Читать книгу "Сердце Сапфо - Эрика Джонг"

— Не называй меня твоей госпожой. Приди ко мне попозже в библиотеку. После обеда.

— С величайшим удовольствием, моя госпожа Сапфо.

Он захватил с собой всю свою красоту и удалился в яблоневую рощу, чтобы продолжить сбор веток.

Дика и Аттида, коленопреклоненные, остались со мной. Я поймала взгляд Дики, мечтательно смотревшей вслед Фаону. Она опустила глаза и принялась крутить новое золотое колечко у себя на пальце.

Завершив жертвоприношение, мы оставили Клеона и Кастора присматривать за огнем и жарить мясо для трапезы. Я обняла Дику и повела ее в дом. Аттида вернулась в свою комнату в гинекее.

В библиотеке, у другого костра из яблоневых веток, я спросила у робкой Дики:

— Моя девочка, что это у тебя за кольцо?

— Сапфо… я рада, что ты спросила! Фаон любит меня! Мы собираемся пожениться.

С любовью и сочувствием смотрела я на глупую Дику.

— И с чего ты это взяла?

— Он сам мне сказал! Он поклялся мне в верности. Сказал, что любит меня, как ни одну смертную женщину. Что прекраснее меня только Афродита.

Я посмотрела на Дику, на ее красивые рыжеватые локоны, перевязанные сардской лентой с золотой нитью. Я отметила ее округлые, упругие груди, румянец, появившийся на ее щеках, когда она заговорила о любви. Нежность в ее голосе, когда она назвала имя Фаона. Я не знала — то ли мне плакать, то ли смеяться. Бедняжка! Бедная милая девочка! Я вспомнила себя, когда впервые воспылала любовью к Алкею. Я увидела весь сонм женщин, начиная с Геры. С Лето, матери Аполлона. Я увидела Европу, покоренную быком, и Леду, соблазненную лебедем. Я хотела обнять и поцеловать эту девочку. И одновременно отвесить ей пощечину.

— Дика, Дика, Дика, — сказала я.

— В чем дело, Сапфо?

— В чем дело? В чем дело? Дело в Афродите. Дело в любви и безумии. Дело в Эросе с его отравленными стрелами. Дело в юности. Дело в огне, который горячит кровь.

— Я не понимаю тебя, моя наставница, моя мать, моя возлюбленная поэтесса.

— Конечно не понимаешь. Нужно еще лет двадцать, чтобы ты начала понимать.

— Сапфо, мне страшно. Он что — не любит меня? Он подарил мне это колечко. Оно из чистого золота.

— А он тебе не сказал, где взял это колечко?

— Зачем бы я стала спрашивать. Это было бы неприлично.

— Дай мне это колечко, — попросила я.

— Я поклялась никогда не снимать его, — испуганно ответила Дика. — Фаон сказал, что снимать его нельзя — это плохая примета.

— Не волнуйся. Чары не так легко разрушить.

Она неохотно дала мне колечко. Я посмотрела на внутреннюю его сторону. Там маленькими буковками было выгравировано: «Панен сделал меня для великой Артемисии, которая клянется в верности прекрасному Фаону, возлюбленному Афродиты».

— Дика, ты читала, что здесь написано?

— Прочитать было бы плохой приметой!

— Это было бы умным поступком. Дай я тебе прочту.

И я разборчиво прочла вслух ужасную надпись. Дика смотрела на меня недоумевающим взглядом. Потом изумленным. Потом она начала плакать.

— Но это невозможно, — сквозь слезы проговорила она. — Теперь он любит меня.

— Тогда почему же он дал тебе кольцо, которое подарила ему Артемисия, и даже не взял на себя труд затереть эту надпись? Уж это-то можно было сделать.

— Так значит, он не любит меня?

— Боюсь, он не любит никого, кроме себя самого.

— Сапфо, я, кажется, беременна. Что мне делать?

Я обняла девушку и принялась баюкать, как маленького ребенка.

— Мы позаботимся о ребеночке. Но сначала ты должна выплакать все слезы.

— На это нужны будут годы! Я никогда не перестану плакать.

— Несомненно перестанешь. И скорее, чем ты думаешь. Ты перестанешь плакать и начнешь смеяться. Любовь — это не роковое заболевание, а хороший урок. С ее помощью познаешь себя. Тебе нужно только немного подождать.

— Отец убьет меня, если я вернусь домой беременная!

— Значит, ты не вернешься беременная!

— А что же мне делать? Я не могу убить ребенка. Я его люблю!

— Ты можешь поступить с ним так, как считаешь нужным. Он твой — Фаону он не принадлежит. Если ты его родишь, то никогда об этом не пожалеешь. Если ты его потеряешь, то по воле богов. Всему свое время. И в свое время мы узнаем, что нам уготовано.

— Как ты можешь оставаться такой спокойной?

— Это потому, что я старая. Я пережила много кораблекрушений. Я знаю то, что знаю. Когда-нибудь и ты сможешь сказать то же самое. Дай-ка я расскажу тебе историю. Когда мне было столько, сколько теперь тебе, я тоже влюбилась в прекрасного молодого человека.

— В кого?

— Он был великим поэтом и великим воином. Это Алкей с Лесбоса.

— Тот, кто сочинил знаменитые песни?

— Он самый.

— И что случилось?

— Я влюбилась — без памяти, без ума, забыв обо всем на свете.

— И что случилось потом?

Дика перестала плакать. Теперь ей хотелось узнать мою историю.

— Ах, Дика, я тебе все расскажу, если ты вытрешь свои хорошенькие глазки. Я расскажу тебе все… но не сейчас.

— А когда, Сапфо, когда?

— Я тебе расскажу, когда разберусь с одним делом. А теперь иди и успокойся. Доверься могущественной Афродите. Я скоро к тебе приду и расскажу все.

Дика с сухими глазами побежала на женскую половину.

После обеда, за которым мы ели телятину, рис, оливки, запивая все это вином с нашего виноградника, я, как и обещала, встретилась с Фаоном. Он пришел ко мне в библиотеку. И был, как всегда, прекрасен.

— Ты звала меня, моя госпожа Сапфо?

— И я думаю, ты знаешь зачем, — сказала я.

Фаон уставился на меня, словно не подозревал, о чем речь. Сама невинность. Она была написана на его лице.

— «Что может быть за жизнь, за радость без Афродиты золотой», — сказала я, цитируя его, цитируя Мимнерма.

— Я не понимаю, о чем ты, — солгал мальчишка. — Я почитаю тебя, моя госпожа, превыше всех женщин в мире.

— Брось, Фаон. Правда — вот та единственная любовь, которую мы должны друг другу. Мы делили с тобой постельные радости — один из величайших даров Афродиты. Давай же не будем оскорблять друг друга ложью после такой близости.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Фаон, и его длинные черные ресницы дрогнули.

Я хлестнула мальчишку по щеке.

— А теперь вспомнил? — спросила я.

От моего удара осталась красная отметина. Он плакал крупными слезами, от которых его глаза стали еще прекраснее. Он рыдал, как Дика. Ах, это было ужасное зрелище — видеть плачущим взрослого мужчину!