Читать книгу "Хроника Страны Мечты. Снежные псы - Эдуард Веркин"

Мы пробежали по улице Гагарина, затем миновали Ленинградскую, потом свернули во дворы. Стало легче, потому что под гору. Ангар располагался сразу за стадионом, в глухом местечке. Там еще аэропорт, самолеты дохлые. Хотя тут все местечки глухие. Но это еще глуше и мрачнее. Я сюда всего один раз забрел, и мне совершенно не понравилось. Видимо, раньше здесь были собачьи питомники — много клеток и заборов. В клетках собаки. Мертвые. Вернее, мерзлые. Стоят, смотрят. Неприятно. Но как раз подходящее для теневой деятельности местечко, наверное, не зря его Перец выбрал.

Тытырин и этот, спасенный мерзлотник, чуть подотстали. Я иногда оглядывался, чтобы не возникло у них искушения завернуть куда. Хотя после рандеву с белым медведем у них такое желание вряд ли возникло бы. Литераторы не самоубийцы. Ну, современные литераторы, во всяком случае.

Когда мы наполовину обогнули стадион, Перец снизил обороты и подал знак, чтобы мы не спешили, а шагали осторожно. Обогнули стадион окончательно и увидели ангар, а вокруг собачьи сарайчики. Я лично сарайчики всякие не люблю. Последний раз, когда углубился в подобную архитектуру, дело кончилось стрельбой из разных видов оружия. Но на сей раз стрельбы не случилось. Перец, как в кино, подал знак пальцами, только я не понял, что за знак странный. А Тытырин вот понял — опустился на пузо и пополз. Перец и сам пополз. И трубач. Мне тоже ничего другого не оставалось.

Мы проскребли животами через несколько клеток с замороженными собаками. Не скажу, чтобы это было приятно, хотя необычно и, конечно, обогатило мой опыт. Мороженые овчарки — странное зрелище. А вот в последней клетке была здоровенная южнорусская. Никогда не видел таких огромнейших псов. Перец на всякий случай потыкал его пальцем, подал нам сигнал, и мы все дружно укрылись за ней. Все вчетвером.

Вид из-за собаки открывался вполне нормальный. Ворота ангара. Закрытые. Ну, и перед воротами. Все, что надо.

Конечно, это был не медведь. Это была она. Ну, Лара. В довольно растрепанном виде. Видимо, шумовая граната ее все-таки зацепила. Она пыталась в данный момент разобраться в замке, но у нее ничего не получалось.

— Вот недотепа, — негромко сказал Перец. — Замок-то муляжный, а она его открыть пытается…

— Может, подойдем? — кивнул я в сторону Лары. — А то там еще что-нибудь взорвется…

— Подождем, — удержал меня Перец. — Мне интересно.

Он быстренько скосился на нашего нового товарища. Но тот вел себя спокойно, смотрел с надлежащим непониманием на лице. Может, он и на самом деле не шпион, а этнограф? Или этнолог. Исследователь жизни. У нас тут всякое случается…

Я вдруг подумал, что назвал здешние пространства «у нас». Надо же, для меня все окружающее уже «у нас». А что, собственно? Про те места, где я пребывал раньше, мне никогда не хотелось сказать «у нас».

Так вот, случилось со мной странное… не могу сказать откровение, но что-то близкое к тому. Да, лежа под дохлой замерзшей собакой, совершенно неожиданно я вдруг осознал, что это мой мир. Именно мой. Что тут я могу делать все, что мне нравится. А другой мир, за неведомой непроницаемой границей, вовсе не мой. Мир многих. Или немногих. Но не мой.

И я понял сейчас: мне совсем не по душе, что в мой мир лезут посторонние. Я про Ван Холла, разумеется. Но, с другой стороны, я и Перца перестал понимать. Правда, не очень-то понимал, а теперь так вообще…

Не, ясно, что Лариска приперлась сюда за своим горыном. За тем, которого мы сперли. И понятно, что Перец горына не хочет отдавать. Почему они не могут договориться? Такие милые, блин, ребята… Как сказала бы моя неизвестная бабушка — «такая красивая пара».

Может, потому и не ладят. Голубки, одно слово.

— Смотри, как старается, — прошептал Перец. — Упертая, как бревно…

— Упертость — хорошее качество, — возразил я, — его надо ценить.

— Всегда такая была, — продолжал Перец. — Сказал же ей тогда, чтобы не лезла, — все равно лезет. Сказал же…

— Мне идти? — спросил я.

— Куда? — не понял Перец.

— Туда, — кивнул я на ангар. — Пойду, дам в глаз. А могу и отсюда стрельнуть…

Я потянулся к кобуре.

— Погоди, — остановил Перец, — я сам.

— Сам стрелять будешь? Смотри только, у Дырокола отдача…

Перец прорычал чего-то и стал пристраивать на локте арбалет. Понятно теперь, зачем он арбалет взял не с болтами, а с дротиками.

Перец глядел в оптический прицел, а Лара продолжала ковыряться в замке монтировкой. Причем с каким-то отчаянием, мне ее даже жалко стало.

— Давай заканчивать, — бросил я Перцу, — надоело уже.

— Нет! — Перец схватил меня за руку. — Подождем еще немного.

Ну да, давно не виделись они, посмотреть еще хочется. Но все равно ничем хорошим не кончится.

Не знаю, сколько бы мы еще смотрели на эту красоту, час, наверное, выручил трубадур. Я совсем забыл про него, а он крикнул:

— Беги! Беги, Лара!

Прямо кино индийское, честное слово. Перец от неожиданности подпрыгнул и выстрелил. Дротик чирканул по железу ангара и дзинькнул в звезды.

Тытырин тоже подпрыгнул, боднул башкой замерзшую собаку, та со скрипом завалилась на бок. Прозайка попытался ее удержать, схватил, в руках осталась белая шерсть. Смешно.

Лара обернулась, и тут уж скрываться стало бессмысленно, мы показались. Восстали из-за дохлой собаки.

— Беги, Лара! — снова крикнул музыкант-этнограф. — Беги!

После чего прыгнул, оттолкнул меня и, проваливаясь в снег, поскакал к Ларе. Вот и спасай после этого этнографов… Никогда их больше не буду выручать, надоели. Вообще больше никому не помогу, стану жить наоборот.

Я выхватил Берту.

— Не стрелять! — приказал Перец и тоже направился к ангару.

Он проваливался еще глубже, чем спасенный Миклухо-Маклай, чуть ли не по колено. Но шагал. Еще и с Ларой разговаривал. Кричал ей:

— Лара, я же тебя просил! Я же говорил, что не надо ничего затевать! Они, все они, должны быть наказаны, ты же сама понимаешь! Их надо всех остановить…

Лара отбросила монтировку.

— У него самострел! — крикнул ей этнограф. — Осторожнее!

Он добрался до ворот и встал рядом с Ларой.

— Пашка, ближе тебе лучше не подходить, — предупредила Лара. — Стой!

— Я хочу поговорить…

— Мы уже поговорили. Ты ничего не хочешь понять, ты думаешь только о себе, о своей войне… Не подходи, я тебя прошу.

До ангара оставалось метров сто, Перец остановился. Мы с Тытыриным смотрели на все это чуть сверху.

— А она красивая, — оценил Тытырин. — Мне нравится…

— Воспой ее в поэме, — посоветовал я.

— Да-да… — Тытырин даже подался вперед.