Читать книгу "Маленькая голубая вещица - С. К. Ренсом"

– Если вдуматься, – тихо проговорила я, – то вполне может быть, что Кэтрин оказала нам услугу. Если бы не ее вмешательство, мы бы могли провести остаток жизни, всего лишь глядя друг на друга в зеркало. – Я отклонилась назад, чтобы видеть его лицо. – Так я могу узнать о тебе куда больше. – Я прижала руку к его пояснице и снова потянулась к крепкой груди.

– Так каким же образом это работает? – спросила я, положив голову ему на плечо. Я все никак не могла перестать прикасаться к нему, ощупывать мышцы рук и наконец-то ерошить его волосы.

Кэллум тоже неудержимо тянуло прикасаться и прикасаться ко мне, и он наклонялся, чтобы поцеловать меня каждые несколько минут.

– Честно говоря, я не знаю, но когда я рассказал Мэтью, что ты можешь видеть желтые ауры над головами людей, он, похоже, подумал, что, быть может, возможно и это. Когда ты увидела меня впервые – я стоял прямо под этим местом – тебе не понадобилось зеркало. Мы считаем, что в куполе собора есть нечто, концентрирующее нашу энергию, наше бытие, и на самом его верху это нечто выражено сильнее всего. А когда оно сочетается с действием твоего амулета – и, разумеется, с теми самыми крепкими узами, какие только могут существовать на свете, – тут он поцеловал меня еще раз, – получается вот такой результат. – Его лицо осветила короткая улыбка. – Во всяком случае, таково было предположение Мэтью, но, ей-богу, я не знал, верить ему или нет, и не хотел разочаровать тебя, если из этого все-таки ничего не выйдет, так что прости, что не предупредил.

Я провела пальцем по линии его подбородка, любуясь им.

– Я тебя прощаю. Это был лучший сюрприз из всех, которые могли бы быть. – Он сидел по-турецки на полу балкона, а я примостилась у него на коленях, и меня грели не только солнце, но и он. Мне хотелось мурлыкать, подобно довольной кошке. Я испытывала такую умиротворенность, какой не испытывала еще никогда.

– Знаешь, когда я впервые увидел твое лицо, то находился именно здесь, – задумчиво сказал он, наматывая на палец прядь моих волос. – Я часто сюда прихожу – это одно из моих самых любимых мест. Я обожаю стоять здесь и смотреть, как меняется свет, озаряющий город. Наилучшее время – раннее-раннее утро. – Я опять украдкой взглянула на его лицо – прекрасное во всех отношениях.

– Была вторая половина дня, и я насобирал много нектара. Я был здесь один, никого из остальных рядом не оказалось, и я стоял, облокотившись на перила, и смотрел на реку, когда в моем сознании вдруг возникло твое лицо. Я понятия не имел, как тебя отыскать, не знал даже, в каком из миров ты обитаешь – в твоем или моем. Ты была так прекрасна, что, думаю, я начал влюбляться в тебя уже тогда.

Я повернулась, чтобы посмотреть на его лицо, и увидела на нем выражение счастья. Мне никогда не надоест вид этого лица, особенно теперь, когда я могу целовать впадинку на его подбородке. Он был таким осязаемым, таким великолепным, и он любил меня. Мне хотелось остаться с ним здесь навсегда, но я знала – это невозможно. Я взглянула на часы и тяжело вздохнула – пора возвращаться домой. Я снова посмотрела на его лицо и увидела на нем такие же любовь, страстное желание и тоску, которые испытывала сама.

– Давай думать, – сказала я мягко, выпрямляясь. – Мне уже скоро надо будет идти, и нам нужно выработать план.

Мы стояли, обнявшись, глядя на озаренный солнцем Лондон, на сверкающие окна, на мягкий блеск реки, уходящей вдаль. Вокруг простирался город, живущий бурлящий жизнью, со своим неумолчным шумом, со своими бесконечными делами, не обращая ни малейшего внимания на нас двоих, стоящих наверху. На одной из ближайших крыш я заметила фигуру с альбомом для рисования в руках. Судя по тому, куда было обращено лицо художника, он, по всей вероятности, рисовал собор. Интересно, подумала я, будут ли изображены на его наброске две фигуры или же только одна?

Глядя на город, я почувствовала, как нежные губы снова целуют мою макушку, и блаженно прислонилась к груди Кэллума. Сейчас рядом со мной был парень, которого я могла и видеть, и касаться, и слышать, и обонять. Я принялась рассматривать и ощупывать его руку, которую крепко держала в своей, руку с длинными пальцами и гладкой твердой ладонью. Я поднесла ее к своим губам и нежно поцеловала.

– Как же нам теперь быть? – прошептала я. – Что мы можем предпринять?

– Понятия не имею, – прошептал он мне на ухо, – но, думаю, пытаясь, мы сможем получить немало удовольствия.

Я снова опустила глаза и увидела его запястье рядом с моим, наши одинаковые амулеты теперь находились бок о бок, их похожие друг на друга как две капли воды голубые камни сияли на солнце. Огонь в их глубинах горел еще ярче, как будто вместе они обладали большей силой, чем каждый из них поодиночке. Я знала, что никогда не сниму свой браслет и улыбнулась этой заманчивой мысли. Потом развернулась в кольце рук Кэллума, чтобы поцеловать его опять.

Эпилог Больница Гая

В палате было тихо. Медсестры заранее приготовили пациенток к предстоящему обходу. В больнице появился новый врач-консультант, известный своей дотошностью, поэтому весь персонал, от старшего до последней из медсестер, горел желанием произвести на него впечатление своим доскональным знанием состояния пациенток.

Это была общая больничная палата, в которой находились самые разные пациентки с самыми разными заболеваниями. В любое время дня здесь можно было услышать беседы по меньшей мере на десяти языках, ведущиеся между больными и их посетителями, принесшими кому открытку, кому букет цветов, кому еду, уложенную в красивые пакеты или пластиковые контейнеры. Только пациентку на двенадцатой койке никто не навещал и не приносил ей подарков. Она лежала молча, уставившись в потолок в то время, как вокруг нее стоял неумолчный гул разговоров. Ее глаза были пусты.

Ранее социальный работник уже пытался заставить ее заговорить, но не сумел добиться абсолютно никакой ответной реакции. В конце концов он вздохнул, написал что-то в медицинской карте, прикрепленной к изножью койки, и вернулся на сестринский пост.

– Я не могу вытащить из нее никакой информации. И не представляю, кому можно о ней сообщить. Она не подходит ни под одно описание женщин, пропавших без вести. А этот ее ожог? Кто с ней такое сделал? Никто бы не сотворил с собой ничего подобного сам.

– Что ж, по крайней мере, молчание лучше, чем крики, – ответила молоденькая медсестра. – Только их мне не хватало, когда вот-вот должен начаться обход.

Ее речь прервал звуковой сигнал пейджера социального работника. Он быстро пробежал глазами поступившее сообщение и скорчил гримасу.

– Дай мне знать, если возникнут проблемы, ладно, Пенни? Мне надо идти в отделение экстренной помощи.

– Не вопрос. Попозже я отнесу больной чашку чая и несколько иллюстрированных журналов на тот случай, если ей нравится читать.

Полупрозрачные занавески на окне ординаторской заколыхались, когда в нагретое солнцем помещение влетел летний ветерок. Пенни, сидевшая за столом в углу, подняла глаза на открывающуюся дверь. В комнату торопливо вошел чем-то встревоженный молодой врач, посмотрел на часы и чуть слышно выругался.