Читать книгу "Юлий Цезарь - Роберт Этьен"

Политическая революция

Действительно, общественный кризис в момент заговора Катилины (63 г.) обнажил множество язв, разъедавших Италию: погрязшие в долгах люди были готовы на вооруженный мятеж и получали в этом тайную поддержку верхушки муниципиев. Так что армия Цезаря набиралась на полуострове, где вновь поднимала голову партия марианцев. «Вся Италия» (tota Italia) — вот что было неотъемлемым условием осуществления власти, не допускавшим существования олигархии. Именно к этой Италии вовсю взывал Цицерон, и вот она вступает в сенат благодаря диктатору: более 400 сенаторов представляли собой молодых людей боеспособного возраста (juventus) Умбрии, Этрурии и Сабинской области. К ним присоединились также всадники из Кампании, а сверх того и те, кого римские нобили осыпали оскорблениями и глупыми шутками, насмехаясь над галльскими штанами, снятыми ради тоги.[803]

Народы, объединившиеся некогда, во время Италийской войны[804] ради борьбы, теперь берут реванш, и Азиний Поллион, потомок предводителя марруцинов[805] Герия Азиния, сопровождал Цезаря при Рубиконе, а многие сенаторы из числа давних сторонников Помпея были родом из Пицена.

Итак, сенат наполнялся всеми этими италийцами, которых нужно было объединить. Цезарю надлежало создать единую нацию из мозаики рас, языков и диалектов, и сделать это ценой социальной и политической революции, при том что из Нарбонской и Цизальпинской Галлий и из обеих Испаний прибывали первые сенаторы-провинциалы, которые с трудом находили дорогу в курию.

Разумеется, представители традиционной олигархии не могли допустить такого переворота, хотя в выборе кандидатов на посты консулов пока еще не просматривалось ничего революционного. С 48 по 44 год знаки консульской власти носили девять человек. Пятеро из них были нобилями и даже патрициями, четверо — «новыми людьми» (novi homines), которые были обязаны избранием своей службе в Галлии. Так что заслуги начали соперничать с происхождением, хотя резких перемен еще не ощущалось.

Впрочем, было достаточно того, что эти новые люди, за которыми вскоре должны были последовать многие другие, стали претендовать на должности. «Генералы» обеспокоились, и в домах нобилей стали собираться тайные сходки недоброжелателей.

Овладение государством

Еще больше страшились самой той игры, которую Цезарь режиссировал как спектакль. Разумеется, все места были распределены заранее, все должностные лица были, можно сказать, уже назначены, а военачальники пристроены. Хотя теперь можно было сэкономить, так как больше не было необходимости покупать голоса центурий на выборах, нобили боялись зависеть от одного Цезаря, который увеличивал число консулов-суффектов, вплоть до смехотворного случая, когда Г. Каниний Ребил получил должность всего на один день 31 декабря 45 года. Они не хотели зависеть от того, кто вручил десяти бывшим преторам консульские отличия и кто в конечном счете поставил знак равенства между высшей властью и диктатурой, а не каким-нибудь из традиционных институтов власти. В Риме больше не было места для обсуждения (consilium) или принятия решений (auctoritas), традиционно бывших прерогативой сената[806].

У Цезаря, правда, была своя партия, которую составляли центурионы его войск, командиры конницы, аферисты вроде обогатившегося на снабжении армии П. Вентидия, секретари, советники и политические агенты, образованные люди наподобие Лансы и Гирция, Оппия и Бальба, первый из которых был римским банкиром, а второй — магнатом из Гадеса. Итак, это была партия, в которой меч обеспечивался расписками ростовщиков и банкиров-аргентариев и был поставлен на службу деньгам. В этой партии мы находим Г. Рабирия Постума, который ссудил деньгами египетского царя, чтобы стать у него министром финансов, и нажился на этом настолько, что смог демонстрировать свою щедрость. К этой партии следует также отнести знатные галльские и испанские семьи, восточных династов и греческие города, которых Цезарь сумел переманить из партии Помпея.

Это была партия, с помощью которой он правил римским миром, опираясь на меч и деньги; партия, которая множила свое богатство, делила между своими членами должности, число которых все увеличивалось: сорок квесторов, шестьдесят преторов, девятьсот сенаторов! Однако традиционный нобилитет вряд ли мог рассчитывать получить выгоду от этого нежданного обилия мест, тем более что Цезарь разработал план организации управления государством на многие годы вперед.

Это, разумеется, трудно доказать, поскольку убийство Цезаря остановило создание революционного режима в самом начале. Вместе с тем некоторые знаменательные меры не могли не встревожить — если не взбесить — римлян старой закваски. Ведь каким посягательством на устои предков (mos maiorum) было, например, назначение префектов-пропреторов, в задачу которых входило управлять Римом и государственной казной в отсутствие Цезаря! Тем самым создавался прообраз будущей должности префектов Города — нововведения, пришедшегося совсем не по вкусу сенаторам времен Августа. Больше нет традиции, и учитывается лишь желание (libido) Цезаря, то, что ему заблагорассудится, как выражается Светоний, следуя своему явно просенатски настроенному источнику. Но больше того: Цезарь считает дела Римского государства своими личными делами, он передает монетное дело от магистратов своим людям[807] и чеканит монеты на манер царских, с собственным изображением.[808] Для управления государственными доходами он назначает собственных рабов и людей из своего дома. Делая это, он оберегает доходы государства и право чеканки монеты от возможных манипуляций олигархов: он конфискует государство в пользу собственного дома. Таким образом он лишает сенат какой бы то ни было административной власти в Риме, а также каких бы то ни было финансовых полномочий. Он доходит даже до того, чтобы посягнуть на бывшие прерогативой сената высшие военные должности, доверив сыну одного из своих вольноотпущенников Руфиону командование четырьмя легионами, оставленными в Александрии. Даже если отбросить слишком примитивное обвинение в том, что это был его любимчик, все равно факт остается фактом: едва став всадником, Руфион командует четырьмя легионами — такую непомерную власть не могли бы предоставить ни Август, ни Септимий Север. То, что Светоний не придал значения этим трем фактам, вполне соответствует его бесцветному стилю, однако эти факты имеют первостепенное значение и дают ключ к пониманию покушения, случившегося в Мартовские иды.