клотильда. Он еще не лег. Я сейчас его позову.

Я услышала, как он засмеялся, отходя от телефона. Без сомнения, Уильям высоко котировался в «Кок Арди»...

Филипп вплотную придвинулся ко мне. В слабом свете лампочки, висевшей над входной дверью, который проникал в комнату через незанавешенное окно, его лицо казалось еще бледнее, глаза — еще больше. Я подмигнула ему и скорчила гримасу, он улыбнулся в ответ.

Я услышала взволнованный и недоверчивый голос Уильяма: