Читать книгу "Знамение пути - Мария Семенова"

Айр-Донн покосился на молодого жреца и заметил, что тотулыбнулся при этих словах и глаза его заблестели.

– …его товарищ по странствию, – продолжалстарец, – был из племени веннов, затерянного в глуши северных дебрей иоттого не всем ведомого. Этого человека учёный аррант сперва представил нам каксвоего телохранителя и слугу, но вскоре мы убедились, что между ними ни в чёмне имелось неравенства… Прости, добрый корчмарь, если мы утомили тебя стольдолгим и подробным рассказом, но твой дом выглядит обжитым отнюдь не вчера.Если ты ведёшь здесь своё дело более трёх лет, то, возможно, тебе доводилосьвстречать наших друзей? Дело в том, что в Кондаре они сели на корабль, имеянамерение достичь Тин-Вилены. И, право, эти двое ни в коем случае не из тех,кто теряется в безликой толпе. Если они благополучно добрались сюда, ты мог ихувидеть. А увидев – непременно запомнил бы…

– Особенно венна, – не выдержал юныйсвященнослужитель. – Это был великий воин, к тому же не привыкший отводитьглаза, если сердце подсказывало вмешаться. У нас в Кондаре о нём до сих порлегенды рассказывают!

Наставник посмотрел на него, сдержанно улыбаясь: молодость,молодость!.. Как падка она на яркие доблести воина, как трудно ей оценитькроткое бесстрашие мудреца!..

Айр-Донн же ощутил внутри радостный трепет, почти такой же,как тот, что наполнил его душу в достопамятный день, когда через порог еготин-виленского дома безо всякого предупреждения шагнул Волкодав. Корчмарьподнялся до того церемонно, что на лицах жрецов отразилось даже некотороебеспокойство. Он торжественно одёрнул вышитую рубашку:

– Истинно велик промысел Трёхрогого, приведший вас, моипочтенные, под кров «Белого Коня»! Знайте же, что, как говорит мой народ,друзья моих друзей – мои друзья. Знайте ещё, о благородные последователиБлизнецов: вы попали домой. Мой дом – ваш дом. Сам же я постараюсь услужить вамвсем, чем только смогу!

Удивительное дело, но многоопытному корчмарю, только чтодивившемуся про себя легковерию странствующих жрецов, даже не явилось на умсамому подвергнуть сомнению правдивость услышанного от них. Хотя, еслиподумать, могли они оказаться друзьями лишь на словах, а на деле – подсылами,преследующими тайную и недобрую цель!

«Косатка» Винитара по-прежнему шла на север. Ветер оставалсяпопутным, и Волкодав уже заметил, что ночи сделались гораздо короче, чем имполагалось быть в это время года на материке, удалявшемся к югу. Вот толькотепла, которое человек его племени поневоле связывает с наступлением короткихночей, не было и в помине. Наоборот, с каждым днём делалось холодней. Мореходыкутались в меховые одежды, и только самые отчаянные и молодые ещё крепились,предпочитая греться работой. Аптахар ворчал на них, утверждая, что к еговозрасту все они неизбежно будут маяться болями в суставах. Сам он, однако, нина что не жаловался, кроме необходимости всё время видеть рядом с собой венна.Но с этим обстоятельством старый рубака всё равно ничего поделать не мог ипотому ворчал редко, чтобы не прослыть мелким брюзгой.

А ещё с небес окончательно и, по-видимому, навсегда пропалосолнце, оттеснённое густыми пеленами облаков. Иногда ветер истончал нижние слоитуч, плывшие над самой водой, и тогда делалось видно, что этот слой неединственный, что там, наверху, ещё десять таких же. Волкодав послушалразговоры сегванов и понял, что надеяться на перемену погоды не стоило. Солнцездесь показывалось нечасто. И чем севернее – тем реже. И уже теперь былорешительно невозможно определить, где именно оно стояло над горизонтом. Как приэтом сегваны отыскивали единственно верную дорогу среди совершенно одинаковых,по мнению сухопутного венна, серых морских волн, оставалось загадкой. Но ведькак-то отыскивали: «косатка» бежала вперёд, словно бодрый конь к знакомойконюшне, и кормщики явно знали, что делали, направляя корабль. Волкодава недопускали ни к вёслам, ни к парусу, ни к иной работе, поскольку это сделало быего не кровным врагом Винитара, а кровным братом, на которого уже нельзяподнять руку. Так что он большей частью сидел около мачты и наблюдал замореходами, силясь что-то понять. Но понимание не приходило.

Благоприятные ветры баловали корабль. Привычных трудов итягот было немного: ни хлещущих на палубу волн, ни бешеной качки, ни отчаяннойгребли, ни возни с рвущимся из рук парусом под градом холодных брызг из-заборта. И так – день за днём. Верно, сегванские Боги приберегали силы мореходов,щадя их ради каких-то будущих испытаний. Каких? Воины не гадали об этом. Онизнали нрав своего моря: в любой миг может подбросить такое, что вся прошлаяжизнь покажется безмятежным сном. Пока же корабельщики радовались спокойномуплаванию и коротали время кто за игральной доской (снабжённой дырочками, чтобыне скатывались фигурки), кто за беседами о чём-нибудь занятном.

Однажды дошла очередь и до Аптахара.

– Расскажи про наёмников, дядька Аптахар!

– Да ну вас, – отмахнулся однорукий калека. –Я уже и рассказывать-то не умею. Раньше умел, теперь разучился.

– Брось, дядька Аптахар. Тебе руку отсекли, а нечелюсть и не язык!

– И не грудь пропороли, чтобы знания разлетелись!

– Расскажи! Про наёмников!

– Арфы нету, – буркнул Аптахар.

– Да на что тебе арфа? – захохотали кругом.

Люди кунса любили и берегли увечного, но и подшутить над нимза грех не считали.

– Он ногами играть собирается, как герой Гитталик,когда его связанного бросили в яму со змеями! – предположил кто-то.

– У меня арфа есть, – встрял Шамарган.

Волкодав покосился на него. Сегваны-корабельщики отнюдь неспешили по-братски принимать к себе лицедея. По мнению венна – и правильноделали. Травить человека, доверившегося твоему гостеприимству, было величайшимзлодейством. Так не подобало обращаться даже со злейшим недругом. Правда, чемименно он, Волкодав, умудрился насолить Шамаргану, составляло превеликую тайну.Может, тем, что сребреник ему подал у тин-виленских ворот? Или тем, что в «МатушкеЕжихе» убийством осквернить себя не позволил? Или тем, наконец, что возлеболота от преследователей уберёг?.. Оставалось предположить, что парень ссамого начала действовал по указке Избранного Ученика Хономера и на его деньги.Взял плату за то, чтобы сопутствовать Волкодаву и окончательно опоить во двореу Панкела. Ладно, сопутствовал, опоил. А в дороге ещё и потешился,напроказничал вдосталь. Это было понятно. Люди, случается, ради денег и нетакое отмачивают. Родительскую любовь предают, многолетнее побратимство…Человеческому вероломству Волкодав давно уже не удивлялся. В недоумениеповергало другое. Почему, сделав дело, лицедей не уехал со жрецом – навстречузаработанным деньгам и новым поручениям Хономера, – а, напротив, сбежал отнего? Да притом сбежал так, как бегают, разве спасаясь от смерти. Вбил лезвиеножа между бортовыми досками «косатки» и уплыл вместе с кораблём, держась зарукоять и лишь изредка высовывая голову из воды. Кормщик Рысь, сидевший тогда управила, ничего не заметил. И по сей день не мог Шамаргану этого простить. Атот (явив, между прочим, немалое мужество) выждал, покуда лодья миновала прорани далеко ушла в открытое море, и только там объявился. Сегваны еле разомкнулиего пальцы на черене ножа, когда втаскивали на палубу. «И с чего это ты взял,несчастный, что я не прикажу выкинуть тебя обратно в море? – спросилВинитар синего от холода Шамаргана. – Да прежде ещё не велю законопатитьтвоей шкурой рану, которую ты нанёс моему кораблю?» Лицедей, закостеневший так,что челюсти свело судорогой, кое-как выдавил в ответ: «Приказать-то ты можешь,только потом не пришлось бы жалеть. Я твоего венна отравил, я могу ипротивоядие приготовить. А больше никому с этим не справиться…»