Читать книгу "Москва Первопрестольная. История столицы от ее основания до крушения Российской империи - Михаил Вострышев"

Матвей Яковлевич Мудров (1776–1831)

В больнице было сорок пять мужчин и пятнадцать женщин, последние помещаются отдельно. На каждые пять человек полагается две сиделки».

В самом начале XIX веке появляются Голицынская больница на Калужской, Мариинская больница на Новой Божедомке и другие. К 1840-м годам в Москве насчитывается уже более сорока больниц, причем число их и далее стремительно растет.

Московский врач Матвей Мудров подметил, что медицина на Руси издревле – народная, благотворительная, а заезжие лекари-иностранцы сделали ее одной из самых высокооплачиваемых профессий в обеих русских столицах. Врач стал предметом роскоши, доступной лишь немногим. Необходимо было вырастить собственных врачей, в совершенстве владеющих медицинской наукой, бескорыстных и трудолюбивых.

«Научитесь прежде всего лечить нищих, – назидал Мудров с кафедры Московского университета, – вытвердите фармакопею бедных; вооружитесь против их болезней домашними снадобьями: углем, сажей, золой, травами, кореньями, холодной и теплой водой; употребите в пользу бедных ваших больных стихии – огонь, воздух, воду, землю – пособия, никаких издержек не требующие, и к этому приличную пищу и питье, ибо бедность не позволяет покупать лекарства из аптеки…..»

Мудров создал при университете анатомический театр, возглавил строительство Клинического и Медицинского институтов, после пожара 1812 года отдал свою медицинскую библиотеку в общественное пользование. Он поднял преподавание медицины почти до уровня западноевропейского, упорядочил составление и ведение истории болезни, учил лечить не болезнь как таковую, а отдельно каждого больного, словом и делом постоянно доказывал, что врачу мало одной книжной науки, ему необходимы врачебное искусство, постоянная практика, умение исцелять. Мудров основал русскую терапевтическую школу.

Сестра милосердия

Постепенно Москва все более становилась центром хирургии. Особенно после создания здесь в 1873 году Хирургического общества, первого в России. В него вошли многие гражданские, военные и университетские врачи. Среди учредителей был ряд видных хирургов – Костарев, Гааг, Новацкий, Стуковенков, Синицын.

Стремительное развитие медицины и здравоохранения в Москве во второй половине XIX века своими успехами в первую очередь обязано благотворительности богатых москвичей и прежде всего купцов. Именно они дали капиталы для постройки на Девичьем поле университетских клиник. На добровольные пожертвования москвичей были возведены десятки богаделен, больниц для рабочих, родильных домов, детских больниц, амбулаторий. В них работали десятки тысяч врачей, фельдшеров, акушерок, медицинских сестер. Это время назвали «золотым веком русской медицины».

«Московские клиники известны, – писал И.С. Шмелев. – Немало они способствовали доброй молве по свету о русской медицине, немало придали блеску науке русской. Члены международного съезда врачей, собравшегося в Москве, были поражены “неожиданным чудом” – целым клиническим городком, вольно раскинувшимся в садах на великом Девичьем поле. Москва – “азиатский город” – открыла европейцам чудеснейшее лицо свое. Клиники эти тоже вложили что-то в добрую славу о России. Созданы они жертвой московского именитого купечества. Клиники воздвигались словно по волшебству в 80-90-х годах минувшего века[14] и все продолжали разрастаться».

Для борьбы с эпидемиями в предреволюционные годы Москва имела две тысячи постоянных коек для заразных больных, которых содержали в изоляции, и если происходила вспышка болезни, число больничных отделений для борьбы с нею и медицинского персонала при них резко возрастало. Санитарные врачи бесплатно производили дезинфекцию на дому формалином, растворами сулемы и карболовой кислоты. Особое внимание стали уделять ночлежным домам, где время от времени проводили уничтожение насекомых, а обитателям этих трущоб предлагали бесплатно за счет городской казны пользоваться банями. Усиливался санитарный контроль за магазинами и рынками. Но здесь было слишком большое противодействие со стороны торговцев, желавших всучить непутевому покупателю залежалый товар.

Эпидемии отступали благодаря профилактическим мерам. Но исчезнуть не могли, пока во всем городе не появились централизованное водоснабжение и канализация, строгий контроль за рынками, достаточное количество дешевых бань сносные квартирные условия. А для этого двухмиллионному городу в начале XX века требовалось такое количество денег, о которых и помыслить было нельзя. Лишь огромные пожертвования московских промышленников, строгие меры полиции и трудолюбие медицинского персонала гасили возникавшие очаги морового поветрия.

Народная мудрость гласит: «В рай входят святой милостыней – нищий богатым питается, а богатый нищего молитвой спасается». И москвичи своими поступками подтверждали эти слова.

Попечитель Московского университета

«Чем внимательнее всмотримся мы в умственное движение русское и в отношение к нему Москвы, тем более убедимся мы, что именно в ней постоянно совершается серьезный размен мысли, что в ней созидаются, так сказать, формы общественных направлений. Конечно, и великий художник, и великий мыслитель могут возникнуть и воспитаться в каком угодно углу русской земли; но составиться, созреть, сделаться всеобщим достоянием мысль общественная может только здесь. Русский, чтобы сдуматься, столковаться с русскими, обращается к Москве».

Алексей Хомяков

Во многом благодаря своему попечителю Михаилу Никитичу Муравьеву Московский университет с начала XIX века встал в один ряд с крупнейшими европейскими учебными заведениями.

Мальчик Миша вместе со своим отцом в 1768 году переехал из Оренбурга в Москву и был отдан в университетскую гимназию. Потом он года три проучился в Московском университете, откуда ушел, вступив на военную службу в Измайловский полк. Служба в гвардии оставляла много свободного времени, и он дружеским попойкам с однополчанами предпочитал слушать математику у Эйлера, физику у Крафта, читать книги на русском, латинском, греческом, французском, итальянском, немецком и английском языках. С детских лет Муравьев увлекся поэзией и уже в одиннадцать лет переводил на русский язык французские стихи. В четырнадцать лет начал сочинять свои. Муравьева в современных научных трудах называют родоначальником русского сентиментализма в поэзии. Его стихи хвалили современники и ближайшие потомки, но ныне вряд ли кто-нибудь, кроме въедливых литературоведов, откроет его книги.