Читать книгу "Король и спящий убийца - Владимир Гриньков"

– Тут такое дело, – сказал мне Мартынов. – Ты у нас уже едва ли не национальный герой, и получается, что с тобой очень выгодно дружить.

Он выразительно усмехнулся, и я понял, что он имеет в виду своего шефа.

– Еще немного, и предъявлять тебе какое-либо обвинение будет бессмысленно, никто не поверит в твою виновность. Героев не судят, их боготворят. И мой шеф, кажется, почувствовал, что момент настал.

– Момент для чего?

– Для удара, – пояснил Мартынов. – Я же тебе говорил: идет крысиная возня – клан на клан. В этой игре ты – что-то вроде козырного туза.

– Я не люблю, когда меня используют.

– Гордый, – оценил Мартынов.

– Чертовски.

– Но все же уважь старика.

– Какого старика?

– Моего шефа.

– Вы хотите, чтобы я отправился в прокуратуру?

– Ну зачем же? – проявил добрую волю Мартынов. – Он приедет сюда, к тебе.

Вот это была новость! Я по-прежнему прятался на квартире одного из деминских приятелей, и в эту запущенную берлогу, лично ко мне, был готов приехать человек, занимающий одну из высших должностей в прокуратуре. Я задумчиво посмотрел на Мартынова. Мое молчание он истолковал по-своему – как предложение раскрыть карты до конца.

– Он приедет к тебе фактически как частное лицо, – пояснил Мартынов. – И ты с ним просто побеседуешь в неформальной обстановке.

– О чем побеседую? Да еще с частным лицом! – Я начал заводиться. – Черт побери, прокуратура – это государственный орган или частная лавочка?

– Государственный орган, – мягко ответил Мартынов. – Но и там работают люди. Люди! Ты понимаешь?

– Не понимаю! – огрызнулся я. – Они о-бя-за-ны меня защитить!

– Нет проблем! – широко улыбнулся Мартынов. – На тебя уже совершено несколько покушений, и по фактам этих покушений возбуждены уголовные дела. В тех делах очень не хватает твоих показаний. Прокуратура готова их зафиксировать и принять соответствующие меры, но только ты будь добр – подъезжай в прокуратуру.

– Да вы издеваетесь! – вскинулся я. – Меня сразу арестуют!

– Но это уже по другому уголовному делу, – почти пропел Мартынов. – Все будет идти параллельно. Орехов будет заниматься делом о патроне, другой следователь – делом о покушениях на тебя. Все по закону, ты же видишь.

Мартынов перестал улыбаться, вздохнул и потрепал меня по плечу.

– Ты пойми одну простую вещь, Женя, – сказал он. – Они могут закатать тебя в тюрьму, и это будет так законно – хотя бы по внешним признакам, – что комар носа не подточит. Когда говорят, что у нас законы плохие, говорят неправду. Исполняемость законов плохая – это да. А сами законы – просто прелесть. Закон, который чиновник использует в личных целях, приобретает просто-таки убойную силу. Эффективность – сто один процент! И еще одна десятая, для верности. Используя закон, умудряются подмять любого человека, как бы высоко он ни летал. Один вчера был чуть ли не Генеральным прокурором – теперь хлебает щи на нарах. Другой выполнял конфиденциальные поручения самого президента – сегодня проходит сразу по трем статьям и вряд ли отвертится.

– Получается, что закона вовсе нет?

– Закон есть, – мягко поправил меня Мартынов. – Только нужно немного постараться, чтобы он трактовался в твою пользу, а не в чью-то.

«В чью-то» – это в пользу Орехова. Я понимал.

– Мой шеф осторожничает. Он готов принять твою сторону, но уж больно велик риск. Но и соблазн велик. Вот он и мечется. Если все пройдет гладко – он свалит тех. – Мартынов неопределенно махнул рукой куда-то за окно. – Если он где-то ошибется – те свалят его. Это как в спорте, – засмеялся Мартынов, – побеждает сильнейший.

– Что от меня требуется?

– Ничего! – с готовностью отозвался Мартынов. – Встреться, поговори.

Фактически он предлагал мне поучаствовать в сделке – в моих же личных интересах.

– Хорошо, – сдался я. – Везите вашего интригана.

«Интриган» оказался невысоким веселым старичком с обширной лысиной и внимательным, каким-то ощупывающим взглядом серых глаз. Если с него снять прокурорскую форму и облачить в темные брюки и светленькую рубашку навыпуск, он один к одному был бы похож на тех старичков пенсионеров, которые сидят на лавочках в скверах. Хотя рукопожатие у «пенсионера» оказалось на редкость крепким.

– Рад вас видеть! – сообщил он, ощупывая меня взглядом. – Люблю смотреть вашу программу!

От него как будто исходил какой-то холод. Такое ощущение бывает, когда общаешься с теми, кто имеет право распоряжаться чужими судьбами. Росчерк пера – и жизнь человека изменяется. Я едва удержался от того, чтобы не поежиться.

Поначалу разговор шел у нас ни о чем. И как-то незаметно, слово за слово, подобрались к теме, интересовавшей нас обоих.

– Знаю о ваших трудностях, – сказал мартыновский шеф. – Сочувствую. К тому же все время прятаться – не такое уж легкое дело.

Я кивнул в ответ, подтверждая, что он нисколько не ошибается.

– Ну и что же, Евгений… э-э…

– Иванович, – подсказал я.

– И что же, Евгений Иванович, так и просидите взаперти всю оставшуюся жизнь?

– Нет.

– А что – есть план? – оживился мой собеседник.

– В общем-то есть. Но пока ничего конкретного.

– А вот это зря. Ведь есть же выход! Могу подсказать.

Я изъявил готовность выслушать его.

– Надо прийти в прокуратуру.

– Но меня арестуют! – напомнил я.

– Пусть! Они сломают себе зубы на вас. Они так потом будут жалеть…

– Нет, – сказал я. – Мне такой вариант не подходит.

– Вы не будете одиноки. Я помогу вам, поверьте.

Мне был ясен его план. Он хочет ввести меня в игру. Бросить на съедение врагам. И когда те на меня накинутся, забыв об осторожности, он попытается их подмять. Он надеется, что на мою защиту поднимутся очень многие, дело застопорится, а он в это время демонстративно встанет на мою сторону. В итоге дело развалится, враги будут смяты и уничтожены, а звезда моего собеседника воссияет как никогда ярко. Великолепная перспектива. Особенно в теории.

– И какова же степень вероятности того, что лично для меня все это не закончится тюрьмой?

– Стопроцентно!

Я посмотрел ему в глаза. И смотрел долго-долго, пока он наконец не дрогнул.

– Точно вам говорю! – сказал он. – Ну, в крайнем случае – девяносто девять. Один процент я оставлю на форс-мажорные обстоятельства.

Вот сейчас он был честен – почти.

– Нет, – сказал я. – Девяносто девять процентов – это меня не устраивает.