Читать книгу "Ранняя пташка - Джаспер Ффорде"

На этот раз я стал ждать ее ответа. Бригитта сидела совершенно неподвижно целых пятнадцать минут, затем взяла карандаш и быстро набросала еще один рисунок. Это был пляж на Говере, остов «Царицы Аргентины» и оранжевый с красным зонтик внушительных размеров. Были здесь и девочка, бегающая за большим мячом, и Бригитта, одетая так же, как сейчас, рисующая в альбоме. На песке у ее ног лежали рисунки сна про «Бьюик», про нас с нею под днищем машины. Закончив, Бригитта уставилась на пол, истощенная работой. Я долго смотрел на рисунок, затем перевел взгляд на нее.

Она жива, ей снится, что она на Говере. Ее рассудок работает. Я посмотрел Бригитте в глаза, стараясь уловить малейший намек на заключенное в черепе сознание, но ничего не обнаружил. Бригитта посмотрела поверх моего плеча, в угол комнаты, на занавески, снова поверх моего плеча. Наконец она встретилась со мной взглядом, и ее ярко-фиолетовые глаза на какое-то мгновение пристально смотрели мне в лицо.

– Бригитта! – окликнул я. – Ты меня слышишь?

– Я тебя люблю, Чарли.

Вздохнув, я постарался понять, что все это означает в общем плане. Возможно, актриса, которую я встретил в поезде, была права, когда говорила, что ее муж по-прежнему жив, и сложное ухищрение, задуманное мистером Тиффеном, чтобы оберегать свою жену, имело смысл, если он верил в то же самое. Был и Олаф Йонерссон, здесь, в Трясине, который на протяжении более трех лет давал прибежище двум лунатикам, без каких-либо признаков преступных деяний. Быть может, он также увидел что-то, убедившее его в том, что лунатики не совсем умерли. Были и другие анекдотические истории про людей, убежденных в том, что их возлюбленные родственники с отмершим головным мозгом и людоедскими наклонностями на самом деле где-то в глубине сохранили сознание; однако «Гибер-тех» решительно отрицал все это, и лунатики отправлялись на разделку, на покой, использовались для экспериментов или преобразовывались. Если то, во что верили все эти люди, правда, и «Гибер-теху» это известно, тогда действия компании являются… просто гнусными.

– Кики нужен валик.

– Не сомневаюсь в этом, – согласился я, – даже если бы я понимал, что это означает.

Я скормил Бригитте несколько шоколадных печений, затем усадил ее в лохань и отскоблил грязь, превратившую ее густую зимнюю шерсть в свалявшиеся космы. Бригитта тупо сидела в лохани, а я мыл ее так, как моют ребенка или собаку; она безропотно терпела, пока я обстригал ей спутанные волосы на голове, затем втирал в скальп масло от вшей и менял повязку на большом пальце. Затем я одел ее в чистую одежду и навел в комнате порядок, позаботившись о том, чтобы у нее под рукой было достаточно бумаги и карандашей, после чего сказал, что вернусь к завтраку.

Надежно заперев за собой дверь, я вернулся к себе в комнату, приготовил чашку какао, затем разделся и лег в кровать. Времени было еще не слишком много, однако я очень устал. Я взял записную книжку, намереваясь внести запись в дневник, но затем рассудил не делать этого из опасения, что мои заметки попадут в чужие руки. Поэтому я снова лег в кровать и уставился на Клитемнестру, смотрящую на меня с неменяющимся выражением.

Я пережил свой первый целый день в Двенадцатом секторе, но с большим трудом. Меня мучил Гибернационный наркоз, порождающий в памяти реверсию увиденных образов. И тут, хотя и этого было бы достаточно, мои проблемы не заканчивались: я солгал Токкате о своих отношениях с Авророй, возможный активист «Истинного сна» Хьюго Фулнэп выдавал себя за Консула с одобрения Токкаты, и я обнаружил, что лунатики в действительности, возможно, не такие мертвые, какими их считают. Если учесть, что Достопочтимая Гуднайт спрашивала у меня, не заметил ли я каких-либо перемен в поведении миссис Тиффен, в «Гибер-техе», вероятно, также дошли до этого. Я не мог точно сказать, каким боком это связано с проектом «Лазарь» – если вообще связано, – но всеобщая доступность «морфенокса» значительно увеличит количество лунатиков, и если их можно будет преобразовывать для выполнения сложных работ, «Гибер-тех» потенциально получит большое количество бесплатной рабочей силы.

Однако все мои проблемы казались пустяками в свете самой главной задачи, стоявшей передо мной: как сохранить Бригитту живой, в безопасности, в тепле, накормленной, вдали от любопытных глаз. Возможно, если я как-нибудь дотяну до Весеннего пробуждения и покажу ее журналистам, все будет хорошо. Тогда проблемой «морфенокса» и лунатиков тщательно займутся, будут заданы вопросы, Бригитту изучат. Однако это порождало еще более серьезную проблему. Еда. Продовольствие на девяносто один день. Если я допущу, что Бригитта проголодается, она вернется к людоедству, и тогда я окажусь первым у нее в меню. Я постарался придумать верный способ добраться до какой-нибудь надежно охраняемой кладовой и стащить что-нибудь съестное, однако нить моих оптимистичных мыслей быстро оборвалась. Вопрос стоял так: когда Бригитту обнаружат. А когда ее обнаружат, мне придет конец. Тюрьма, потеря работы, и что хуже, что гораздо хуже, вечное осуждение со стороны сестры Зиготии. Я закончу свои дни Лакеем, рыщущим Зимой в поисках работы по десять евро за час, в ожидании того, когда удача окончательно от меня отвернется.

Мне нужно бежать от всего этого, и когда два часа спустя я наконец нашел ответ, он оказался желанным. Ответ прогнал усталость, снял с меня груз неприятностей и вернул к Бригитте. Не к живой женщине-лунатику, запертой в своей комнате, которую я был готов оберегать ценой собственной репутации и даже жизни, а к Бригитте из сна, обитающей у меня в подсознании.

На Говере.

Снова.

Опять сон

«…Изучение ледников показывает, что они из года в год наступают, однако мало кто из политиков хочет заниматься проблемами изменения климата, и, соответственно, отсутствуют четкие представления о том, что нужно делать в этой области. Нелицеприятная правда заключается в том, что по текущим оценкам, в отсутствие последовательной стратегии все, что находится севернее 42-й параллели, меньше чем через двести лет будет покрыто сплошным ледяным панцирем…»

«Как выжить на Земле, превратившейся в снежный ком», Джереми Уэйнскотт

Казалось, у меня в сознании поднялась заслонка, рухнула преграда, и шестеренки сна, заржавевшие от длительного неиспользования, наконец вновь обрели возможность вращаться. Мне снился заснеженный город, чистый, нетронутый снег после недавнего снегопада. Я увидел Джонси в наряде передней половины лошади из пантомимы, в окружении коллекции больших пальцев, общим числом шестьдесят три, затем мать Фаллопия строго сверкнула на меня взглядом, стоя над спящей Бригиттой среди десятков портретов Чарльза Уэбстера, также строго смотрящих на меня.

И тут я очутился на улице и увидел идущую среди снежных наносов Аврору, полностью обнаженную, шерсть у нее на теле светлая, мышино-серая, длиной не больше дюйма, редеющая на спине до участка голой кожи в форме тополиного листа, linea decalvare [123], столь любимая классиками живописи. Повернувшись, Аврора внезапно превратилась в Токкату, сидящую за столом, а я перед ней на большом блюде, покрытый медовой глазурью, с яблоком во рту.