Читать книгу "Теннисные мячики небес - Стивен Фрай"

Саймон встал. Глубоко вздохнул.

– Ах, Порция, – произнес он. – Порция. Я и сказать тебе не могу, что…

И он принялся мерить шагами кабинет.

– Я был на лекции, которую ты читала в прошлом апреле. Смотрел с улицы, как ты ходишь по своей кухне. Все тот же дом на Плау-лейн. Я читал твои книги. Видел твой свет в глазах Альберта. Но увидеть тебя здесь… Это так…

– В глазах Альберта нет света. Больше нет. Ты его загасил.

Однако Саймон не собирался сворачивать на предложенный Порцией путь.

– Речь, я полагаю, о его сайте, не так ли? Я заходил туда. Альберт снабдил меня светлыми волосами. Зрелище довольно пугающее. Тогда ты все и поняла, верно? Или давно уже знала?

– Честно говоря, не уверена. Я видела тебя только по телевизору и в журналах. Что-то такое шевелилось в сознании. Недоверие. Тревога, быть может…

– Недоверие? – Саймон снова уселся напротив нее. – Как можешь ты говорить о недоверии?

– Ну, некое неуютное чувство. Пожалуй, что и недоверие. Прошу тебя, Нед. Я не хочу говорить ни о чем, кроме моей семьи. Моего сына.

– Он должен был стать моим сыном!

– Но не стал. Половина в нем от Гордона, половина от меня. От тебя ничего.

– Я знаю. Знаю. Я думал… мне приходило в голову… быть может, ты солгала насчет его возраста. Быть может, он в действительности на два года старше. Быть может, он был зачат…

– Вот и опять колени запрыгали.

Саймон встал.

– Я понимаю, он сын Гордона. Но и ты должна понять, – он снова начал расхаживать, – что со мной произошло. Что они со мной сделали.

– Эшли, Гордон и Руфус. Я знаю, что они сделали.

– Знаешь? Откуда ты можешь знать? Нет ни малейшей возможности.

– Гордон мне рассказал.

Саймон остановился, повернулся.

– Рассказал? – Ходьба возобновилась. – Да. Ясно. Он тебе рассказал. Наверное, в этом есть смысл. Ты поняла, кто я, сообщила ему. Он признался во всем и послал тебя ко мне. В этом есть смысл.

– Вы, может быть, разбираетесь очень во многом, мистер Коттер…

– Порция, прошу тебя. Ты же знаешь мое имя. Вот и пользуйся им.

– Вы, может быть, разбираетесь очень во многом, мистер Коттер, – упрямо повторила Порция, – говорите на многих языках, управляете множеством предприятий, контролируете множество жизней, но о людях вы не знаете ничего. Гордон рассказал мне все много лет назад. Много лет. Примерно в то время, когда родился Альберт. Мысль о случившемся разъедала его мозг, точно опухоль. Он наблюдал, как я день за днем хожу в больницу, чтобы разговаривать с вашим отцом, и сознавал, что ответственность за все это лежит на нем. И страдал. Он, знаете ли, любил меня. И никогда не прекращал попыток найти вас. Я сдалась задолго до него.

– Что ж, это, определенно, был умный способ завоевать тебя. В уме его я никогда не сомневался.

– А стоило бы, ума у него не много. Доброе сердце и никаких мозгов. Посмотрите, в какую беду он попал.

– В беду? Ты посмотри лучше, в какую беду попало то африканское племя. Доброе сердце!

– Ох, ради всего святого. Вы что, собираетесь открыть здесь дискуссию о моральной ответственности? Почему мы должны относиться к африканцам, как к детям? Когда они сами себе причиняют вред, разве это неизменно наша вина? Разве Гордон вел себя хуже правительства, которое, собственно, все и устроило? Хуже, потому что он белый и должен «понимать, что к чему» яснее, чем бедные, беспомощные негритянки? Да, он поступил дурно. Как и мы поступаем дурно всякий раз, когда покупаем куклу, изготовленную детьми, работающими на предприятиях с потогонной системой. Добрые, достойные, благородные, либерально настроенные мужчины и женщины помешивали некогда сахар в своих чашечках с кофе, прекрасно сознавая, что кофе этот собран рабами. Мы носим кожаные туфли, и в один прекрасный день это вдруг признается верхом безнравственности. Мы покупаем то да се, мы живем в этом мире, мы все соучастники, все варимся в одной нравственной каше. Ради любви к Господу, как можете вы быть таким высокомерным? Неужели нельзя хоть на миг посочувствовать человеку, тонущему в трясине?

– Которую создал он сам.

– Так ведь это делает происходящее еще более достойным жалости. Не будь в этом его вины, он, подобно вам, купался бы в роскоши возвышенного гнева. Когда судьба швыряет в нас кирпичами, это не так уж и тяжело. Когда же мы сами швыряем их, а они возвращаются и бьют нас, это уже безнадежно. Это его вина, поэтому он… он пытается притворяться… Видели бы вы его… он так растерян. Так абсолютно беспомощен. – Порция разозлилась на себя, услышав, как дрожит ее голос, и осознав, что на глазах у нее закипают слезы.

– Мне жаль, Порция. Правда, жаль.

– Да не нужна мне ваша жалость, мне нужно обещание. Думаю, репутацию Гордона теперь уже не спасти, но Альберт… Оставьте его в покое. Ради Бога, оставьте его в покое.

– Он первым полез в драку. – Теперь Саймон стоял напротив Порции, прислонясь к стене. – Если я хорошо его изучил, он сейчас сидит с лэптопом в каком-нибудь кибер-кафе, используя псевдонимы и не принимая, из страха перед новыми вирусами, никакой почты. Это поединок интеллектов.

– Он ребенок. Отпустите его.

Саймон вспомнил о написанном утром письме в Оксфорд. Письме, получив которое, колледж наверняка откажется принять Альберта.

– Прости, Порция, – сказал он. – Машина уже запущена.

Порция взглянула на стену над его головой.

– И все это, на самом-то деле, полностью продуманные поступки.

– Когда-нибудь ты поймешь.

– Не стану притворяться, будто мне известно все, что с вами отучилось. Но результат я вижу ясно. Возможно, вам стоит поблагодарить Гордона. Вы обладаете почти безграничным богатством и умом, который, как все твердят, поражает широтой, обилием знаний и мощью. Похоже, у вас есть все, чего жаждет мир.

– Но нет тебя, Порция. Тебя у меня нет. Нет детей от тебя. Нет истории нашей семьи, нет молодости.

– Вы знаете, как отреагировал бы Нед, что бы с ним ни сотворили? Скажем, если бы Гордон в припадке ярости отсек ему руку? Нед покраснел бы и, заикаясь, сказал: «Господи, все правильно. В общем-то я сам виноват. Прошу вас, не волнуйтесь. Мне страшно жаль». Вот чем ответил бы Нед на любую выпавшую ему беду. Ослепительной улыбкой и смущенным шарканьем.

– Я – Нед, и таков мой ответ.

– Я не знаю, кто вы, мистер Коттер, но могу с полной уверенностью сказать, что вы никак уж не Нед Маддстоун. Я, видите ли, хорошо его знала.

– Ты поймешь. Очень скоро. – Саймон шагнул к ней. – Я не несу ответственности за происходящее. Скоро все закончится и ты все узнаешь. У нас будет время поговорить, повспоминать. Ты увидишь, что я – всего лишь орудие. Орудие Божие.