Читать книгу "Экспедиция в один конец - Андрей Молчанов"

К тому же, несмотря на их сегодняшнюю одностороннюю враждебность, Каменцев являл для него некий последний партнерский оплот. И его тайну Владимир решил уберечь.

— Да еще этот прибыл… нюхач, — продолжил Сенчук, задумчиво покусывая губу. — Не к добру…

— Кто?

— Да Прозоров этот…

— Вы все‑таки полагаете…

— А хрена ли тут полагать! — небрежно проронил Сенчук. — Ты, кстати, вот чего, Вова: войди с ним в контакт. По–простецки так, ненавязчиво, искренне… Распей с ним бутылочку, он ее тебе с восторгом, обещаю, выставит… Про жизнь свою ему расколись, как и мне… А он тебя разрабатывать станет, уцепится, ему ты — как бревно утопающему, вокруг — никого… Это нам с тобой расклад сил примерно ясен. В общем, такая задача: стать его доверенным человеком. Понял?

— Сказать, что я думаю? — заговорщически оглянувшись, спросил Владимир.

— Скажи, Вова, некоторое количество тишины нам не повредит, — степенно откликнулся Сенчук.

— Ну ладно вам… — с застенчивой укоризной произнес Крохин..

— Да говори, шучу я…

— Этот Уолтер… Если он что‑то узнал и испугался — вдруг и его как свидетеля?.. Уже на суше, имею в виду…

— Э–эх! — почесал затылок Сенчук; — Простота! Думаешь, стукнет властям? Да с ним уже все разъяснительные работы провелись! И кто он такой, Уолтер этот? Человек на виду. Ему на дно залечь, как подводной лодке, — на век не затаишься — батареи сядут, и не захочешь — всплывешь! Прямиком под торпеду! А потому героический его прыжок с борта арабом уже оплачен. И никакому пловцу–олимпийцу такой гонорар за поставленный рекорд не снился. Ты с ним себя не равняй. У каждого свои проблемы: у кого — жемчуг мелкий, а у кого — щи жидкие. Или думаешь, нам наперерез эскадренный миноносец со спецназом пошлют? Да если и пошлют! Пока семафорить нам будут и буквенный флаг с желто–черной шашкой поднимать — стоять, мол, смирно, бандиты! — контейнер уже ко дну уйдет! И Уолтер — парень не дурак, эту технологию разумеет, как живописец палитру! Со всеми оттенками, не говоря об основных цветах! А потому бортами с арабом уже разошелся. Со скрежетом, да. Но за помятую обшивку компенсацию получил.

— Так что же остается? Захват судна? — усиленно моргая, предположил Крохин.

— Ага. И Кремля, — усмехнулся Сенчук. — И Белого дома. Ума у тебя много! Смелость города берет. Но что с ними делать — не знает.

— Так все‑таки?!. — настаивал Владимир.

— Ты насчет Прозорова все уяснил? — произнес Сенчук устало. — Вот и займись его разработочкой. Общайся с ним, пусть думает, что он самый умный… Да и вообще с народом дружи… Вдруг подыщешь среди этой кодлы кандидатуру толкового соратничка?.. Хотя — навряд ли… Откуда в жопе алмазы? Но так или иначе, чем больше данных разведаешь, тем для нас лучше. А вечерком мы с тобой чайку заварим, включим приборчик и будем пасьянсы раскладывать… Может, интересную мозаику сложим… А дополнительное тебе домашнее задание такое: найди и заховай в укромный уголок какую‑нибудь трубу поувесистей. Поройся в трюме, там хлама много.

— И рыться не надо, — сказал Владимир. — Рядом с контейнерами и трубы валяются, и багор пожарный кривой, и лом…

— Большой лом?

— У–у! — сказал Крохин.

— Вот и заныкай его ненадежнее. Этим ломом, Вова, мы себе дорогу в новую жизнь проложим. Из чистого золота этот лом!

За сутки до достижения "Скрябиным" назначенной точки в таинственном Бермудском треугольнике, поздней тропической ночью, Сенчук и Крохин, согбенными тенями двигаясь вдоль палубы под мятным мерцанием ночного светила, проникли в технологический отсек судна, откуда открывался доступ к тур–бозубчатому агрегату, обеспечивающему оптимальное число оборотов гребного винта.

В руках Крохина, одетых в плотные резиновые перчатки, которыми снабдил его Сенчук, находился толстый, тяжеленный лом.

На вопрос Владимира, зачем нужны такие предосторожности, старпом ответил так:

— Это только в художественных фильмах мудрый шпион свои пальчики и на телефонах правительственной связи оставляет, и на рации подчиненных ему нелегалов! Для дальнейшего развития нервного сюжета. А мы с тобой, Вова, и в занюханном трюме не наследим, нам — чем меньше подвигов, тем интереснее жизнь!

Пройдя в отсек, злоумышленники замерли, оглушенные гулом гигантских вращающихся шестерен, в чьем движении сквозила всесокрушающая мощь.

Сенчук принял лом от помощника. Охолодев сосредоточенным лицом, примерился — и сунул его, как копье, в крутящуюся в бешеном вихре сталь, тут же отпрянув в сторону.

Визг и скрежет возмущенного металла буквально просверлили барабанные перепонки обомлевшего Крохина.

Затем раздался глухой удар, и лом, испытавший ужасающее воздействие круговерти многопудовых шестерен, свалился у переборки. Впрочем, теперь он более походил на изжеванную уродливую кочергу.

Технические звуки заметно ослабли, гул перешел в иную октаву, где звучала какая‑то визгливая нотка, сопровождаемая нерегулярным, но явственно–тревожным стуком.

— Против лома нет приема! Пословица права! — прислушавшись к стуку, произнес с ноткой озабоченного уважения Сенчук. — Привет подшипнику!

— Пламенный привет!.. — пробормотал Крохин.

— Да, эту лебединую песню черта с два исполнишь на бис! — сказал старпом. — Гребем отсюда! Сейчас грянет аврал! Ты видел, как бегают тараканы от мора? Нет? Значит, впечатлишься зрелищем… О! — Поднял к подволоку голову, различив ослабленный переборками истерический вопль сирены.

Выйдя на палубу, они услышали доносящийся со всех сторон торопливый топот матросских башмаков.

— И что теперь? — спросил Владимир, вглядываясь в антрацитовую ночную пучину, поглотившую инструмент диверсии. Все мысли и чувства тонули в гуле и звоне, еще стоявших у него в голове.

— Теперь нам срочно надо ковылять на малом ходу в гостеприимный ближайший порт, — сказал Сенчук, и в глазах его мелькнули шальные огоньки. Доложу тебе с прямотой хирурга–вредителя: судну предстоит охрененный ремонт… А ближайший порт находится — тебе это и дитя без запинки доложит, на глобус не глядя, — на территории США, Вова. Такие дела.

— А… доковыляем? — озабоченно спросил Крохин.

— Не на фелюге плывем и не на пачке "Беломора", до Америки дотянем! уверил его Сенчук.

КАМЕНЦЕВ

Каменцев проснулся от нахлынувшего, как ветер в распахнувшееся окно, беспокойства, толчком разрушившего непрочный, путаный сон. Приподнявшись на локте, всмотрелся в темень ночной каюты, ощущая колющую сердце тревогу, ставшую как бы неотъемлемой частью его существа.

Потикивал, фосфоресцируя стрелками, будильник, стоявший в изголовье, изредка потрескивали переборки, наполненные ровной монотонной дрожью от работавших дизелей, звякал еле слышно от перепадов в вибрации стоявший на откидном столике пустой стакан.