Читать книгу "Уроки магии - Элис Хоффман"

Ханна Деккер услышала имя Марии Оуэнс случайно: женщины говорили о ней украдкой, думая, что их не услышат. Ханна не верила в ведьм и никогда не сталкивалась с Непостижимым искусством, но ничего больше не оставалось, пришлось хвататься за соломинку, сколь нелепо бы это ни выглядело. Ханна была готова заплатить любую цену за лечение.

– Когда ваша дочь поправится, тогда и решите, сколько это стоит, – сказала Мария, взяв плащ и черный мешок с травами.

Мария была готова получить плату за лечение, но не золотом и серебром. «Спаси жизнь – выиграй жизнь». Она знала репутацию Йонаса Деккера, видного священника, уважаемого как голландской, так и британской общиной. Он жил в Бостоне, но гораздо уютнее чувствовал себя в Нью-Йорке, где люди мыслили более свободно.

Зная, что девочка очень больна и прикована к постели, Мария сама зашла к Деккерам, что делала очень редко. Большой семейный особняк превратился в дом скорби с задернутыми алыми шторами, погашенными свечами и фонарями. Слуга провел Марию наверх, в тускло освещенный холл, и попросил подождать. Картины голландских художников рядами висели на обшитых деревянными панелями стенах, полы покрывали французские ковры ручной работы. Но богатство не служило защитой от горя; когда Мария вошла в спальню, она испытала сострадание к пациентке, бледной десятилетней девочке по имени Аннеке, которая корчилась от боли. Ее лихорадило, постельное белье промокло до нитки, нежное личико исказилось. Мать девочки не могла смотреть на нее без слез. Ей ставили бесполезные пиявки и банки, и доктор Ван дер Берг оказался в безвыходном положении, пытаясь поставить диагноз. Он был хорошо знаком с болезнями, встречавшимися в Голландии, Нью-Йорке и Колонии Массачусетского залива, но эту девочку поразило тропическое заболевание. Мария сразу же распознала костоломную лихорадку, болезнь, обычную в Вест-Индии. Деккеры ездили на Арубу[49] навестить родственников. Когда Мария расспросила Ханну поподробнее, та рассказала, что дети гуляли на морском берегу жаркими летними вечерами, когда тучи москитов закрывали небо.

Мария выбрала несколько высушенных и свежих трав, которые должны были помочь девочке наверняка: засушенные синие фиалки – для настойки от язв во рту, корень липы и тысячелистник – от учащенного сердцебиения: сердце стучало так сильно, что девочка держалась руками за грудь, опасаясь, что оно вырвется наружу. К счастью, тава-тава была у Марии под рукой, она выращивала эту траву в горшках на подоконнике на случай рецидива болезни Самуэля Диаса, хотя и не слишком верила, что он когда-нибудь вернется. После отъезда от него не было ни одного письма.

Болезнь девочки Деккеров оказалась гораздо более запущенной, чем когда-то у Самуэля. У нее началось внутреннее кровотечение, даже слезы, когда она плакала, были красными. На руках и ногах расцвели пурпурные синяки, она кричала от боли, стоило кому-нибудь прикоснуться к ней. Она не могла открыть глаза, даже если ее просили – настолько она ослабла. Мария решила оставаться рядом с пациенткой, пока не наступит хоть какое-нибудь улучшение. Она прошла по коридору на кухню, пристроенную к дому, мимо комнаты, заполненной книгами. Войдя внутрь, она остановилась у письменного стола. Священник работал над письмом, развернутым перед ним.

«Слишком многое приписывается дьяволу, ведьмам и колдовству».

Священник был хорошо знаком с семейством Матерс, сыгравшим важную роль в процессах о колдовстве. Деккер полагал, что для благочестивых разумных людей их воззрения просто смешны. Мария думала о написанном священником, пропитывая чистые тряпки холодной водой с уксусом, чтобы облегчить лихорадку, терзавшую девочку. Затем она попросила кухарку сварить бульон из рыбных костей, а сама вскипятила воду для чая тава-тава, чтобы напоить им пациентку и приготовить Бодрящий чай для себя. Судьба не случайно привела ее сюда, и ей хотелось быть сильной, чтобы выдержать то, что предстояло. Она сражалась с тьмой, которая возникала там, где меньше всего ее ожидаешь, в этом случае – в сердце юной девчонки, ее дочери.

Хотя жена священника не верила в магию, она ничего не сказала, ни когда Мария насыпала полоску соли на подоконник снаружи и повесила медный колокольчик над дверью, ни когда надевала на ребенка чистую синюю ночную рубашку. Мария натерла ноющие кости Аннеке маслом, настоянном на розмарине, а потом стала вливать в нее чай тава-тава, просовывая ложечку между пересохших губ девочки. Бедный ребенок говорил в лихорадке сам с собой, просил избавить от страданий, потеряв всякую волю к жизни. Ханна сидела на стуле у кровати и тихо плакала. Мария прошептала, что нужно показать девочке: они верят в ее выздоровление. А потом снова занялась больным ребенком.

– Мы избавим тебя от страданий, и ты будешь жить, пока не станешь старухой с седыми волосами, – успокаивала Мария девочку.

«Но она никогда не будет ребенком снова, пережив такую муку, – подумала Мария. – Зато станет сострадать другим, не пройдет мимо чужой боли, не сделав всего возможного, чтобы помочь». Мария вполголоса напевала песню Ханны Оуэнс, которую та в детстве пела ей на ночь, а она сама – Фэйт на борту «Королевы Эстер» и в лесах округа Эссекс. Аннеке просила петь колыбельную снова и снова, и Мария охотно соглашалась, поскольку песня напоминала ей о доме.

Река широка, и не перебраться,

Ведь крыльев нет у меня.

Дайте лодку для нас с любимой,

И мы станем грести, ты и я.

Когда устриц на кленах увижу,

И вода напоит допьяна,

Когда снег и мороз согреют,

Любимая будет верна.

Священник, услышав эту мелодию, остановился в дверях спальни, взволнованный старой народной песней, и стал наблюдать, как незнакомка ухаживает за его дочерью. Это была песня, которую пел лукавый народ, люди, которых он совсем не уважал. Он смотрел, как Мария мыла спутанные волосы ребенка в тазу теплой водой с черным мылом, имевшим отчетливый сладковатый запах. Роза и розмарин, шалфей и лаванда. У Марии был красивый чистый голос, и Аннеке, которая до этого металась и ворочалась в судорогах, наконец лежала тихо и внимательно слушала. Ее состояние улучшалось быстро, словно по волшебству, если бы оно действительно существовало, но священник не верил в магию – только в невежество людей, которые доверяли колдовству. Мария так и не покинула Аннеке: она оставалась у ее постели и принялась обшивать ночные рубашки девочки по краю синей ниткой.

Священник вывел жену в коридор.

– Мы ничего не знаем о женщине, которую ты привела. Кто может поручиться, что она не отравит нашу дочь своими снадобьями?

Ханна Деккер опустилась на колени, умоляя мужа позволить Марии продолжить лечение Аннеке. Когда священник увидел жену в подобном смятении, у него не осталось иного выбора, как согласиться. Когда позже Йонас Деккер вернулся в спальню дочери, он обнаружил, что Мария зажигает белую свечу, на которой она вырезала название болезни, имя ребенка и дату. Священник был обеспокоен и потребовал, чтобы ему дали попробовать чай, которым Мария поила его дочь. Горечь напитка ему не понравилась.