Читать книгу "Новая Россия в постели - Эдуард Тополь"

А я — нет. Я стала встречаться с Игорем, своим будущим мужем, он был замечательный парень, курсант и почти офицер, как я раньше и мечтала, и все бы хорошо, но я чувствовала, что мое тело требует еще чего-то. И я решила мстить своему телу. Ведь наше тело и «я» — две разные субстанции, наше «я» очень часто мстит нашему телу. Например, в ситуации стресса, когда появляется конфликт, который невозможно решить. Допустим, несчастная любовь. Ты понимаешь, что тебя не любят, и с этим ничего невозможно сделать, это преграда, которую не пробить. А энергия конфликтная в тебе уже есть, и вот она меняет свое русло и вытекает в болезнь — «я» наказывает тело, энергия уходит на жратву, человек ест до тех пор, пока не начинает рвать. Нажирается и вырывает, нажирается и вырывает. Булимия — этим, как вы знаете, болела принцесса Диана. А есть еще анорексия невроза — это, наоборот, когда человек не может ничего есть. Это заболевание очень типично для высокообеспеченного общества, чаще всего анорексией болеют девочки-подростки в конфликтных семьях. Как это происходит? В конфликтных семьях женщины обычно несдержанные, кричащие, эмоциональные. А мужчины тихие. Но это совсем не значит, что кричащий провоцирует больше конфликтов, чем молчащий. Молчание мужа иногда гораздо больше заводит, чем крик. Но что в действительности получается? В действительности ребенок неправильно оценивает ситуацию. Для него кричащий — это сильный. А молчащий — слабый и поэтому хороший. И что делает ребенок, особенно девочка? Девочка влюбляется в своего папу А папа всем подтекстом своего молчания ей говорит: видишь, я лучше, чем твоя мама. И девочка вступает в коалицию с ним. Она не ест потому, что кухня у нее ассоциируется с матерью. И этим бойкотом еды, приготовленной мамой она выражает свою поддержку папе. Она может просто умереть от голода. И это очень серьезно — десять процентов смертности при этом заболевании, потому что лечить это очень трудно.

Я не знаю, зачем я вам это наговорила. Наверно, хотела показать, какая я умная и образованная. Хотя на самом деле моя булимия длится обычно не очень долго — до появления очередного мужчины. И здесь было то же самое.

Как-то я от скуки опять пошла в дискотеку в Дом офицеров. Или я знала, что там будет Игорь, — не помню. А что такое дискотека в военном городке? Это спортзал, приспособленный для танцев. Там нет люминесцентных лампочек которые хороши в ночном клубе «Феллини», когда двигаешься, а на тебе вся одежда светится — особенно белые вещи. Я, когда хожу в «Феллини», всегда надеваю что-то белое получается очень красиво. А тут обыкновенный спортзал с парочкой лампочек, закрашенных зеленой краской или желтой. И чем больше темноты, тем кажется лучше и романтичней. Вдоль стен стоят скамейки физкультурные, на них можно сидеть, если тебя никто не приглашает танцевать. А где-то в углу стоят две большие колонки и играет музыка. И один курсант, который за мной когда-то ухаживал, эту музыку включает. Как бы диск-жокей. А вся «танцплощадка» разбита на сектора. Негласные, но там это ясно и заметно. Здесь танцуют взрослые, здесь танцуют красивые девушки, а здесь — некрасивые. Чем ближе к колонкам, тем престижней, а чем дальше, тем люди менее ценятся.

Я пришла и стала смеяться над тем, как двигаются девушки Игоря, моего будущего мужа. Потому что он тогда еще не сделал свой выбор, он то со мной потанцует, то еще с кем-то. И меня это задевало, хотя я, конечно, именно на их фоне выглядела во сто крат лучше. А я этого не понимала и комплексовала. И тут ко мне подошел наголо бритый мальчик. И безумно красивый. Васильковые глаза. Очень худенький, рубашка с длинными и наглухо застегнутыми рукавами. Он вообще очень странно одевался — как во времена застоя. Но двигался очень красиво, слегка пошатываясь. На фоне дубоходящих солдат он в моих глазах явно выигрывал. Но когда он к кому-то подходил, от него шарахались. Я поняла, что он какой-то изгой, и решила проэпатировать публику — я с ним заговорила. Тем паче он сам ко мне подгреб.

И вот я стала с ним общаться, а он какую-то ахинею понес насчет цветов, красок мира. Бред сивой кобылы. Но я не слышала о чем он рассказывал, меня притягивали его невероятные глаза. Я стала с ним танцевать, его звали Олег, он двигался потрясающе. Я видела, как все окружающие на нас смотрят. Многие даже танцевать перестали. И я видела реакцию Игоря — все лицо перекошено. Думаю: ага, наконец, он заревновал меня! А когда кончился танец, мои подруги говорят: «Заканчивай это дело, пошли домой». И меня увели. И вдруг Игорь меня догоняет. «Как ты могла клюнуть на такое дерьмо?» Я говорю: «Почему я могла, это мое дело. Я много чего могу! А вот почему он дерьмо?» И тут Игорь стал мне с презрением рассказывать, что у этого Олега кличка Вор и что он всякую ерунду колет, нюхает, пьет. И что он в подвале собирается с какой-то шпаной, у них там сплошное отребье и вообще это самая убогая личность во всем городе.

А я в порыве все сделать Игорю наперекор уперлась: мол, он замечательный, самый лучший! Игорь говорит: «Ах так? Ну и иди к нему! Я тебя знать не хочу!» И ушел. Это было поразительно, потому что мой муж вообще очень умный и проницательный психолог, хотя и офицер. А тут он меня буквально сам к этому Олегу толкнул. Я стала с ним бегать куда-то в подвал, мы слушали безумную рок-музыку. Подвал был холодный, вонючий. И конечно, там были наркотики, причем не такие, как в Питере у Андрея, а очень грязные. И компашка мальчиков, которые то приходили, а то, боясь родителей и позора, не приходили. Так что настоящими наркоманами там были только я и этот Олег. Почему он был наркоманом, трудно сказать. Папа у него был генерал-лейтенант. Но меня всегда на грязь тянет, как мой муж выражается. Правда, этот Олег был художник великолепный, просто гениальный! Он мне показывал свои галереи в подвалах. Он безумно хорошо рисовал. Причем так тонко, такое чувство цвета! Но меня поражал даже не столько цвет, сколько невероятно плавные переходы от цвета к цвету.

Короче, я стала все чаще сбегать к Олегу в подвал «ханку» есть. А «ханка» — это такие доморощенные наркотики, хуже нет. Мы жгли костер на подносе, и нам было так кайфно, что потом Игорь находил меня в канавах, в блевотине и на руках нес домой. Потому что, как оказалось, мой уход к Олегу тактически был с моей стороны гениальным ходом. Игорь ужасно завелся, что этот никчемный, как он считал, подонок у него — почти офицера! — девушку отбил. И он решил вернуть меня любой ценой. Он приходил ко мне в институт, он сидел с моей мамой у меня дома, он был везде.

И я заметалась, конечно. С одной стороны — этот подвал «ханка», мальчик-художник и пара его друзей тоже как бы незаурядных: один мне стихи писал, а у второго, Максима, своя рок-группа — на старых барабанах и каких-то ложках-кружках. А с другой стороны — мое пуританское воспитание отличницы, мои доклады по психологии в институте, мои зачеты и этот Игорь, круглый отличник боевой и политической подготовки, гордость военного училища и прочее и прочее. При этом, учтите, я с этим Олегом любовью не занималась — не знаю почему. Наверно, мне просто не хватало какого-то его знака, движения. Он стеснялся раздеться, никогда не снимал рубашку с длинными рукавами, потому что все руки исколоты. Правда, он мне сказал: «Если ты будешь со мной, я брошу колоться». И правда бросил — для него наркота была только формой протеста против нашей гнилой провинциальной жизни. Но меня физически к нему уже не влекло, этот момент прошел. К тому же он был не очень аккуратным. У него рубашка дорогая, потому что папа генерал, но вечно она заляпана какими-то пятнами, брюки вечно порваны. В общем, мне это стало надоедать, я решила это дело оставить. А тут Игорь получил назначение в военный городок рядом с Подгорском, очень престижный и закрытый, потому что это ФАПСИ, какая-то служба космической связи. Он мне сказал: поехали посмотрим. Я поехала, а там у Игоря уже была, оказывается, комната, и он меня представил командованию, как свою невесту, и у нас с ним был там секс совершенно потрясный, мы там неделю прожили, как будто это уже медовый месяц.