Читать книгу "Мастер-арфист - Энн Маккефри"

— В самом деле? Как это кстати!

— Так вы не против всадников?

— Это каким же тупицей надо быть, чтобы отказываться от такого транспорта? — ответила вопросом на вопрос Ювана.

Робинтон подумал о Фэксе. Да и от других ему приходилось слышать — как правило, от людей, не желающих знать ничего, кроме повседневной жизни своих крохотных холдов, — что Вейр и всадники давно уже никому не нужны, что они превратились в дармоедов и бездельников.

— Я узнаю у Ф'лона, сможет ли он помочь. Я думаю, он рад будет присутствовать на свадьбе.

— Думаю, мои родители будут рады прокатиться на драконе, — с легкой завистью произнесла Ювана. — А что, полет на драконе — это и вправду так здорово, как рассказывают?

И Робинтон с восторгом поведал ей обо всех своих полетах.

* * *

Следующие две недели они с Касией наслаждались жизнью — а потом им пришлось расстаться. Наступило лето с его прекрасной погодой и долгими днями, и подмастерьям пришлось отправиться в обход отдаленных холдов, чтобы проверить, правильно ли там разучивают учебные Баллады. Мумолон и Айфор завидовали Робинтону — его руатанский скакун был быстрым и послушным, — а потому Робинтон добровольно взял на себя самый дальний маршрут.

— Раз я могу странствовать быстрее вас, то будет только справедливо, если я отправлюсь дальше, — с улыбкой сказал он. Большие расстояния тоже можно использовать — для работы над сонатой. Пока что Робинтон не успел продвинуться дальше вступительной части, и музыка неотступно преследовала его.

— Кто как, а я возражать не стану, — сказал Мумолон. — А ты потом не пожалеешь? — поддразнил его Айфор. — Это ведь означает лишние дни, проведенные вдали от прекрасной Касии.

Робинтон с трудом подавил вспышку гнева, напомнив себе, что больше не нужно таить свои чувства: ведь об их помолвке официально объявлено. Потому он заставил себя улыбнуться и унять раздражение. И отправился в комнату, чтобы записать еще несколько музыкальных отрывков, звучавших у него в голове.

Перед отъездом Робинтон получил восторженное и очень длинное письмо от матери. Мерелан, обрадованная полученными новостями, попросила прислать ей портрет Касии и засыпала сына таким количеством вопросов, что Робинтон со смехом предложил Касии: может, проще будет, если она ответит на них сама? Что Касия незамедлительно и сделала, присовокупив к ответному письму свой карандашный портрет, нарисованный по ее просьбе Марлифином. Мастер Дженелл прислал свои поздравления и передал, что будет сопровождать Мерелан, чтобы не волноваться потом, благополучно ли добралась она до Тиллек-холда. Петирон ответить не потрудился — что, впрочем, никого не удивило. Родители Касии, Бордон и Брашия, выразили свою радость по поводу предстоящего бракосочетания и готовность воспользоваться предложенной возможностью быстро и безопасно добраться из Нерата в Тиллек — правда, Робинтон к этому моменту еще не получил ответа от Ф'лона. Но вскоре ответил и Ф'лон — передал по барабанной связи, что непременно будет на свадьбе и привезет всех, кого нужно.

После нежного прощания с Касией — расставаться им очень не хотелось — Робинтон направил своего скакуна на северо-восток, к реке Пиро, разделявшей земли Тиллека и холда Плоскогорье. Вдоль Зеленой реки протянулась цепочка недавно возникших холдов — у некоторых еще и раствор, скрепляющий камни стен, не успел как следует затвердеть. По крайней мере, так с усмешкой утверждали холдеры, давно живущие в этих краях. На то, чтобы объехать эти холды, у Робинтона ушло все лето. Постепенно дни начали укорачиваться, а ночи — становиться холоднее. Время от времени Касия с оказией писала Робинтону, эти письма очень его поддерживали. Сам он каждый вечер записывал все, что произошло с ним за день, и отсылал записки Касии — зачастую с тем же скороходом, который принес ее письмо.

Робинтон искренне обрадовался, добравшись наконец до самой удаленной точки своего путешествия, горного холда, расположенного неподалеку от границ Плоскогорья. Он провел в этом холде четыре дня, возясь с детьми. Те сперва стеснялись чужака, но затем приняли за своего — после того, как Робинтон разучил с ними несколько баллад и спел смешную песенку, которая не раз уже помогала ему успокоить пугливых учеников. В последний вечер перед отъездом местный холдер, Чочол, повел Робинтона смотреть на восход двух лун — и не преминул прихватить мех с кислым тиллекским вином. После нескольких чаш он не сдержался и решил излить душу арфисту.

— Ну, один. Ну, двое — еще куда ни шло, — говорил Чочол, понизив голос настолько, что даже пасущиеся рядом быки не смогли бы его расслышать. — Я бы и не беспокоился. У всякого может случиться размолвка со своим лордом. Но потом было еще восемь, и все до того запуганные, что от собственной тени шарахались. Израненные все, а с теми, кто покрасивше, совсем дурно обошлись.

Холдер умолк ненадолго и выразительно кивнул, словно восполняя недосказанное.

— Да, очень плохо, — повторил он для пущей доходчивости и кивнул еще раз. — Две, — Чочол поднял два загрубелых от работы пальца, — две женщины были уверены, что лорд Фарогай умер — иначе как бы на землях Плоскогорья могло твориться такое? Супругу мою они здорово перепугали. Но мы-то видим, что вокруг творится. Я ей сказал, что мы — во владениях Тиллека, а если есть на свете справедливый лорд, так это как раз лорд Мелонгель. А такого, чтобы один лорд отнимал у другого его родовые владения, испокон веку не бывало.

От последней его фразы Робинтона пробрал озноб. «Чтобы один лорд отнимал у другого его родовые владения…»

— Но она не успокаивалась, я и поставил другой домишко, — продолжал тем временем Чочол, неопределенно махнув рукой куда-то за спину. — Такой, чтобы спрятаться можно было, если вдруг увидим кого такого, кому здесь быть вроде как не положено. Не нравится мне это все, арфист. Ой как не нравится!

— И мне, Чочол. Можешь не сомневаться — я обязательно расскажу обо всем лорду Мелонгелю.

Тем вечером Робинтон не стал записывать музыку, теснившуюся у него в голове. Он попытался расспросить Чочола, не упоминали ли эти женщины каких-нибудь имен и куда именно они направились дальше, но Чочол сказал, что ничего не знает, потому что не спрашивал. Он только провожал их до дороги, ведущей к морю, и делился с ними провизией, насколько мог.

Но были и другие вечера, когда Робинтон засиживался со светильником допоздна, перенося свою сонату на пергамент. Он писал для Касии и другие вещи — например, двигаясь от холда к холду, он сочинял любовные песни; но временами ноты явственно страдали от тряской дороги, и их требовалось переписывать. И все их он сочинял для Касии, чтобы ей было что играть на своей арфе.

Робинтон закончил «Сонату для Зеленоглазой» накануне возвращения в Тиллек-холд. Осеннее равноденствие приближалось — а с ним и их свадьба.

* * *

Касия встретила его так тепло, что они праздновали встречу всю ночь напролет, к радости Робинтона — любой парень на его месте радовался бы, после долгой разлуки встретившись с объектом своих воздыханий.