Читать книгу "Кормилица по контракту - Татьяна Бочарова"

— Почему? Почему он это сделал? — дрожащим голосом спросила Валя, закрывая лицо руками.

— А ты разве не знаешь? — строго произнес Муртаз Аббасович. — Из-за тебя.

— Из-за меня?! Нет! Нет!! Не смейте говорить этого! — Она тесно прислонилась спиной к стене, будто пытаясь спрятаться, раствориться, исчезнуть.

— Конечно, из-за тебя. Он ведь любил тебя. Дурачок, любил больше жизни. Это у нас наследственное — я тоже обожал покойную Тамилу, если бы не Тенгизка, ушел бы следом за ней, когда она умерла. — Муртаз Аббасович грузно опустился на постель, рванул на шее узел галстука. — Думаешь, зачем я здесь? Сижу в комнате, откуда только что вынесли моего мертвого мальчика? Зачем?!

Валя, ни слова не говоря, смотрела на него полными слез глазами.

— Я жду тебя.

— Меня?

— Да, тебя. Он велел мне. Тенгиз. Он оставил письма. Целых два. Одно мне. В нем он пишет, что любил тебя и не смог сберечь своей любви. И что виноват в этом я! Понимаешь — я!! Я, который молился на него, готов был живым в могилу лечь, лишь бы у него все шло хорошо! Будь проклят тот день, когда я взял тебя в магазин! Будь он проклят!! — Муртаз Аббасович сжал кулаки и заскрипел зубами. Это было до такой степени леденящее душу зрелище, что Вале показалось, она не вынесет и тут же умрет сама.

«Бежать! Бежать отсюда!» — мелькнула у нее отчаянная мысль.

Она с невероятным трудом оторвала тело от стены и сделала шаг в прихожую.

— Стой, — бесстрастным тоном приказал Муртаз Аббасович, — забери то, что тебе причитается. Возьми и убирайся вон. — Он вынул из кармана брюк обыкновенный, плотно запечатанный, почтовый конверт и отдал его Вале.

— Читать будешь не здесь. Прощай.

Валя стремглав выбежала на лестницу. Дрожащими руками разорвала бумагу, вытащила тонкий тетрадный листок в клеточку, подошла ближе к засаленной, тусклой лампочке.

«Моя дорогая Валя-Валентина! Если можешь, прости меня за все, что я сделал тебе. Сам я никогда не прощу. Когда ты будешь читать эти строки, ты уже будешь знать правду о том, какой я мерзавец.

Я хочу лишь одного — не оправдаться, нет. Хочу, чтобы ты поняла — я пошел на это ради любви к тебе, ради того, чтобы ты снова стала моей. Теперь я знаю наверняка — на лжи и подлости не построить счастья. Та, которую ты считаешь своей подругой, на самом деле — злодейка, исчадие ада. Она искусила меня, заставила забыть честь и совесть, встать на путь, который ведет прямиком в преисподнюю.

Милая Валечка, я дважды предал тебя и предал нашу девочку. Надеюсь, там, куда я иду, мне воздастся за это по заслугам. Прошу тебя, любимая, помни — ты мое короткое счастье, моя звезда, ближе тебя у меня никого в жизни не было и теперь уже не будет.

Мне больно сознавать, что из-за меня ты снова будешь в нищете, а я ничем не могу тебе помочь. Наша фирма на грани банкротства, у отца просить денег я не могу и не желаю. Поэтому оставляю тебе ту малую толику, которая позволит тебе не пропасть и встать на ноги. Это деньги той суки, которая дала мне их за то, чтобы я опорочил тебя. Почему у меня не отсохла рука, когда я принял их у нее?

Живи долго и счастливо, моя королева. Прости Тенгиза Теймуразова, твоего вечного раба».

Валя закончила читать, бережно сложила лист пополам. Ей казалось, она ослепла от слез. И лицо, и руки, и подбородок, и шея — все было мокрое.

На дне конверта лежали пять бумажек по сто долларов. Взятка, о которой умолчала Кира в своем повествовании. Валя положила письмо к деньгам, спрятала конверт в сумку, спустилась по лестнице, вышла на улицу и остановилась в тоске и апатии.

Куда идти? Кто ее ждет? У нее никого в Москве, никому она не нужна. Может последовать примеру Тенгиза и броситься под первую встречную машину?

Валя представила себя, распластанную на тротуаре, изуродованную, в крови и грязи, и ее затрясло. «Нет, что угодно, только не это. Это грех, за который потом придется отвечать перед Богом. Нужно терпеть. Терпеть, как бы тяжело и больно ни было».

Она повернулась и медленно пошла в сторону метро.

На станционных часах было ровно двенадцать. Валя села в полупустой поезд и поехала на Юго-западную, к тетке. Единственный, кто не выставит ее ночью, — это она. Ничего не объяснять, ни о чем не говорить — просто плюхнуться на старенькую раскладушку, закрыться с головой теплым, стеганым одеялом, отключиться, забыться, дождаться нового дня, не такого страшного, каким был сегодняшний…

30

Евгения Гавриловна открыла сразу же, будто на дворе был белый день. Увидела Валю, всплеснула руками.

— Никола Угодник, ты!

— Я.

— Чего же мнешься на пороге, проходи. — Тетка отступила назад, пропуская Валю в коридор.

— Спасибо. — Она почувствовала, что не может стоять, и села прямо на пол, на чистенький, хотя и старый, темно-коричневый теткин палас.

— Ты моя сердешная! — испуганно пробормотала Евгения Гавриловна. — Никак совсем не в себе. Врача бы тебе… — Она нагнулась, пытаясь поднять Валю с полу.

— Не надо врача, — тихо проговорила та, — Я сейчас. Сейчас встану.

— Да я и не тороплю. Сиди, сколько влезет. Я вот чайку тебе вскипячу, с вареньицем. Я мигом, одна нога здесь, другая там. — Тетка рванула, было, в кухню, но остановилась на полпути, искательно заглянула Вале в лицо: — Я ведь… искала тебя, деточка. Все знаю о тебе, и где ты, и с кем. Ты прости меня, старую грешницу, черт попутал тогда кричать на тебя. Думала, как лучше сделать, а вышла беда.

— Ничего, — с трудом шевеля губами, прошептала Валя.

— Стало быть, не получилось с новой работой-то, коли ночью пришла? Так понимать?

— Так. — Валя неловко поднялась, цепляясь за комод.

— Ну и Бог с ним. И ничего. Мы и так проживем. Хорошо проживем, вот увидишь. Я уж и скучать начала без тебя, право слово. Даже проведать думала, да боязно было — вдруг не захочешь меня знать, вон выгонишь. — Евгения Гавриловна робко улыбнулась и вдруг засуетилась, захлопотала: — Вот курица! Позабыла, что шла чайник ставить! Ты мой руки, да приходи на кухню.

— Хорошо. — Валя кивнула, чувствуя, что помаленьку оттаивает.

Выходит, тетка вовсе не злая, не ненавидит ее, а, наоборот, любит. Лебезит, пытается загладить свою вину. А Кира, которую Валя считала доброй, преданной и ласковой, на самом деле стерва и злодейка.

«Дура я, дура», — потерянно подумала она и пошла в ванную.

Когда Валя появилась в кухне, ее уже ждала дымящаяся чашка чая. Рядом стояла розетка с клубничным вареньем, лежал разрезанный пополам и намазанный маслом рогалик.

— Садись, милая. — Тетка пододвинула Вале табуретку. — Попей горячего, тебе с морозу полезно будет. А кавалер твой приходил ко мне, спрашивал, где тебя искать. Давно, правда, но приходил.