Читать книгу "Смерть в рассрочку - Сергей Скрипник"

После повторного получения приказа эта мысль была первой и у Кондратюка: наплевать на приказ и провести операцию. Но он давно уже стал настоящим солдатом, и дисциплина взяла верх. Потом подумалось другое… Чем Ахмад Шах Масуд хуже этих сволочей, смело рискующих чужими жизнями в каких-то своих, не имеющих отношения к войне интересах? Не имеющих потому, что смерть Масуда несомненно ослабила бы силы вооруженной оппозиции. «Ладно, пусть живет», — додумал майор и усмехнулся, отлично понимая, что это не он решил сейчас судьбу наиболее талантливого военачальника оппозиции.

— Передай Марьясину и Верных, что операция отменяется, — распорядился он. — Уходим. Черных по пути уводит группу Дмитриевича.

Владимир передал приказ и свернул рацию.

— Уходим и мы, — сказал Кондратюк.

— Ну что за блядство такое, командир? — не выдержал Омелин. — Ни хрена не понимаю.

— Думаешь, я понимаю? — жестко усмехнулся майор.

Предыдущей ночью, разведуя пути отхода, люди из оставшейся на базе группы майора километрах в двух севернее стоянки в каменистых дебрях, где не было и метра горизонтальной поверхности, неожиданно наткнулись на хорошую вертолетную площадку. Под утро Кондратюк привел сюда людей и передал координаты подполковнику Жилину.

В ожидании вертолетов парни изредка лениво переговаривались. Но о непонятном, нелепом приказе, полученном в последнюю секунду перед началом операции, не было произнесено ни слова. Кондратюк отозвал в сторону Омелина и тихо сказал:

— Вот что, Володя. О том, что ты говорил после получения приказа, никому не болтай.

— Понял, командир, — так же тихо ответил Омелин. Когда они вернулись к остальным. Чернышев, отвечая на какой-то вопрос Марьясина, говорил:

— Я слышал, что детские дома военных лет были как колонии, только без вертухаев на вышках. Воспитатели избивали детей. Дети, собравшись кодлой, избивали воспитателей. И что там говорить о воровстве, если в наше время в детдомах голод заселяет воровать всех, кроме самых трусливых.

— Может, самых честных? — уточнил Михаил.

— А если ты честный, так не жри украденное другими. И вообще, там думать о честности все равно, что заботиться о сохранении цветов на минном поле.

Чернышев осекся, вспомнив об оставленных в долине минах, и виновато посмотрел на командира.

Лицо майора не выражало ничего, кроме равнодушия. Все заметили, что, вернувшись снизу, из долины, он словно надел маску какого-то отчужденного спокойствия.

— Кажется, летят, — прерывая наступившую неловкость, сказал Сергей Гамов. И действительно все услышали приближающийся шум винтов.

А вскоре из распадка между горных кряжей один за другим показались два МИ-8.

Час спустя Кондратюк появился в кабинете Жилина.

— Докладывать мне ты не обязан, да и не надо, — хмуро сказал подполковник. — Все сообщил ваш полномочный… полковник. Сослался на какие-то стратегические соображения командования. Думаю, он сам не в курсе дела. Не знаю, кто там в какие игры играет с Масудом. Но хочу узнать.

— А может не стоит, Семен Иванович, — сказал Кондратюк. — Возвращаю вам ваш же совет: лучше забыть.

— Молод ты еще мне советовать, — проворчал Жилин и спросил. — Как там твои?

— Огорчаются, что не пришлось пострелять, и радуются, что по ним не стреляли.

— Ладно, не заливай. Радуются. Как же! — хмыкнул подполковник. — Ты вон даже с лица спал. Не переживай, Игорь Васильевич. Тебе ни винить, ни корить себя не в чем.

— Знаете, какой-то писатель сказал о русском народе: «Он сам виновен в своих бедах, потому что терпел, а не боролся».

— Ты это брось! Слышишь, брось! — сердито прикрикнул Жилин. — Чтобы больше такого я от тебя не слышал, и другие тоже. Ишь, борец нашелся!

—25-

Через две недели Лепитр вручил Ермолину микропленку.

— Здесь если не все, то главное о связях вашего КГБ с нашей наркомафией, — сказал он.

— Спасибо, Луи. Большое спасибо, — искренне поблагодарил Анатолий Павлович.

— Мы встретились не так, как мне бы хотелось, — помолчав, заговорил Лепитр. — Но я рад, что встретились, и что я смог оказаться тебе полезным. И это несмотря на то, что я понимаю: ты и раньше мог, а теперь тем более можешь загубить мою карьеру и жизнь.

— Надеюсь, в эти «мог» и «можешь» ты не вкладываешь тот смысл, что я способен на это? — уточнил Ермолин.

— Позволь задать тебе вопрос, — вместо ответа сказал Луи.

— Ради бога.

— Ты не собираешься меня вербовать? Ведь сейчас я в твоих руках.

— Я был бы рад думать, Луи, что завербовал тебя в друзья, — ответил Ермолин. — Но, к сожалению, в друзья людей не вербуют.

— Ты же видишь, что иногда случается, — засмеялся Лепитр и сказал. — Надеюсь, теперь у тебя нет необходимости исчезать, как призрак.

— Нет, — улыбнулся Анатолий Павлович.

В последние дни Ермолина не оставляла озабоченность. Он несколько раз звонил домой в Москву, но даже ночью никто не подходил к телефону. Конечно, и Максим, и Лена, которая должна была приехать, взрослые люди, и мало ли какие у них могут быть дела. Но не до такой же степени, чтобы постоянно не ночевать дома. Это настораживало.

Все разъяснилось неожиданно и страшно. В два часа ночи по местному времени — как раз после дневного разговора с Луи Лепитром — зазвонил телефон в квартире, где жил Ермолин. Он еще не ложился и сразу снял трубку.

— Только не говорите, что я ошибся и на этот раз, — несколько заплетающийся языком произнес мужчина по-английски.

Это был пароль для двоих — Ермолина и его друга-сослуживца, с которым перед отлетом в Канаду генерал договорился о связи в экстренном случае.

— Кто вам нужен? — спросил Ермолин.

— Я звоню Джеймсу Гилсби.

— Вы ошиблись и на этот раз. Думаю, к утру вы разыщете своего друга, если еще не добавите виски или что вы там пьете.

Мужчина пробормотал какое-то вежливое английское ругательство и прервал разговор.

Вторая фраза звонившего могла быть любой и не имела никакого значения. Важно было одно: если друг позвонил, стало быть, произошло нечто экстраординарное. Ответ Ермолина означал, что для продолжения разговора ему необходимо некоторое время, чтобы подготовиться. Сейчас оно требовалось для того, чтобы нейтрализовать установленные людьми из своей же резидентуры подслушивающие устройства. Устанавливались они не специально для Ермолина, а для всех и каждого, кто мог оказаться в этой квартире. Сотрудники резидентуры понимали, что генерал-майора на таких вещах подловить не удастся, но таково было правило. А правила следует соблюдать, в разведке это окупается.

Телефон зазвонил через час. Узнав голос отозвавшегося Ермолина, друг без предисловий заговорил по-русски.