Читать книгу "Первый любовник Англии - Кристина Додд"

Актеры уже отыграли две сцены, может быть, как показалось Роузи, с излишней поспешностью. Алейн Брюэр с большим чувством изображал Гертруду, мать Гамлета, Дики Джастин Макбрайд — Клавдия, Ричард Барбэйдж, ведущий актер придворной труппы, играл роль Гамлета так, словно родился принцем датским. Менее маститые актеры вроде Седрика быстро разыгрывали свои эпизодические партии, переодевались за кулисами и тут же снова выбегали на сцену в новом обличье.

— Джон Барнстейпл выйдет вместе с тобой, так что ты не будешь чувствовать себя одинокой. Кроме того, помни, я тоже рядом, — продолжил Шекспир, ободряюще похлопав Роузи по плечу. — Ну, с Богом! И играй так, чтобы у всех зрителей замерло сердце.

Роузи хотела что-то ответить, но дядюшка Уилл подтолкнул ее к сцене. «Господи! Мне уже что-то нужно говорить? Нет… Сейчас вступает Барнстейпл… А… Нет, он ждет реплики ее брата Ааэрта, он должен произнести первые четыре строки этой сцены».

Мешки на корабле, прощай, сестра.

Пообещай не упускать оказий,

И при попутном ветре не ленись

И вести шли[3].

Все, пора. Роузи набрала побольше воздуха и произнесла свои слова:

— Не сомневайтесь в этом[4]. — Ничего страшного не случилось.

Так, Джон Барнстейпл молчит и смотрит на Лаэрта. Теперь ей опять нужно открыть рот и сказать целых два слова: «Не более?»

Доски наспех сколоченной сцены скрипели под ногами. Вокруг стояли огромные канделябры, ярко освещающие актеров, однако места для публики тонули в темноте. Роузи казалось, что гробовая тишина зрительного зала поглощает воздух, и от этого начинает шуметь в ушах, а по спине бегают мурашки леденящего ужаса. Давняя спутница — паническая боязнь сцены — кажется, собралась вновь навестить Роузи.

Нет, ничего не выйдет. Сейчас ее время! Это время специально для нее, для Офелии! Как ни старалась она себя успокоить, из головы не выходила мысль, что никакая она не Офелия, а всего лишь Роузи. Роузи, трясущаяся от страха. Как в бреду, она отговорила еще семь строчек, обращаясь к Лаэрту, и на сцене появился сам дядюшка Уилл, играющий ее отца Полония. Роузи пришла в голову мысль, что после сэра Дэнни он действительно самый близкий ей человек, любящий ее, словно собственного ребенка. Дядюшка Уилл, то есть нет, Полоний, начал свой монолог, повествующий о страстном чувстве принца Гамлета. В голове Шекспира звучали те же самые нотки негодования, что и у сэра Дэнни, когда в реальной жизни он предостерегал свою приемную дочь от необдуманных поступков.

Наконец сцена подошла к концу, дядюшка Уилл улыбнулся, и Роузи убежала за кулисы, едва ощущая одобрительные рукопожатия своих товарищей.

* * *

Ворота во дворец Эссекса были широко распахнуты, и хотя из печных труб все еще вился легкий дымок, со стороны он казался всеми покинутым. Толпа мятежников, почувствовав ветер перемен, предпочла рассеяться. Похоже, даже слуги оставили дом графа.

Тони осторожно прошел ворота и направился через сад.

— Сэр! — окликнул его женский голос. — Сэр, до нас дошли какие-то ужасные слухи. Не могли бы вы объяснить нам, куда исчез милорд Эссекс?

Смеркалось, и Тони пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть в открытом окне второго этажа лицо леди Рич, сестры графа. По правде говоря, Тони не испытывал к ней особых симпатий, поскольку именно леди Рич постоянно подстрекала брата и будила в нем его неуемную гордыню и тщеславие. Но рядом с ней, спиной к окну и лишь бросая через плечо быстрые взгляды, стояла леди Эссекс — жена человека, чья придворная карьера началась так блистательно, жена того, кто стал величайшим предателем Англии.

— Не понимаю, почему дамы остались здесь, — поклонился в ответ Тони.

Леди Рич высунулась из окна еще сильнее.

— Ба! Да вы же сэр Энтони Райклиф, капитан королевской гвардии! И вы должны отлично знать все последние события.

— Конечно, миледи! Но в первую очередь мне хотелось бы знать, освобождены ли люди из Тайного совета.

— Да, сэр. Все они освобождены час назад и находятся в добром здравии.

— Ну что же, миледи, — Тони приподнял одну бровь, — боюсь, что мои новости окажутся не так хороши для вас. Все кончено. Лондон отверг своего кумира — сам архиепископ настоял на этом, и Эссексу пришлось спасаться бегством.

Леди Эссекс издала пронзительный вопль, но сестра графа продолжала сохранять бесстрастный вид.

— Где же он скрывается, сэр Энтони?

— Очень надеюсь, что здесь, миледи.

Бросив на него гневный взгляд, леди Рич захлопнула окно. В Тони почему-то вселилась уверенность, что ее вещи уже собраны, и через несколько минут обе леди покинут этот дом, чтобы никогда в него не вернуться. Да, поистине графа Эссекса покинули все.

Теперь им интересовались только те, кто должен был поймать его и доставить к королеве. Пройдя дом и конюшни, Тони пересек сад и очутился около ворот, ведущих к Темзе. Река, обычно кишевшая лодчонками и торговыми судами, сейчас была пустынна. Лишь одинокая лодка с одним-единственным пассажиром быстро приближалась к берегу. Старательно борющийся с течением лодочник сидел спиной к Тони, но второго, рыжебородого, сидящего лицом, Тони узнал сразу. Притаившись в кустах, он стал ждать.

Наконец послышался плеск мерно бьющих по воде весел, затем легкий удар дерева и звяканье отсчитываемых монет. Эссекс что-то пробормотал лодочнику и направился по тропинке. Тони, выждав немного, двинулся следом.

Граф шел медленно и словно неохотно. Вернуться сюда, помня, что всего лишь утром это место было полно единомышленников, казалось немыслимым. Вернуться и посмотреть в глаза двум женщинам — жене и сестре — было для него слишком унизительно. Тони очень надеялся, что поверженный Эссекс находится в таком состоянии, что не станет оказывать сопротивления. В доме оставались только две женщины и собаки графа, так пусть первые его отвергнут, а вторые набросятся, чтобы разорвать на куски!

Эссекс неожиданно оглянулся, и Тони выступил вперед. Лицо графа исказилось до неузнаваемости — зубы обнажились в ужасной ухмылке, пальцы, казалось, превратились в скрюченные когти.

— Ты! — Он не находил слов. — Ты, внебрачный ублюдок! — Эссекс стал похож на матерого волка, но, встретившись взглядом с Тони, понял, что превратился из охотника в добычу. Истошный вопль графа был лишь предсмертным криком раненого зверя. Он вдруг кинулся к дому и, вбежав, захлопнул за собой дверь.

Сзади, со стороны Темзы, послышались голоса и удары лодок, пристающих к берегу. Тони оглянулся, и через несколько секунд перед ним предстал сэр Роберт Сидней, лорд-адмирал Ее Величества.

— Сэр Энтони, — властно спросил Сидней, — он здесь?