Читать книгу "Малая Глуша - Мария Галина"

– Что? – удивилась она.

– Ну… волки там, медведи… – Он улыбнулся, чтобы это прозвучало несерьезно.

– Волков вроде нет… – Она наморщила лоб. – Лисы есть. Косули. Кабаны. Вот с кабанами надо осторожно.

– Как я могу осторожно с кабанами?

– Ну, идите по тропинке. У вас фонарик есть?

– Есть.

– Ну вот, смотрите, куда идете. Послушайте, от клыков кабана погибает в миллион раз меньше народу, чем от автомобилей. В миллиард.

– От автомобилей – да, – сказал он медленно.

– Это просто, ну, по наследству досталось, от первобытных людей. Что в лесу надо бояться. А мы сами себе сделали жизнь гораздо страшнее. Вы лучше под ноги смотрите, тут могут быть гадюки.

– Ясно, – сказал он. – Гадюки.

– Укус гадюки редко приводит к смерти, – сказала она. – Хотя он, конечно, очень болезненный. Меня в детстве кусала гадюка, между прочим. Было очень больно. А еще тут водятся ужи. У них на голове два желтых пятна, по бокам. А у гадюки голова треугольная и сплошь темная. Вы идете или нет?

– А я к ночи дойду?

– Откуда я знаю? – спросила она раздраженно. – Вот, уже почти ночь. Вы хоть воду с собой догадались взять?

– Да, – сказал он. – «Поляна Квасова» называется.

Ему не хотелось уходить, как не хочется выходить зимой из теплой квартиры в утренний сумрак, когда по земле стелется поземка и в соседних домах горят окна. Тем не менее он встал, натянул куртку и вдел руки в лямки рюкзака.

Тропинка перед ним была светлой, а сосны вокруг – темными на фоне зеленоватого сумеречного неба. В лесу вообще темнело гораздо резче и страшнее, чем на открытой местности. Когда он последний раз был в лесу?

Он прошел несколько метров, прислушиваясь на случай, если она передумает и окликнет его, но позади было тихо.

Он какое-то время раздумывал, достать ли из рюкзака фонарик, но решил повременить. Дорогу пока видно, и то ладно.

Что-то темное выбежало на дорогу из кустов, он сначала вздрогнул, потом сообразил, что это еж. Еж двигался очень быстро и тихо, сосредоточенно пыхтел. Он пересек тропинку и исчез в кустах на противоположной стороне, слышно было, как он продирается сквозь них, шумно, энергично и эффективно.

Ежи вообще-то маленькие злобные убийцы. Но перед их обаянием трудно устоять.

Он думал о том, как Инна идет позади, чуть накренившись под тяжестью чемодана. Зачем ей такой тяжелый чемодан?

Тропинка взобралась на что-то вроде широкого земляного вала – корни сосен тут выступали наружу, вцепившись в сухую почву, – потом пошла под уклон, потянуло сыростью, крохотное болотце отразило быстро темнеющее небо, по которому наискось, словно надрез, прошла розовая полоса – след от реактивного самолета. Лягушки перекликались, издавая малоприятные звуки, словно неподалеку кто-то блевал.

Опять зашуршало в кустах, он повернул голову. На этот раз сквозь кусты ломился кто-то большой и темный. Он застыл, затаив дыхание, осторожно подавшись в сторону, прислонился к теплому сосновому стволу. Рюкзак упирался в дерево, как горб.

Наверное, надо перочинный ножик достать, он в наружном кармане, подумал он, но продолжал стоять неподвижно. Кто-то темный тоже стоял неподвижно, потом отпрянул назад, он услышал всплеск и хлюпающие звуки, словно в болотце кинули тяжелый камень.

Потом раздался женский смех, нежный и тихий.

– Инна? – спросил он в темноту тихонько.

Смех смолк, и снова раздался бумажный шорох осоки и – плеск.

Он еще немножко постоял, стараясь дышать тихонько, потом стащил рюкзак, расстегнул его, вытащил фонарик, потом складной нож. Нож он переложил в карман куртки, а фонарик подержал в руке и включил. На тропинку легло светлое, расходящееся кругами пятно, зато вокруг сразу стало очень темно, словно кто-то выключил небо.

Темнота придвинулась и охватила его со всех сторон. Он погасил фонарик и какое-то время вообще ничего не видел, кроме красных и фиолетовых прыгающих пятен, потом из глухой тьмы постепенно стало проявляться небо, лапы сосны четко вырисовывались на его фоне.

– Инна? – спросил он на всякий случай.

Смех вспыхнул еще раз и почти сразу перешел в тоненький, заливистый плач.

Он сделал шаг в сторону. Меж стволами деревьев, поверхность болотца маслянисто блеснула, прыгнула в воду вспугнутая его шагами лягушка. Небо темнело, по нему неслись сизые тряпичные тучи, сосны шумели, роняя сухие сдвоенные иглы.

Плач захлебнулся сам в себе и затих.

Он поколебался и вновь включил фонарик; сосны стали разноцветные, красные и зеленые, а небо – совершенно черным.

На поверхности болотца круг света от фонарика лежал как светлое плотное блюдце; он поводил фонариком, поймав в луч пляшущую над болотцем мошкару, потом пук осоки; вода у берега колыхалась, вылизывая илистую отмель, болото оказалось не таким уж маленьким, просто то, что он увидел раньше, было одним из его рукавов.

– Инна? – повторил он неуверенно.

Темнота вокруг давила, словно он накинул на голову черное драповое пальто.

Здесь было какое-то несоответствие, смеялась женщина в предчувствии любви, а плач был совсем детским. Наверное, какая-то птица, подумал он, откуда здесь ребенок?

Инна наверняка знала бы, какая из ночных птиц умеет так плакать.

– Эй! – крикнул он и наступил ногой на кочку. Нога тут же провалилась в зеленую жижу. Он попытался выдернуть ногу, но что-то там, в глубине, держало ее и не отпускало. Вода залилась в кроссовку, но это ерунда, хуже, что лодыжке вдруг сделалось щекотно, словно ее обшаривали быстрые пальцы.

Он резко развернул корпус, чувствуя, как что-то хрустит и двигается в позвоночнике, и уцепился за горбатый хилый ствол березки, неуверенно светлеющей на краю болота. Бумажная тонкая кора отслаивалась под пальцами. Как жену чужую, подумал он. Фонарик упал и покатился в траву, прочертив лучом вверх, по бледным листьям.

Грязь чавкнула и выпустила его.

Он ослабил хватку, отодвинулся, подобрал фонарик, трудолюбиво светивший в густой бледной траве, и пошел назад к тропе, хлюпая кроссовкой. Что-то мешало идти, он посветил под ноги и увидел, что шнурок на кроссовке развязан, и не просто развязан, а наполовину выдернут.

Выйду на тропу – перешнурую, подумал он и вернулся еще на пару шагов, ожидая, что вот-вот она появится, светлая, сухая.

Тропы не было.

Он посветил фонариком; были пучки осоки, болото, узколистые заросли кустарника над водой. Свет фонарика отскочил от ряски, как мячик.

– Проклятье! – сказал он вслух.

Березка росла на лысоватом холме, вокруг нее маслянисто блестела гладкая зеленая поверхность.

Но он же пришел как раз отсюда, нет?