Читать книгу "Почему сердце находится слева, а стрелки часов движутся вправо. Тайны асимметричности мира - Крис Макманус"

способствовать умению рисовать или, может быть, искусному владению мячом в спорте. В числе минусов может быть неуверенное ориентирование на местности или неуклюжесть в определенных действиях, но до тех пор, пока преимущества при выполнении одной задачи перевешивают минусы, возникающие при выполнении других задач, необычная организация мозга может оказаться полезной данному человеку. Другой пример: если модуль распознавания эмоций окажется не в правом, а в левом полушарии, рядом с областями, контролирующими устную или письменную речь, это может проявиться в поэтическом или актерском даре. Еще один пример: если типично левополушарный модуль, участвующий в символической обработке языка, окажется в правом полушарии рядом с модулями, связанными с обработкой трехмерного пространства, это может способствовать занятиям некоторыми областями математики, например топологией.

Хотя выгодные сочетания модулей могут чаще встречаться у левшей, а точнее, у носителей генов DC, как правшей, так и левшей, это не значит, что левши в целом в чем-то совершеннее правшей. Представьте, скажем, что песни лучше сочиняют те, у кого в правом полушарии оказывается модуль, обычно связанный с произношением и интонацией и работающий в левом полушарии наряду с другими модулями, обрабатывающими значения слов. У левшей такое сочетание будет встречаться чаще, чем у правшей. Однако у левшей также чаще будут встречаться и многие другие комбинации модулей, большинство из которых не принесут пользы при написании песен, а некоторые лишь ухудшат эту способность. Таким образом, в среднем левши способны сочинять песни не более, чем правши. Среди талантливых авторов песен левшей может быть больше, но левшей, не умеющих писать песни, тоже больше. Теория случайной церебральной изменчивости говорит не о способностях средних правшей и левшей, а о повышенной вариабельности среди левшей, а в главе 8 показано, что церебральная изменчивость – один из немногих несомненных фактов, касающихся леворукости, особенно в связи с языком.

До сих пор главное внимание в этой книге уделялось особенностям праворуких и леворуких индивидов. Однако в человеческих обществах люди не живут в полной изоляции, а, напротив, взаимодействуют в социальном плане. И когда нужно выбирать правое и левое, особую важность приобретают именно способы взаимодействия между людьми. Об этом – в следующей главе.

10. Косцы на лугу

В 1871 году Томасу Карлейлю (рис. 10.1) было семьдесят шесть. Этот, по мнению многих, великий старец английской словесности царил в английской критике и мысли уже сорок лет. На пике его влияния, в феврале 1840 года, Эмма Дарвин, жена Чарльза Дарвина, писала о нем своей тете Джесси:

«Я, как и весь мир, читаю Карлейля. Он восхищает и выводит из себя. Его «Чартизм» – что-то вроде памфлета об Англии. Он полон сострадания и добрых чувств, но совершенно неоснователен. Чарльз продолжает его читать и высмеивать. В любом случае с ним очень приятно беседовать, он очень прост, и я вовсе не считаю его сочинения такими».

Обширное и разнообразное наследие Карлейля включает биографические и исторические сочинения, переводы, лекции, социальную критику и огромную переписку. Его взгляды часто вызывали противоречивые отклики, а в статье о рабстве они оказались столь крайними, что оттолкнули даже его самых стойких сторонников. В 1866 году, после сорока лет бурного, но не лишенного счастливых моментов брака, умирает жена Карлейля Джейн Уэлш, которой он часто пренебрегал, но которую по-своему любил. А в 1871 году он пишет свои «Воспоминания», настоящий гимн Джейн, который был опубликован в 1881 году, всего через три недели после смерти самого Карлейля. Он был глубоко несчастлив. «Мрачный, бессолнечный – вот каким вижу я этот почти опустевший мир», – писал он о своих чувствах. Отчасти причиной меланхолии стала утрата всех дорогих ему людей, отчасти – его собственная немощь. Случилась величайшая трагедия для писателя – он больше не мог писать[346].

Правая рука Карлейля «взбунтовалась», и писать он мог только «с кляксами и ошибками». Как он писал в эссе о чартизме, «Разве не ужасно видеть… сильного человека с искалеченной правой рукой?». Дрожь стала заметной весной 1863 года, а в марте 1869 года на нее обратила внимание королева Виктория во время встречи с Карлейлем. Биограф Карлейля Фруд описал его симптомы так:

«В правой руке начиналось дрожание, затруднявшее письмо и грозившее сделать его вовсе невозможным. Дрожали мышцы, и рука непроизвольно дергалась, когда он пытался что-то ею сделать.

Рис. 10.1. Томас Карлейль в своей звуконепроницаемой комнате в доме на улице Чейни-Уок в Лондоне. Здесь ясно видно, что он правша

Хотя спустя 130 лет трудно поставить диагноз, но, вероятнее всего, это была болезнь Паркинсона. В мае 1870 года Карлейль хорошо описал свое состояние в письме брату Джону, написанном синим карандашом, потому что пером он пользоваться больше не мог:

«Мрачно, печально, задумчиво, безмолвно оглядываюсь на то, чего не изменить, и впереди вижу неизбежное и неотвратимое… с тех пор как я лишился власти над письменным словом и фактически потерял способность заниматься своим ремеслом – единственным, чему я научился. Лишиться правой руки – огромная потеря».

К октябрю 1870 года наступило «самое худшее»: ему трудно было даже выпить чашку чая. В начале июня 1871 года он снова упоминает «ужасную потерю» правой руки. «Увы! Увы! Ведь я бы мог еще трудиться, если бы была у меня рука, но приходит ночь, когда никто не может делать»[347]. Чуть позже, в том же месяце, он передал Фруду большую пачку бумаг, над которыми больше не мог работать, – это были «Воспоминания»[348].

Утром 15 июня 1871 года Карлейль вышел на свою обычную прогулку. Соседи безошибочно его узнавали: он медленно шел по набережной Челси в сторону города, глядя прямо под ноги, погруженный в размышления. Ночь накануне была беспокойной, как писал он в своем дневнике: «Сегодня утром вышел, невыспавшийся и хмурый, в погоду ветреную и ясную». Во время этой прогулки его думы, вызванные, возможно, «взбунтовавшейся» правой рукой, обратились к более обширным следствиям праворукости. Это было уже не впервые: «Я часто задумывался об этом»[349]. Его дневник сохранил мысли, которые «никогда не были так ясны, как этим утром»:

«Всякий, кто видел, как три косца, один из которых левша, безуспешно пытаются работать вместе, наблюдал, как простейшие вещи оказываются невыполнимыми – и это коснулось бы всего человечества, если бы не преобладание правой руки».

Сегодня, в век механизированного сельского хозяйства, этот образ далек от нас. Но, возможно, знаменитый эпизод из «Анны Карениной» Толстого поможет нам лучше представить себе эту картину:

«Еще с горы открылась ему под горою тенистая, уже скошенная часть луга, с сереющими рядами и черными кучками кафтанов, снятых