Читать книгу "Кузен Понс - Оноре де Бальзак"

— Врагов! — воскликнул Топинар.

— А у тебя трое детей, старший уже детские роли играет, я ему по пятьдесят сантимов разовых положил.

— Сударь...

— Не перебивай, — громовым голосом остановил его Годиссар. — И при всем этом ты хочешь уйти из театра...

— Сударь...

— Ты хочешь дела обделывать! В чужое наследство нос суешь! Да ведь от тебя только мокренько останется. Мне покровительствует его сиятельство граф Попино, человек высокого ума и железной воли, которого король призвал в свой совет, что было чрезвычайно мудро... Этот государственный муж, занимающий высокий политический пост, — я говорю о графе Попино, — женил старшего сына на дочери председателя суда господина де Марвиля, — это один из осмотрительных и уважаемых высших судейских чиновников, светоч судебного мира. Ты знаешь, что такое суд? Ну, так господин де Марвиль — законный наследник своего родственника Понса, нашего бывшего капельмейстера, на похоронах которого ты сегодня был. Я на тебя не в претензии за то, что ты отдал ему последний долг... Но ты потеряешь место, если будешь совать нос в дела уважаемого господина Шмуке; я, конечно, желаю ему всяческих благ, но, можешь быть уверен, отношения у него с законными наследниками Понса очень осложнятся. На немца-то мне плевать, а вот с председателем суда и графом Попино нельзя не считаться. Так мой тебе совет — не путайся в дела достойного немца, за него его немецкий бог постоит, нечего тебе брать на себя роль божьего помощника. Оставайся-ка на своем месте в театре! Так-то лучше будет!

— Я понял, господин директор, — сказал потрясенный Топинар.

Таким образом, Шмуке, ожидавший, что на следующий день к нему зайдет бедный театральный ламповщик, единственный человек, который пожалел Понса, лишился и этого посланного ему судьбой защитника. Проснувшись на следующее утро в опустевшей квартире, горемычный немец почувствовал всю тяжесть своей утраты. События предыдущих дней и хлопоты по похоронам вносили в дом суету, движение, которые как-то отвлекали от грустных мыслей. Но мрачная мертвая тишина, наступающая после похорон друга, отца или любимой жены, поистине ужасна, она леденит сердце. Непреодолимая сила влекла несчастного старика в спальню к Понсу, но там он не выдержал и убежал в столовую, где мадам Соваж накрывала стол к завтраку. Шмуке сел за стол, но кусок не шел ему в горло. Вдруг громко зазвонил колокольчик, и появились три черные фигуры, беспрекословно впущенные мадам Кантине и мадам Соваж. Впереди — г-н Витель, мировой судья, и его протоколист. За ними — Фрезье. После постигшего его разочарования с завещанием, составленным по всем правилам и выбивавшим у него из рук могучее оружие, которое он так дерзко выкрал, физиономия Фрезье стала еще более кислой, еще более противной, чем обычно.

— Мы пришли наложить печати, — мягко сказал мировой судья.

Шмуке, для которого эти слова были китайской грамотой, растерянно обвел взглядом всех троих.

— Мы пришли по заявлению господина Фрезье, адвоката, уполномоченного господином Камюзо де Марвилем, родственником и законным наследником покойного господина Понса, — пояснил протоколист.

— Коллекции вон там, в большом зале, и в спальне покойного, — сказал Фрезье.

— Итак, приступим. Прошу прощения, сударь, завтракайте, пожалуйста, не беспокойтесь, — сказал мировой судья.

Появление этих трех черных фигур повергло в ужас бедного немца.

— Сударь, — сказал Фрезье, вперив в Шмуке ядовитый взгляд, которым он гипнотизировал свои жертвы, как паук гипнотизирует муху, — сударь, вы сумели заблаговременно добиться нотариального завещания в вашу пользу, и вы, конечно, должны были ожидать, что со стороны родственников последует протест. Родственники не могут покорно ждать, пока их ограбит посторонний человек, и мы еще посмотрим, сударь, что победит — обман, мошенничество или родственники!.. Мы, как наследники, вправе требовать наложение печатей, печати будут наложены, и я хочу самолично удостовериться, что эта охранительная мера будет проведена строжайшим образом, и, как я сказал, так оно и будет.

— Господи боше мой, господи боше мой, чем я прогневиль небеза? — пролепетал бесхитростный немец.

— В доме про вас много всякого болтают, — сказала тетка Соваж. — Сегодня, вы еще спали, приходит тут какой-то франтик, в черном сюртуке и штаны черные, такой хлыщ, старший писец господина Аннекена, так он обязательно хотел вас видеть; да вы спали, уж очень вы после вчерашних похорон умаялись, вот я и сказала, что вы подписали бумагу господину Вильмо, старшему писцу господина Табаро, и чтоб он со всеми делами к нему шел. «Тем лучше, — сказал этот франтик, — я с ним договорюсь. Мы заявим о завещании в суд, предварительно представив его председателю». Я попросила его прислать к нам, как только можно будет, господина Вильмо. Не беспокойтесь, сударь, — добавила тетка Соваж, — найдется, кому за вас постоять. Не дадут вас в обиду. Господин Вильмо человек зубастый! Он им все раздокажет! Я уж и то поругалась с мадам Сибо: мерзавка такая, туда же, привратница, а наговаривает на жильцов, рассказывает, что вы надули наследников, держали здесь господина Понса взаперти, тиранили, что он был полоумным. Зато уж и я ее, пакостницу, отчитала. «Воровка, говорю, вот вы кто, и дрянь паршивая! Вас еще судить будут за то, что вы своих господ обокрали». Она и заткнулась.

— Сударь, — сказал протоколист, пришедший за Шмуке, — угодно вам будет присутствовать при наложении печатей на спальню покойного?

— Деляйте, што хотите! — ответил Шмуке. — Я надеюсь, што мне дадут умирать спокойно!

— Права умереть никого не лишают, — усмехнулся протоколист. — По части наследства я уж давно работаю, да что-то не случалось видеть, чтобы единственный наследник сошел в могилу следом за своим завещателем.

— А я зойду, зойду в могиля! — повторил Шмуке, чувствующий после стольких потрясений невыносимую боль в сердце.

— А, вот и господин Вильмо! — воскликнула тетка Соваж.

— Господин Вильмо, — взмолился несчастный старик, — я вас просиль представлять мои интерес...

— Спешу сообщить вам, — сказал старший клерк, — что с завещанием все в порядке, суд его, несомненно, утвердит, и вы будете введены в права наследства... Богачом станете!

— Я, богатшом! — воскликнул Шмуке в полном отчаянии, что его могут заподозрить в корыстных чувствах.

— А что там мировой судья делает, — спросила тетка Соваж, — зачем ему свечка и бечевка понадобились?

— А это он опечатывает, идемте, господин Шмуке, вы имеет право присутствовать.

— Ходите ви...

— Не пойму, зачем опечатывать, раз ты у себя дома и все твое? — сказала тетка Соваж, по-женски расправляясь с законом и переиначивая его на свой вкус.

— Ваш хозяин не у себя, голубушка, он у господина Понса, конечно, все здесь будет принадлежать ему, но наследник может получить все, что ему отказано, только после того, что на нашем юридическом языке называется введением в права наследства. Этот юридический акт исходит от суда. Если обойденные в завещании законные наследники подают протест против введения в наследство, начинается тяжба... А так как неизвестно, кто выиграет дело, все ценности опечатываются и в положенный законом срок нотариусы наследников и завещателя составляют опись имущества... Вот как оно полагается.