Читать книгу "Зов пустоты - Максим Шаттам"

– Как раз поэтому я и стал специалистом по исламскому терроризму: я десять лет варился в мусульманской культуре, я немного знаю арабский, так что ГУВБ пришлось лишь обучить меня азам фундаментализма, но в целом я и без того представлял для них интерес.

– Поэтому вы с ней и расстались? Потому что ты боролся против радикальных приверженцев ее религии?

– Нет, плод уже был с гнильцой. Поначалу ей даже нравилось, что я, как она говорила, «навожу порядок в ее религии». Ловлю тех, кто пятнает ислам. Но на самом деле все было гораздо сложнее. К тому же мы больше не были двумя влюбленными подростками, как в начале наших отношений. Мы были обречены.

– Ты считаешь, что они отдаются вере целиком? Те, кого мы преследуем?

– Вере? Несомненно. Я предполагаю, что для кого-то из них так жить проще: когда ты целиком чему-то подчиняешься, то снимаешь с себя всякую ответственность, ведь все – Его воля. Другие отдаются вере, потому что не могут смириться с тем, какие они: для них это способ самоотрицания. Еще кто-то верит, потому что боится жизни: вера придает смысл смерти, которую они начинают дорого ценить. Еще кто-то верит просто по глупости: они делают все, что им скажут. И так далее…

– То есть террористов, отдающихся вере в Бога из любви, не существует?

– Способных взорвать полтора десятка человек из одной любви к Богу? Нет. Те, кто просто любит Бога, довольствуются аполитичным фундаментализмом, не переходят к действиям. Если тебе попадется джихадист, рассуждающий о любви к Богу, это наверняка обманутый муж, пытающийся убедить себя в том, что еще любит жену, которая принесла ему столько горя, хотя в действительности он уже ненавидит ее сильнее всех на свете. О любви к Богу в действительности говорят лишь слепцы, которых переполняет ненависть. Люди, с которых при жизни сорвали кожу, жаждущие, алчущие смерти.

Как раз в этот момент машина притормозила. Они добрались, догадалась Лудивина. Она так углубилась в свои воспоминания о том, как началось это утро, что не обращала внимания на дорогу и теперь не знала, где они; ясно было одно – это одно из ближайших парижских рабочих предместий. Серая, запруженная машинами улица, забитая крошечными магазинчиками, застроенная разномастными, но одинаково уродливыми домами в два-три этажа.

Марк подтолкнул ее к кебабной с витриной, расписанной яркими желтыми и зелеными красками. Ей и правда уже хотелось есть, но она точно не собиралась обедать в этом пропахшем прогорклым салом заведении. Она уже хотела заявить об этом Марку, но тут он, остановившись на ступеньках у двери в кебабную, предупредил:

– Помнишь, я говорил, что мы встретимся с настоящим злодеем? Оба хозяина этого места – бывшие преступники. Старшего подозревают в том, что он сжег дом и всю семью инкассатора, отказавшегося открыть машину его приятелям, которые хотели ее обчистить. Из-за процессуальных нарушений и недостатка улик его не смогли приговорить к пожизненному заключению. В тюрьме Френ он обрел веру. Вышел год назад. Второй не лучше: сводничество, торговля наркотиками, драки, вооруженные ограбления. Иными словами, если ты не проявишь к ним должное уважение, они порежут тебя на кусочки и скормят своим клиентам.

– Ты с ними знаком?

– Никогда не встречался лично, но мне только что описали их по телефону.

– Они знают, что мы придем?

– Нет.

– Они хотя бы на месте?

– Да, мне это подтвердили, пока мы ехали.

– Ясно, отлично. Так зачем мы здесь?

Марк огляделся, словно пытаясь обнаружить что-то на улице, и с удовлетворенным видом снова повернулся к ней.

– Ты все сама увидишь. Разговаривать буду я, ты можешь вмешаться, если захочешь, но лучше будет, если ты помолчишь, так тебе не в чем будет себя упрекнуть.

– Не в чем себя… Ты меня пугаешь! Почему…

Но Марк уже повернулся к ней спиной и толкнул дверь кебабной.

Трое клиентов обедали жареной картошкой и жарким из баранины за столом возле стойки, у которой стоял коренастый мужчина лет тридцати, с обритой наголо головой и черной густой бородой. Едва Марк и Лудивина вошли, как он тут же уставился на них своими темными глазами, смерил их взглядом с ног до головы, и тут же заиграл желваками на щеках под тонкой кожей. Он явно понял, что перед ним представители сил правопорядка.

Марк подошел прямо к нему:

– Мы хотим увидеть Селима.

– Его нет.

– Он в подсобке, его машина стоит за домом.

– Он пошел пешком в магазин.

– Значит, мы подождем здесь, пока он не вернется, прямо у входа, и выставим свои полицейские удостоверения, чтобы порадовать ваших клиентов.

– Что вам от него нужно?

– Просто поговорить.

Не скрывая ярости, мужчина медленно обошел вокруг стойки и исчез за небольшой дверью. За всем происходящим следил повар, высокий худой человек с отсутствующим взглядом, с длинным ножом в руках.

– Что, если он сбежит? – одними губами спросила Лудивина.

– Он этого не сделает.

Марк явно был уверен в себе.

В помещение вошел гигантского роста бородач, по виду сильно напоминавший своего коллегу, но одетый в белый камис, в вязаной куфи на голове. Он встал перед Марком, не обращая внимания на Лудивину.

– Что вам от меня нужно?

Марк указал ему на самый дальний от стойки стол.

Мужчина не шелохнулся, и Марк вытащил свое удостоверение сотрудника ГУВБ.

– Уделишь нам пять минут? Или сразу перейдем к жестким мерам? – с угрозой в голосе спросил он.

– Я хочу увидеть ее удостоверение, – процедил Селим, не глядя на Лудивину.

– Можете попросить у меня напрямую, – ответила она, показывая свое удостоверение.

– ГУВБ и жандармерия? Вы что, заблудились?

– Раз мы действуем вместе, значит, тебе пора сообразить, что ты по уши в дерьме. Иди.

Марк подтолкнул его к дивану в стороне от стойки, Лудивина села рядом со своим напарником.

Почти двухметровый Селим, даже сидя, все равно смотрел на них свысока. Лудивина обратила внимание на его широкие, квадратные плечи, натренированное, мускулистое тело, огромные мозолистые ладони. Если он разъярится, им придется действовать молниеносно, иначе они не сумеют его удержать.

– Как ты связан с Абдельмалеком Фиссумом? – начал Марк.

– Я его не знаю.

Он смотрел полицейскому прямо в глаза, отвечал без колебаний, едва ли не с подозрением.

– Не ври мне.

– Я не понимаю, о ком вы говорите.

– Об имаме Фиссуме. Я прекрасно знаю, что ты был с ним знаком.

– Я о нем не слышал.

– Тогда почему он записал твое имя в своем драгоценном блокноте, а потом выдрал страницу?