Читать книгу "Судьба гусара - Андрей Посняков"

Денис вновь выпустил дым и вытянул ноги к печке:

«Трубка… Что ж я ее курю-то? Раньше ведь, там, не курил… А тут вот… Это все гусар? Ему приятно? Или я уже тоже втянулся, привык. Вроде и согревает. И прогоняет грусть».

– Батюшка, не изволишь ли щец? – отвлек от раздумий Андрюшка. – Хорошие щи, наваристые. С солью!

Гусар отмахнулся:

– Да уж, благодарствую, Андрей Батькович, в гостях ухи накушался. Ты, братец, это… ты ступал бы уже спать.

– Ага, барин. Покойной ноченьки!

Подстелив тулуп, ординарец завалился за печкою и вскоре заливисто захрапел. Денис же все сидел за столом, дымил трубкою, думал… Вот опять же, все эти словечки, манера говорить – она ведь, без сомнения, здешняя. Все эти «право же», «братец», «отнюдь»… Да и французский…

«Je sais pas en français! Je parle couramment le français, un peu plus, je lui parle! Bien plus tôt, le cadet Davydov cette langue ne le savais pas»[10].

* * *

– Лед треснул, братцы! Лед…

Кто-то из вестовых крикнул это так громко, что все гусары, вздрогнув, разом повернули коней. Почти все гродненцы уже перебрались на пологий заснеженный островок, один из островов Аландского архипелага, что тянулся от низких финских берегов почти до самого Стокгольма. Князь Багратион давно уже предлагал совершить по островам победоносный рывок до шведской столицы… и вот, наконец, командование на сие решилось!

Непобедимый авангард Багратиона – кульневцы – во главе со своим генералом, бесстрашно взошли на лед, один за другим сгоняя шведов с попадавшихся по пути островов, больших и, мягко говоря, не очень. Вот как этот…

Погода портилась, налетал ветер, теплело. Лед уже начинал проваливаться, вот и сейчас не вынес тяжесть обозных саней.

– Лошадей! Вытаскивайте лошадей! – Подскакав, Денис спешился, бросился вместе со всеми к разверзшейся полынье, заполненной белыми осколками льда – шугой. Сильные руки солдат уже подхватывали коней под подпруги, кто-то уже ухватился и за оглобли…

– Эх, братцы, ухнем!

– Мешки, мешки тащи! Бросай сани, – закричал Давыдов, глядя, как сани неумолимо уходят под воду. Да и черт с ними! Деревянные – не утонут. Вот лошадки… лошадок жалко – вода-то холоднющая…

– А ну, потянем! Ага… И-и-и… раз-два… взяли!

Потянули дружненько. Гусары, драгуны… кто был. Обычно гусары к ездящей пехоте – драгунам – относились так себе, с неким оттенком презрения и жалости. Не повезло людям, что ж. Драгуны, впрочем, платили гусарам той же монетой, считая их неженками и лишенными даже намека на мораль. Так было во всех армиях мира, и Россия не являлась исключением. Однако в суровые дни боев все это куда-то пропадало… чтобы на привале, на отдыхе, возродиться вновь.

– И… р-раз… Взялись, драгунушки! От гусар-то какая подмога?

– Эй, гусары! А ну-ко, покажем… Йэх!

Взялись. Гикнули. Вытянули. Гусары – лошадку, драгуны – сани с продуктами. Другая лошадка все же пошла ко дну, не упасли голубушку, не успели.

Вытащив сани на берег, соратники принялись живенько разводить костер – обогреться. Кто-то из драгун побежал в рощицу, рубить сушины… да не успели, видать, не судьба.

Подскакал вестовой – корнет Тошка, завопил ломкими своим голоском что есть мочи:

– Шведы-ы! Шведы!

– Стройся! – взлетел на коня Давыдов. – Оружие – к бою.

Выстроились и гусары, и драгуны. Зарядили пистолеты и ружья, приготовили сабли и палаши.

– Так где, говоришь, шведы, корнет?

– А вон! – Тошка показал рукою. – Прямо за тем леском. Версты три… Изо льда чего-то там понастроили.

– Изо льда? Ну-ну… поглядим… Слушай мою команду! – на правах личного адъютанта генерал-майора Кульнева Денис взял командование на себя. – Гусары! Обходим лес слева… Драгуны… на первый-второй рассчитайсь!

– Первый… второй… первый…

– Первые номера – обходите лес справа. Как и гусары – конно. Вторые номера… спешились. Идете прямо через лес! Всем ясно?

– Так точно! – доложил драгунский поручик, здоровенный малый с широким крестьянским лицом. – Ясно, господин штабс-ротмистр. Разрешите исполнять?

– Вперед… И да поможет нам Господь, братцы.

Русская кавалерия обогнула лес двумя разноцветными лавами: синей – гроднеских гусар, и темно-зеленой, драгунской. Изо всех выделялся лишь командир – штабс-ротмистр Давыдов. Лейб-гвардия, чего уж… Ярко-красный доломан, такой же ментик. Золотые пуговицы, желтые шелковые шнуры… Вот уж верно сказано: хочешь быть красивым – поступи в гусары.

Обогнули лес – местами пришлось идти и по льду, по морю – выбрались на относительный простор… ринулись, понеслись! Слева – гусары – синие. Справа – зеленые драгуны…

– Ур-ра-а-а-а-а!

Над неприятельским редутом появились дымки: затрещали выстрелы, засвистели пули.

Куски снега и льда летели из-под копыт, неслись на ледовый редут гусары, и в числе первых – Денис Васильевич Давыдов, Дэн… Лошадь заскользила по льду, завалилась на бок… и вовремя – пронеслись совсем рядом пули. Штабс-ротмистр выбрался, подхватил саблю и попытался взобраться на ледовый вал… Не получилось. Скользко! Так же скользили и другие – гродненцы, драгуны, подоспевшая пехота…

– А ну, братцы, с разбега! – выкрикнув, Давыдов взмахнул саблею, отдавая приказ солдатам: – Поддержите огнем! Как побежим – дайте залп, а уж потом – бросайтесь следом в штыки.

Так и сделали. Отошли драгуны и гусары. Прикрывая их, грянул ружейный залп. Попадали с редута убитые шведы, и Дэн, махнув саблею, бросился в атаку, увлекая за собой всех.

– Ур-ра-а-а!

Добежали. Забрались. С разбега, помогая друг другу. Очутившись на ледовом валу, штабс-ротмистр бросился вниз, с оттяжкою рубанув целившегося в него шведского гренадера. На лице шведа вспыхнул алый косой шрам… брызнула кровь… выпали из рук пистолеты…

А тут и свои подоспели:

– В штыки, братцы! Коли их! Ур-ра-а-а!

Ледовый редут был взят, дорога на шведский берег – открыта.

В этот же день авангард генерал-майора Кульнева с ходу взял прибрежный городок Гриссельгальм, а еще через пару дней русские войска подошли к Стокгольму. Шведы выбросили белый флаг – сдавались, и королевский парламентер, срочно прибывший к Кульневу, слезно умолял не подвергать город разграблению.

– Не разграбим, – дал слово Яков Петрович.

Этого слова шведам было достаточно. Кульнева уважали все, и сам шведский король Густав Вильгельм был его ярым сторонником и доброхотом! Так уж вышло, да.