Читать книгу "Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл - Кейт Саммерскейл"

В письме утверждается, что Констанс еще девочкой читала Дарвина и скандализовала семью заявлениями о своем согласии с теорией эволюции.[129]Подобно Уильяму, Констанс находила отдохновение в мире живой природы. В сиднейском письме звери и иные существа предстают носителями свободы — лев, медведь, овца, обезьяна, сорока, тропические птицы, танцующие крысы, даже жертвенные слизняки и улитки.

После смерти матери Констанс пришла к убеждению, что «никому она не нужна, все против нее», что мачеха не замедлила и подтвердить. Как-то раз, когда Констанс приехала из школы домой, та встретила ее такими словами: «Ради себя самой тебе лучше оставаться в пансионе. Когда я сообщила, что ты едешь домой, одна из твоих сестер пришла в ужас от того, что приедет такая зануда! Так что, сама видишь, ты им не нужна». В письме говорится, что на мысль сесть на корабль с Уильямом и сбежать Констанс подталкивало чтение книг про то, как «женщины, переодетые мужчинами, зарабатывают себе на жизнь и остаются неразоблаченными до самой смерти». Она уговорила брата бежать вместе, а потом того «сочли дурным мальчишкой, сбившим другого с пути истинного».

В какой-то момент Констанс поняла, что ее мать, которую она привыкла высмеивать, никогда не была помешанной, скорее — святой. «Мать всегда была окутана какой-то тайной». Автор поясняет, что до Констанс постепенно дошло, что роман отца с гувернанткой начался давно, когда она, Констанс, была еще совсем ребенком. Задним числом ей раскрывались интимные подробности, хранившиеся от нее в секрете. Это возбуждало работу памяти и одновременно искажало ее всяческими подозрениями. Ребенком Констанс «спала в комнате, смежной с комнатой гувернантки. И та всегда запирала на ночь разделяющую их дверь. Спальня и гардеробная мистера Кента находились в противоположной части дома, и когда он уезжал по делам, гувернантка говорила, что ей страшно спать одной, и брала Констанс к себе». Однажды, находясь в библиотеке, мисс Пратт испугалась разыгравшейся грозы и бросилась к Сэмюелу. Он посадил ее на колени и поцеловал. «Нет-нет, не при ребенке», — вскрикнула она. Таким образом Констанс оказалась, сама того не осознавая, втянутой в любовные игры взрослых: она была свидетельницей их нежностей, спала рядом с запертой комнатой гувернантки, занимала место отца в ее постели.

Подобно героине повести Генри Джеймса «Что знала Мэйзи» (1897), Констанс была ребенком, «вынужденным видеть в детстве гораздо больше, чем может понять». Не в такие ли годы рождается страсть к расследованию — от страха или растерянности, от желания докопаться до тайн мира взрослых, пока лишь смутно мерцающих в сознании? Констанс читала следы, рассыпанные по ее детским годам, по фрагментам воссоздавала картину преступления (мать, преданная отцом), выявляла преступников (отец и гувернантка). Быть может, у любого детектива любопытство пробуждается в детстве, и любой остается пленником своего прошлого.[130]

В письме из Сиднея приводятся весьма любопытные сведения из семейной истории Кентов. Оказывается, у Констанс и Уильяма были так называемые зубы Хатчинсона; Уильям страдал от абсцесса в ноге; несколько их братьев и сестер умерли в младенчестве. «Зубы Хатчинсона» означают уплощенные резцы, что, как обнаружил в 80-е годы XIX века врач Джонатан Хатчинсон, является симптомом врожденного сифилиса. Он же может служить причиной ножной язвы («гуммата»), вызывает также смерть в младенчестве. Автор сиднейского письма намекает, что у первой жены Сэмюела был сифилис.

Сифилис — заболевание, наличие которого легко заподозрить задним числом и трудно доказать. Изабелла Битон и ее муж, Томас Харди и его жена, Бетховен, Шуберт, Флобер, Ницше, Бодлер, Ван Гог — считается, что все они были сифилитиками. В XIX веке эта болезнь — тогда неизлечимая — получила немалое распространение. И за способность мимикрировать, походя по своим признакам и симптомам на иные заболевания, принимать, подобно хамелеону, разную окраску, заслужила наименование «Великий Имитатор». Поскольку обычно она связана с распутством, жертвы предпочитали скрывать свой недуг, и тем, кому хватало денег для оплаты тайной медицинской помощи, нередко это удавалось.

Допустим, Сэмюел подхватил сифилис в Лондоне, и появившиеся симптомы — в первые несколько недель недуг проявляет себя безболезненными шанкрами, в основном на гениталиях, но потом начинается лихорадка, боли, сыпь по всему телу — вынудили его подать в отставку с должности на консервной фабрике и в 1833 году срочно направиться в Девоншир, чтобы на время скрыться. Если у него действительно был сифилис, то его желание уединиться понять нетрудно, как, впрочем, и то, что до 1836 года ему не удавалось найти новую работу.

На протяжении первых нескольких месяцев сифилис передается легко и быстро: при половом акте с женой бактерии, исходящие из шанкров на его теле, почти наверняка проникают через малейшие порезы или просто поры ее кожи (эти бактерии впервые удалось разглядеть под микроскопом в 1905 году; они известны как спирохеты — в переводе с греческого — «продергивание ниток»). Первая жена Кента вполне могла, сама о том не подозревая, передать болезнь детям еще в утробе. Беременность женщины, зараженной сифилисом, чаще всего заканчивается выкидышем, нередко ребенок рождается мертвым, а если все-таки выживает, то слабеньким, чахлым, тщедушным, почти не поддающимся кормлению. Чаще всего такие новорожденные умирают в младенчестве. Не исключено, что несколько выкидышей у миссис Кент, а также смерть четверых детей подряд как раз и объясняются сифилисом. Обычно дети от матерей, зараженных сифилисом, в первые годы не обнаруживают никаких признаков заболевания, но затем у них уплощаются резцы, искривляются ноги либо возникают другие симптомы, указанные Хатчинсоном. Возможно, говоря о свойственной герою его книги «несдержанности» — в выпивке, в расходах, в половой жизни, — способной оказать дурное воздействие на его детей, Джозеф Степлтон как раз и хотел дать понять, что всему виной сифилис.

Если это действительно так, то Сэмюел принадлежал к счастливому большинству тех, кто через год-другой после заражения не обнаруживает никаких новых симптомов болезни. А вот его жена вполне могла оказаться среди меньшинства, то есть среди неудачников, оказывающихся по прошествии ряда лет (обычно от пяти до двадцати) подверженными так называемому третичному сифилису. Природа его стала понятна лишь через много лет после смерти миссис Кент. Третичный сифилис часто обнаруживает себя душевными отклонениями и затем парезом, «частичным параличом» невменяемого. Это постепенный и неизлечимым процесс мозгового распада. Помимо поражения психики и обшей слабости, именно третичный сифилис мог стать причиной и ранней (в возрасте сорока четырех лет) смерти миссис Кент от заворота кишок: желудочно-кишечные заболевания тоже один из множества возможных симптомов сифилиса, а смерть, как правило, наступает через пятнадцать — тридцать лет после заражения.