Читать книгу "Дао Дзирта - Роберт Энтони Сальваторе"

мне, что его по–прежнему терзают сомнения и страхи, и я рассмеялся в ответ.

Потому что, мой друг–полурослик, сомнения и страхи свойственны всем представителям разумных рас.

Это существует где–то в глубине коллективного сознания, бранится и ворчит, жалуется, нашептывает тревожные слова.

Сначала на дне котла появляются крошечные пузырьки недовольства; они остаются там, никем не замеченные.

Все тихо.

Потом они всплывают на поверхность. Сначала их возникает несколько, потом еще несколько, а потом - целый каскад.

Наступает критический момент, когда лидеры должны все как один взять себя в руки и успокоить брожение, «снять котел с огня». Но слишком часто амбициозные оппозиционеры подливают масла в огонь, смущают граждан, распространяют злобные слухи.

Истинны эти слухи или нет, не имеет значения; отрицательное впечатление остается.

Пузырей становится все больше, и вот наконец вода закипает, в воздух поднимается пар, унося с собой души многочисленных жертв, которые должны погибнуть в этой симфонии смерти, среди этого гнева, ищущего выхода.

В этой войне.

Я видел, как это повторяется, множество раз за свою жизнь. Иногда война была справедливой, но чаще всего это был конфликт бесчестных противников, которые прикрывали свои истинные цели красивой ложью. В этом круговороте несчастий и смертей воина чтут высоко, и флаг его гордо развевается над головой. И никто не задает ему вопросов ни насчет целей, ни насчет его методов.

Вот как общество упорно подкладывает мину под собственный «котел с водой».

А когда все заканчивается, когда дома превращаются в кучу мусора, а кладбища переполняются, и на улицах гниют трупы, мы оглядываемся назад и спрашиваем себя, как же мы дошли до этого ужаса.

В этом и состоит величайшая трагедия - в том, что мы спрашиваем себя о причинах только после того, как испытали все ужасы войны.

Разрушенные семьи.

Убитые дети и женщины.

Но как судить о войне с чудовищными захватчиками, о войне против орков и великанов, которые более сильны и жестоки, чем остальные расы? Кэтти–бри, при громогласной поддержке Бренора, пыталась убедить меня, что эта война отличается от других, что этих существ, по словам самой Миликки, нельзя рассматривать наравне с разумными, добрыми расами. Нельзя даже судить о них так, как мы судим о разумном, но отнюдь не добром обществе, вроде моего народа. Орки и великаны отличаются от нас, уверяла меня Кэтти–бри, потому что их мерзкий образ жизни - не результат влияния преступного общества. Причина лежит гораздо глубже, в самой природе этих тварей.

Тварей?

Как легко слетает с моих губ это уничижительное слово, когда я говорю об орках и гоблинах. Но мой собственный жизненный опыт убеждает меня в обратном - как, например, тот случай с Нойхаймом, рабом–гоблином.

Все это слишком сложно, и, угодив в кипящий котел, я отчаянно цепляюсь за слова Кэтти–бри. Мне нужно верить в то, что те, в кого я стреляю, кого зарубаю мечами, не способны к раскаянию, дурны, неисправимы, что цель их жизни - уничтожение.

А иначе как мне смотреть на свое отражение в зеркале?

Признаюсь: я испытал облегчение, когда, появившись на Серебряных Пустошах, обнаружил, что Королевство Многих Стрел развязало войну.

Испытал облегчение, увидев, что началась война…

Можно ли представить себе нечто более странное? Как может война - любая война - вызвать чувство облегчения? Это трагическая неудача добрых ангелов, потеря разума, способности чувствовать; момент, когда душа уступает низменным инстинктам.

И все же мне стало легче, когда я увидел, что войну начало Королевство Многих Стрел, и я солгал бы самому себе, если бы вздумал это отрицать. Я был рад за Бренора, потому что, уверен, он сам начал бы войну, и тогда неизбежное несчастье легло бы тяжким бременем на его плечи.

Мне стало легче и за Кэтти–бри, потому что она так решительно и бескомпромиссно заявляет, что для орков не существует исправления.

Так она толкует песнь богини.

Но ее толкование поколебало мою веру в эту богиню.

Кэтти–бри не настолько уверена в себе, как хочет показать. Прежде, когда мы еще не видели ужасов войны, голос ее звучал тверже. Но все изменилось после того, как мы, прячась за стенами Несма, ожидали следующей атаки, нового витка насилия. В те дни с помощью огненных шаров и огненных элементалей она уничтожила немало врагов, и поступила совершенно правильно, потому что защищала жителей города.

И все же ее прекрасное лицо постоянно нахмурено, в голубых глазах ее я замечаю боль и, несмотря на ее улыбку, вижу, что на душе у нее тяжело. Она продолжает придерживаться поучений Миликки и своих собственных заявлений, и заклинания ее смертоносны. Но каждая смерть, случившаяся в городе или за его стенами, лишает ее покоя, вновь ранит сердце, разрушает ее надежды.

- То, что случилось, то случилось, - повторяет Атрогейт, расхаживая по парапетам.

Но на самом деле «то, что случилось» - вовсе не то, чего желает Кэтти–бри, и поэтому война причиняет ей сильную боль, и сильнее тела страдает ее душа.

Но я рад за Кэтти–бри. Это одна из причин, по которым я люблю ее.

Итак, я чувствую облегчение, думая о своих дорогих друзьях, об их сердцах и шрамах, которые оставит эта война. Война всегда оставляет шрамы. И все равно мне причиняет горе мысль о смертях, жестокости, просто бессмысленности этой войны на Серебряных Пустошах.

Если рассматривать победу как нечто лучшее, нежели ситуацию, существовавшую до начала конфликта, то становится ясно: сейчас победителей не будет.

Я уверен в этом.

Месть Железного Дворфа

Потерянные снова

Кажется, мои друзья вовлечены в паутину повторяющегося ночного кошмара. Двое моих дорогих вернувшихся товарища, и новые спутники, с которыми я путешествовал последнее время. Так много раз я - мы - оказывались на краю безысходности. Превращенные в камень, захваченные могущественным некромантом, похищенные дроу и даже встретившие свою смерть.

И теперь мы снова вместе. Временами, мне кажется, что боги смотрят на нас, вмешиваясь в течение наших жизней.

Или, быть может они смотрят на нас, лишь играя нашими судьбами.

Теперь мы снова стоим у этой черты. Реджис и Вульфгар пропали в туннелях Верхнего Подземья. Казалось, было что-то окончательное в их исчезновении, когда дьявольская ловушка вернулась на свое место. Мы услышали,