Читать книгу "Сыщик - Роман Буревой"

– Отвезешь меня в город?

– Зачем? Опять пойдете в клинику к Василиду?

– Нет, Василид мне больше не нужен. Хочу потолковать с сержантом Бертраном. Так отвезешь? Сам я плохо справляюсь с машиной, – соврал Марк.

– На флайере «Клелии» я больше не полечу, – заявил вдруг Никола.

– Не понравилось?

– Машина отличная. Но я больше привык к нашей старой посудине. – Говоря это, малыш упорно смотрел себе под ноги.

– Хорошо, берем твою летучку, – уступил Марк.

Юный Корвин мог без труда управлять флайером, поскольку это делали его отец и дед. Но ему хотелось поговорить с Николой. Наедине. Желательно вне усадьбы.

* * *

Никола подготовил машину к полету за считанные минуты. О предстоящей отлучке Флакку лучше не говорить. Тот решит, что непременно должен сопровождать Корвина, так как отвечает за безопасность посланца сената. А Марк был уверен, что в присутствии Флакка из Николы не вытянешь ни слова.

На «старом корыте» Никола взлетел так же безупречно, как на новеньком летуне с «Клелии». Тут не было ментальной связи с искином, и пилоту приходилось постоянно держать пальцы на управляющей панели.

– Скажи, князь Сергей сильно переживал из-за того, что ему пришлось оставить космофлот? – спросил Марк, когда Никола задал направление полета и можно было немного расслабиться.

– Конечно. Иногда он делался сам не свой. Бесился из-за любой мелочи. Они и с княгиней из-за этого ссорились. Но он тут же прибегал мириться, и она его прощала.

– А княгиня?

Марк нарочно задал вопрос в столь неопределенной форме. Ему было интересно, что ответит Никола.

– Она тоже мучилась из-за того, что должна сидеть на планете. Но не так сильно, как Сергей. Любила рассказывать, как ее отец командовал «Сципионом». Рассказывала так, будто сама летала на линкоре. Я любил слушать. А князь – нет. Его эти рассказы задевали.

«Разумеется, задевали. Ведь Сергей командовал эсминцем», – тут же прокомментировал «голос предков». Как будто Марк сам не понял!

– Но взамен она получила любовь…

– Любовь?! – презрительно фыркнул Никола. – Неужели эта возня в постели может заменить звезды? Они решили не заводить детей, лишь бы иметь возможность вернуться в космос.

– Она сама тебе это сказала? – спросил Марк.

– Да, сама. То есть, нет… – Никола смутился. – Но я понял это.

– Князь Сергей любил детей?

– Не знаю, – отрезал Никола.

– А Влад?

– Что Влад?

– Влад любил детей?

– О, небеса! Влад-то тут при чем?

Орк… Нет, опять не то. Рядом, но не то.

– Можно узнать, как вы попали на службу князю? В доме живут и жили те, кто служил Сергею раньше. Тихон, Влад. Инна. А вы… вы ведь уроженец Психеи.

– Именно поэтому они меня и наняли. Им нужен был кто-то, знающий эту планету вдоль и поперек. Можно, мы больше не будем говорить об этом? Мне очень-очень больно… – лицо Николы сморщилось, как от физической боли. – После смерти княгини я не спал два месяца… И теперь, после вашего прилета, опять не сплю…

– Извините.

– Нет, ничего, я понимаю… это правильно, что вы ищете убийцу… – он запнулся. Хотел что-то добавить еще, но не стал.

«Только не найдешь», – подсказал голос.

«Найду», – сам себе (или не себе?) возразил Марк.

* * *

Марк велел Николе подождать в холле полицейского управления внизу, а сам поднялся в кабинет сержанта.

Тот принял посланца Лация с преувеличенной любезностью. Видимо, получил дополнительные инструкции от начальства, потому что вряд ли особа Марка могла внушить ему такое почтение.

– Данные о нападении живого корабля Неронии три года назад? Помню, помню о вашей просьбе, – закивал сержант Бертран. – Я все проверил. Но дело в том, что ничего по этому делу в нашем архиве нет. Я уже сказал, этот вопрос в компетенции военной полиции. А у нас если и были какие-то данные, то их стерли за ненадобностью.

– Тогда мне надо запросить военную полицию. Кто у них вел это дело? Вы знаете?

– Лейтенант Стирм.

– Я могу его видеть?

– К сожалению, нет. Год назад его застрелили во время разборки двух банд. Неронейцы сцепились с китежанами… Тут такое было!

– Кто работал со Стирмом?

– По-моему, он расследовал дело один.

– Неужели все пропало?

– Спросите у военных. Но вряд ли они вам помогут. Позвольте узнать, зачем вам это?

Однако Марк не торопился открывать свои карты:

– Есть одна догадка. Но всего лишь догадка. Пока.

Сержант Бертран кашлянул:

– Мне очень жаль, что на вас напал вчера автоматический страж. Пограничники разбираются с этим делом и держат меня в курсе.

– Благодарю. Откуда им управляли, вы можете уточнить?

– Управляли? Искины «стражей» действуют в автономном режиме. Хотя, конечно, любой из них может получить задание из штаба пограничной охраны или от управляющей базы нуль-портала. Мы проверяем, не было ли оттуда приказов, но пока ничего не нашли.

– Что ж, буду ждать вашего сообщения.

Марк не стал ничего говорить о своих подозрениях. Ему было интересно, что накопает Бертран самостоятельно.

* * *

Ночью ему приснилось, будто префект Корвин сидит на террасе и разговаривает со своим помощником Друзом.

Дело происходило на Лации. Вечер. Звезда Фидес катилась за горизонт. Воздух казался сиреневым, а горы – синими. Чистый ультрамарин, разлитый над золотыми увядающими виноградниками. Полосы сиреневого тумана висели над рекой. Отец держал в руке бокал вина. Пил маленькими глотками. Марк ощущал вкус вина.

– Урожай пятьсот четвертого года от основания Нового Рима. Год, когда я родился… – сказал отец.

– Я так и не понял, как вам удалось раскрыть дело об убийстве этого юноши? Ведь никаких данных не осталось, – вернулся Друз к прерванному разговору.

– Все нашлось в галанете. Ты зря относишься с таким презрением к галанету, – улыбнулся отец. – Не стоит сравнивать архивы с помойкой. Надо всего лишь уметь разрывать эти кучи. И отыскивать то, что тебе нужно.

– Разве там можно найти что-то стоящее? – пожал плечами Друз.

– Порой замечательные вещи. То, чего нет в полицейских архивах. Вернее, что уничтожили полицейские в своих архивах. Но галанет так устроен, что попавшую туда информацию уже невозможно уничтожить. Галанет бессмертен, и память его вечна. То, о чем всегда мечтали люди. Некоторые патриции называют его своим братом и питают к нему особую нежность. Как к живому существу.