Читать книгу "Великий торговый путь от Петербурга до Пекина. История российско-китайских отношений в XVIII— XIX веках - Клиффорд Фауст"

В конечном счете ради того, чтобы не допустить ухудшения отношений с китайцами, сохранить свободную торговлю на границе и предотвратить вооруженный конфликт, новая императрица России Екатерина II объявила в Коллегии иностранных дел 28 августа 1762 года о своем намерении направить в Китай посольство. Послом намечалось назначить ее придворного камергера графа Ивана Григорьевича Чернышева, и его собирались удостоить чести отвезти к престолу Срединного царства известие о восшествии к верховной власти в России Екатерины II. Для подготовки приема в Пекине ее посольства царица назначила капитана Ивана Ивановича Кропотова, уже избранного ее покойным мужем для выполнения подобной миссии, когда он сам занял российский престол. По большому счету Кропотову поручалось выразить готовность российских властей на налаживание доброжелательной переписки с Лифаньюанем и сформулировать такую готовность словами и намеками более мягкими по тону, чем тот, в котором шел обмен мнениями между дворами последнее время. В частности, ему поручалось добиться разрешения на отправку в Пекин частного торгового обоза, а также выяснить как можно тщательнее без каких-либо формальных запросов или заявок настроения при китайском дворе по поводу обмена послами. Указания в Москве он получил в конце августа 1762 года, а до Селенгинска добрался только 22 февраля следующего года. Ему потребовалось время на то, чтобы доставить орден Святого Александра губернатору М.Ф. Соймонову в Тобольск, а также ордена Святой Анны вице-губернатору Иркутска И. Вульфу и коменданту В.В. Якоби в Селенгинск. На границе к его малочисленной свите присоединились лекарь Елачич и студент Московского университета Петр Якимов. С собой он вез небольшой запас казенной пушнины, предназначенной не на продажу, а в качестве дара на содержание русской духовной миссии в Пекине.

Миссия И.И. Кропотова не удалась. В Лифаньюане осудили русский Сенат за грубость, допущенную в дипломатической переписке в прошлом, и пригрозили в случае продолжения прежней грубости остановить всю торговлю в Кяхте и запретить въезд на китайскую территорию любых российских курьеров. В Лифаньюане снова подняли вопрос о неправомерности сбора таможенных пошлин в Кяхте, и китайцы пообещали покончить с пограничной торговлей, если взимание пошлин там не прекратится. Путешествие Кропотова не произвело позитивного влияния на китайско-российские отношения.

Ко второй половине 1762 года объем торговли в Кяхте и Маймачене по инициативе китайцев резко сократился. Комендант В.В. Якоби отправил своего сына в Коллегию иностранных дел с докладом о том, что на кяхтинском купеческом дворе скапливаются российские товары и что за предыдущий год поступления в Императорское казначейство в виде таможенных доходов уже сократились до 250 тысяч рублей. В 1762 году валовая стоимость товарооборота в Кяхте едва превысила миллион рублей; в следующем году она сократилась до 704 тысяч рублей, а к 1764 году уменьшилась на 60 процентов (до 296 тысяч рублей). Тем самым было зарегистрировано самое значительное за предшествовавшие пять лет пропорциональное и абсолютное снижение данного показателя. Притом что по некоторым источникам создается впечатление, будто торговлю китайцы приостановили в 1762 году и она не восстанавливалась на протяжении последующих шести лет, В.В. Якоби сообщил о полном закрытии приграничной торговли только в апреле 1764 года. К середине апреля официальные лица Кяхты сообщили В.В. Якоби об отсутствии каких-либо купцов в Маймачене, и за исключением района проживания дзаргучея все остальные кварталы данного города выглядели безлюдными. Привезенных русскими купцами товаров накопилось на складах Кяхты на десятки тысяч рублей, и наконец 15 мая директор таможни майор Копылов разрешил купцам начать вывоз своих товаров в Иркутск и на рынки других городов. Легальная торговля в Кяхте прекратилась. Возможно, какую-то законную торговлю там разрешили через несколько лет, но надежные свидетельства этого у нас отсутствуют. Однако, что бы там ни происходило с торговлей, она выглядела мизерной долей от обычного уровня.

Что же послужило в то время причиной столь резкого сокращения или разрыва торговых отношений? Всеобъемлющего ответа на данный вопрос в российских или китайских документальных источниках не найти. Между 1762 и весной 1764 года в китайско-российских отношениях появилось несколько новых тревожащих факторов, ни один из которых решающим не выглядит. Послания из Лифаньюаня неуклонно приобретали все более высокомерный и резкий тон, по крайней мере с точки зрения Сената и Екатерины Великой. Дошло до того, что на протяжении всего 1765 года царица Екатерина отказалась на них отвечать. Между Пекином и Санкт-Петербургом возникло полное отчуждение, сохранявшееся на протяжении практически четырех последующих лет.

О подозрительности, с которой мандарины и московиты судили о намерениях и побуждениях друг друга, можно составить представление по инциденту 1763 года, считающемуся некоторыми из историков непосредственной причиной сокращения торговли сразу же в следующем году. Некто Мамут из Урянхая (нынешнего города Танну-Тува) предоставил письмо, в котором якобы раскрывались территориальные притязания российской стороны на данный заброшенный, мало кому известный район. К его измышлениям кое-кто из представителей китайских властей отнесся настолько серьезно, что Мамута вызвали в Пекин для дачи показаний. В то же самое время Сансай-Дорджи в своем докладе о требованиях московитов вернуть домашний скот, угнанный через границу, обвинил российских чиновников в недобросовестности в силу того, что они указали большее количество скота, чем было на самом деле похищено. В императорском указе этих чиновников осудили за вероломство. Подобные подозрения получили широкое распространение на противоположной стороне границы.

Екатерину и ее Коллегию иностранных дел китайский нажим на Сибирский рубеж волновал все больше и больше. В трех указах октября 1763 года царица предупреждала генерал-майора К.Л. Фрауендорфа в Омске, губернатора Оренбурга Г. Волка и генерал-лейтенанта И.И. Шпрингера в Усть-Каменогорске об упорных попытках китайцев поставить киргизских казахов в зависимое положение от Пекина; на постоянной основе разместить маньчжурские армии в Джунгарии; возвести крепости для торговли в Средней Азии, в том числе в Ташкенте и Бухаре, а также «покорить и захватить» вносящих ясак монголов, проживающих в Кузнецком районе. В февральской, мартовской и апрельской 1764 года депешах своему правительству британский посол в Санкт-Петербурге граф Бакингемширский Джон Хобарт отмечал, что «китайцы продолжают строить козни на границе». И «ходят упорные слухи о том, будто китайцы фактически завладели тремя серебряными рудниками [предположительно, в районе Кузнецка — Колыванска], но эти факты трудно доподлинно установить, так как приняты самые радикальные меры по сохранению в секрете всей информации, поступающей из данной части территории империи». Его самая пространная депеша выглядит следующим образом: «Последние несколько дней мне пришлось постараться изо всех сил, чтобы добыть достоверную информацию о ситуации в нынешних спорах с Китаем, так как все происходящее в той стороне России покрыто непроницаемой завесой тайны. Нижеизложенное, притом что оно далеко от желаемого, представляет собой наиболее точную информацию, которую мне удалось добыть. В 1762 году китайцы захватили район российской территории на глубину около 20 миль, в котором на текущий момент отсутствуют горные разработки, однако по свойствам почвы можно рассчитывать на наличие ценных полезных ископаемых. Китайцы продолжают там находиться, но никаких военных действий пока не предпринимается, и обе стороны остаются на позициях, предназначенных для обороны. Неизвестно, можно ли этим сообщениям доверять, но в их свете дело приобретает весьма серьезный оборот, все равно в обоих случаях русским придется в известной степени применить вооруженную силу…»