Читать книгу "Всемирная история в сплетнях - Мария Баганова"

Композитор Гектор Берлиоз пил опийную настойку сначала из-за болей в желудке, потом для того, чтобы побороть бессонницу Он называл наркотик «Богом забвения» и это же название дал кульминационной части своей оперы «Троянцы».

Французский писатель и библиотекарь Шарль Нодье, переживший в детстве ужасы французской революции, тоже принимал наркотики. Он считал себя недостаточно талантливым, сравнивая свои произведения с романами других мастеров, и принимал опиум в качестве творческого подспорья. В его юности был период, когда близкие считали его почти сумасшедшим от злоупотребления опиумом, однако впоследствии Нодье сумел перебороть себя. Ему повезло: он устроился работать в библиотеку Арсенала, получив доступ к редким книгам, и нашел свое признание в библиографии.

Отголоском прошлого губительного порока стало лишь то, что до конца жизни он увлекался разнообразными медикаментами, принимая и рекомендуя друзьям, то одно, то другое «всеизлечивающее средство».

Проспер Мериме пристрастился к наркотикам во время путешествий по Ближнему Востоку, там он начал курить гашиш: «Я очень печалюсь, когда отправляюсь в путешествие, а в этот раз — особенно. Погода стоит прекрасная, и я, чтоб взбодриться, покурил гашиш, но напрасно. Мне обещали, что я побываю в раю и увижу гурий и Старика с небес, однако ничего не почувствовал. Вы знаете, что гашиш — это экстракт одурманивающей травы. На Востоке с его помощью люди несколько часов подряд превращаются в счастливейших существ на свете. Но нам это средство не подходит».

«Подошла» Мериме опийная настойка — лауданум. Во время службы при дворе Наполеона III и императрицы Евгении он привык прибегать к ней в случае неприятностей или плохого настроения и сам признавался, что почти отравлен опиатами.

Жертвы опиума

Томас де Куинси (1785–1859) родился в Манчестере в семье состоятельного торговца. Однако отец его умер очень рано, и забота о семье легла на плечи матери. Братья и сестры де Куинси не отличались хорошим здоровьем: им передался сведший в могилу отца туберкулез. Все они умерли один за другим, кроме Томаса. Несчастья озлобили его мать и сделали бедную женщину чрезмерно жесткой и требовательной, развили в ней склонность к мелочной опеке. С одной стороны, она старалась сделать все для своего единственного уцелевшего сына, а с другой стороны, не давала ему ни малейшей свободы. Томас получил хорошее образование, он великолепно знал греческий и поступил в один из колледжей Оксфорда. Интенсивные занятия и обычное для студента нерегулярное питание привели к развитию гастрита, который медики того времени лечили… опиумом. Начав принимать наркотик в восемнадцать лет, к тридцати годам де Куинси был уже законченным наркоманом, что в ту пору было совсем не редкостью.

«…трое уважаемых лондонских аптекарей (торгующих в весьма отдаленных друг от друга частях города), у которых мне приходилось еще недавно приобретать малые порции опиума, уверяли, что число охотников до него было в то время непомерно велико и что невозможность порой отличить тех людей, коим опиум был необходим в силу известной привычки, от приобретающих его с целью самоубийства доставляла опиофагам ежедневные неприятности и вызывала ненужные споры».

Умный, разносторонний, образованный, талантливый человек, он не мог регулярно работать из-за отравления организма опиумом: то и дело задумывал какие-то проекты и бросал их не закончив. Душевные страдания, недовольство собой де Куинси глушил все новыми и новыми дозами опиума. Приняв наркотик, он не впадал в сон или оцепенения, а отправлялся гулять по городу или шел слушать оперу. Музыка в сочетании с опиумным опьянением погружала его в мир грез и фантазий: «На меня пристально смотрели, кричали, ухмылялись, без устали стрекоча, мартышки и попугаи. Я вбегал в пагоды и был веками прикован к их верхушкам или томился в потайных комнатах. Я был идолом. Я был жрецом. Мне поклонялись. Меня приносили в жертву. Я мчался от гнева Брахмы через все леса Азии. Вишну ненавидел меня, а Шива подстерегал повсюду. Неожиданно я столкнулся с Изидой и Озирисом. Они сказали, что я совершил ужасное деяние, перед которым трепетали ибисы и крокодилы. Я жил тысячи лет, и меня хоронили в каменных гробницах вместе с мумиями и сфинксами, в узких подземельях, в сердце вечных пирамид. Меня целовали прокаженные пасти крокодилов. Меня проклинали неописуемо чудовищными проклятиями, и я лежал в тростниковых болотах и нильском иле».

В 1817 году де Куинси женился. За двадцать лет брака его жена Маргарет родила ему восьмерых детей, из которых пятеро умерли в младенчестве: из-за болезни отца они рождались очень слабыми.

Постепенно Томас осознал пагубность своей привычки и написал знаменитую «Исповедь англичанина, принимавшего опиум», которая была опубликована в одном из самых популярных лондонских журналов и имела огромный успех. Весь следующий год он не писал ничего, поскольку был занят более важным делом, пытаясь избавиться от вредной привычки и все время сокращая дозу наркотика. Это дало результат: в 1823 году ни один номер «Лондон Мэгэзин» не выходил без его статьи или заметки, однако окончательно расплатиться с долгами ему позволило лишь наследство, полученное после смерти его матери.

Томас де Куинси дожил почти до семидесяти лет, до конца жизни оставаясь наркоманом. На его поздних портретах явственно видны страшные следы разрушения, причиненные наркотиком.

Сэмюэль Тейлор Кольридж (1772–1834). Жизнь этого поэта из «Озерной школы» стала самой настоящей трагедией из-за его пристрастия к опиуму. Сын пастора из Девоншира, он разочаровался в своем классе, бросил Кембриджский университет, увлекся идеями Просвещения и принялся воспевать Французскую революцию. Но длилось это недолго: наступивший во Франции террор ужаснул его, молодой Кольридж вернулся в университет, с головой погрузившись в историю, в романтику, в поэзию…

Сам Кольридж утверждал, что зависимость от опиума выработалась у него в результате длительного лечения несварения желудка и опухоли колен, обвиняя во всем врачей-шарлатанов. Эту зависимость поэт считал худшим видом рабства, расценивая наркоманию как своего рода душевную болезнь. Он утверждал, что никогда не испытывал наркотического кайфа и вообще никакого удовольствия при приеме лауданума, но попытки отказаться от него приводили к появлению сильных болей. Традиционная мораль, привитая ему в детстве, заставляла Кольриджа терзаться жестокими угрызениями совести, но его слабой воли не хватало на то, чтобы отказаться от препарата.

Он женился, стал отцом — но продолжал полностью зависеть от наркотика. Его дочь Сара, ставшая поэтессой, выросла здоровой, а сын Хартли унаследовал не только талант отца, но и его психические отклонения.

В сорокалетием возрасте Кольридж чуть не умер от передозировки, рассудок его мутился. Поэта поместили в больницу в Бристоле, где держали под неусыпным надзором, постепенно снижая ежедневную дозу опия. Кроме того, бристольскими врачами был применен метод, лет на двести опередивший их время: они убедили Кольриджа написать и разослать нескольким своим близким друзьям письма, в которых он сознался в своем пагубном пристрастии. Эти письма сохранились, он писал, что был распят на кресте, чувствовал себя мертвым и захороненным, спускался в ад, но теперь поднимается наверх, пусть даже медленно и постепенно. Терапия дала свои плоды, наступило улучшение, но оставлять пациента без контроля было нельзя.