Читать книгу "Записки нечаянного богача 2 - Олег Дмитриев"

баловство и суета! Невестка, поющая со свекровью на два голоса, с дочкой-внучкой на подпевках! Вот теперь я, кажется, видел всё.

Сзади неслышно, как им казалось, подошли сын и брат. И мы замерли в воротах, как три богатыря-дебила: один, забыв поставить на землю полные ведра, второй с топором и третий с двумя хрусткими вениками, дубовым и березовым, по одному в каждой руке.

Женщины в доме, мужчины во дворе. Народная мудрость не подвела. Очень мало в моей жизни было мгновений, которые хотелось бы остановить или задержать подольше с такой силой, как это.

* * *

Песни, прозвучавшие в этой главе, есть в плейлисте Димы Волкова, тут: https://music.yandex.ru/users/dontevenn/playlists/1010

Автор и герои по-прежнему благодарны и признательны за подписки, комментарии и «сердечки»!

Глава 24

Баня. Знакомство с соседями. Снова гармония

Этим вечером Боги, видимо, решили отдариться за всю суету и панику, щедро отсыпанные на неделе. Ушли на самое дно самого заднего из всех возможных планов все лезгины, серые кардиналы, коррумпированные разрешительные органы, офисы и персонал тех офисов. Как страшный сон забылись покатушки на броневиках, разговоры с горцами и про́клятые усадьбы. Даже Ланевский с его слайдами, таблицами и постоянной заботой о наших деньгах, представление о которых имел только он, вспоминался едва ли не с нежностью и теплотой.

Мы разнесли вещи по горенкам. Нам с Надей досталась светлая, в два окна, с кроватью с панцирной сеткой — так, кажется, называлась эта мелкая рабица, на которой я так любил прыгать до самого потолка в детстве, пугая старших. У противоположной стены стояла лежанка поу́же, которую памятливый реалист тут же опознал как кровать «Юность». Серый матрас, серая подушка — в точности такие, как у меня лет в семь-восемь. Как и из какого мебельного сюда попала эта кровать — было непонятно. Железные кровати с шишечками на столбиках по углам таких вопросов не вызывали. По ним было понятно, что они появились тут сами собой, естественным путём, стоило построиться дому. Вместе с ними сам пришёл и обеденный стол, покрытый потрескавшимся черным лаком сверху и облезающей оранжевой краской снизу. Так же, природным образом образовались на стенах полки, ящички и буфет. А сам дом строили вокруг печи, тоже явно выросшей тут на холме самостоятельно. По крайней мере, общая гармония и функциональность, какое-то спокойное умиротворение этого дома, где каждая вещь была на своем месте годами, если не веками, наводили именно на такие мысли. Вопросы вызвали почему-то только уже упомянутая кровать «Юность» и холодильник «ЗиЛ-Москва».

Последний здесь смотрелся, как телега на космодроме, или алтарь древних цивилизаций посреди современного автоматизированного сборочного цеха с роботами — очень неожиданно. Белый, с ещё вертикальной хромированной ручкой и гордой эмблемой на капоте. Назвать его элегантный фасад пошлым словом «дверца» язык не поворачивался. Если наш домашний серебристо-матовый Борман вызывал желание вытянуться и щёлкнуть каблуками, то этого хотелось обнять, сесть рядом, прислонившись к глянцевому белому боку, и никуда не спешить — так монументально и успокаивающе он действовал. Правда, только до тех пор, пока не начинал рычать, едва не подпрыгивая. Насколько я понял — работал он от солнечной батареи и ветряка во дворе. Больше розеток, проводов и лампочек в доме не было.

Петя с Антоном расположились в соседней комнате, с двумя койками вдоль стен. Она была поменьше и потемнее, с одним окном и здоровенным шкафом возле двери. Мама всё порывалась лечь на лавке в кухне, но путём сложных психологически-дипломатических упражнений была перемещена на лежанку возле печки. Кочегарить сильно не было ни смысла, ни задачи — серьёзных холодов по ночам, со слов Степана, в ближайшие пару недель можно было не опасаться. Поэтому протопил в основном для того, чтобы воздух стал чуть посуше, и для непередаваемого аромата человеческого жилья, с нотками дыма и еды, приготовленной на плите. В общем, к вечеру дом наконец-то напоминал именно дом, а не казарму, гостиничный номер или палату заброшенного пионерлагеря, как в самом начале. А перед ужином была баня!

Поговорка «кто в бане не бывал — тот жизни не видал» многим может показаться спорной. Я тоже так считал, кстати. Но факт, что из неё мы выходили не просто чистыми и отдохнувшими, а словно пронизанными духом и энергией этих мест, как будто прошли какую-то процедуру тайной инициации в местных жителей, сомнений не вызывал. Удивительно было всё: и что топилась эта таёжная баня «по-белому», и что в ней нашлись дубовые и эвкалиптовые веники, помимо березовых и крапивных, и что вода в озере была, кажется, теплая настолько, что макнулась после парной даже Аня. Парни начали было выделываться, кто дальше заплывёт, но тут справа под берегом что-то плеснуло, да так, что на мостки они оба выскочили едва ли не без помощи рук. Во внезапно рухнувших на озеро темноте и тишине это прозвучало страшновато. А когда наша вереница в белых, кажется, даже домотканых, простынях, потянулась из тёмной бани вверх на пригорок, в свете двух факелов — проняло даже меня.

Не знаю, когда здесь в последний раз парились люди, и когда — в первый, но то, что наша компания в таком виде легко могла находиться в любом из веков, от десятого до двадцать первого, наполняло душу каким-то восторженным трепетом, радостным восхищением. Не знаю, как ещё описать это ощущение легкой щекотки за грудиной и под коленками, покалывание в кончиках пальцев и перехватывающееся дыхание. Я слышал, что Аня у меня на руках тоже дышала через раз. В её глазах отражалась пляска моего факела — мы шли позади всех. Во взгляде иногда оборачивающейся через плечо Нади среди искр и огоньков проскальзывало что-то дикое и страшно манящее. Баня пропала во тьме позади, конёк крыши еле угадывался в темноте впереди нас, слабо различимый на фоне леса за ним. Шестеро в белых полотнищах, в неровных отблесках пламени, посреди танцующих теней, мы шли посредине ничего, сквозь нигде и никогда, чем-то похожие на героев книг Валентина Иванова, фильмов или мультиков по ним. И смерть была действительно не страшна ничуть. Пока не завыл волк.

Факел впереди выпал из дрогнувшей руки Петьки, шедшего первым. Он встал, как вкопанный, и заозирался по сторонам. В него уткнулся ускорившийся было Антон. За ними замерла мама, растерянно, испуганно и близоруко глядя широко распахнутыми глазами в темноту вокруг. Удивила Надя. При же первых звуках воя она скакнула с места метра на полтора назад, оказавшись рядом