Читать книгу "Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса - Эрик Ларсон"

Транспаранты, флаги и знамена внезапно развернулись и заколыхались на каждом карнизе, гигантский красный баннер протянулся по всей длине фасада павильона «Машиностроение», а с позолоченных плеч статуи «Большой Мэри» соскользнуло парусиновое покрывало. Яркие солнечные лучи, отраженные от ее позолоченной кожи, заставляли мужчин и женщин прикрывать глаза ладонями. Две сотни голубей взметнулись в небо. Орудия на корабле «Мичиган» дали залп. Зазвучали паровые гудки. Толпа спонтанно затянула песню «Это о тебе, моя страна» [170], которую многие принимали за национальный гимн, поскольку не появилась еще песня, которая официально была бы названа гимном. Толпа в экстазе ревела, а какой-то мужчина подвинулся почти вплотную к бледной женщине со склоненной шеей. В следующее мгновение Джейн Адамс поняла, что ее ридикюль исчез.

Грандиозная выставка начала работать.

* * *

Хотя Бернэм понимал, сколько работы еще предстоит выполнить – Олмстеду предстояло удвоить свои усилия, а Феррис должен был закончить свое чертово колесо, – успех выставки, казалось ему теперь, был обеспечен. Его поздравляли и по телеграфу, и по почте. Один из его друзей говорил: «Сцена раскрылась, как прекрасная роза». По оценкам официальных историков в Джексон-парке на церемонии в честь дня открытия выставки присутствовало четверть миллиона человек. Два других историка оценивают это количество в 500 и в 620 тысяч. К концу дня стало ясно, что Чикагская выставка станет наиболее посещаемым развлекательно-просветительным мероприятием в мировой истории.

Оптимистическое настроение продержалось двадцать четыре часа.

Во вторник, 2 мая, в Джексон-парк пришло всего десять тысяч человек. Если такой уровень посещаемости сохранится в будущем, то эта выставка гарантированно займет в истории место самого грандиозного провала всех времен. Желтые вагоны-«скотовозки» в основном опустели, так же как и дилижансы с Аллеи Л, которые ходили по Шестьдесят третьей улице. Все надеялись, что это лишь кратковременная аномалия, которая исчезнет на следующий день, но внезапно силы, разрушающие национальную экономику, повергли в панику Уолл-стрит, что привело к резкому падению цен на рынке акций. Всю следующую неделю биржевые новости становились все более тревожными.

Ночью в четверг, 5 мая, официальные лица «Нэшнл Кордадж компани», треста, контролирующего 80 процентов производства канатно-веревочных изделий в Америке, объявили о введении в компании внешнего конкурсного управления. Вслед за ней Чикагский национальный химический банк прекратил операции. Руководству выставки это известие показалось особенно зловещим, поскольку этот банк получил эксклюзивное разрешение Конгресса открыть филиал на Всемирной выставке, причем расположить его ни больше ни меньше как в самом ее центре – в Административном корпусе. Спустя три дня перестал действовать еще один крупный чикагский банк, а буквально вслед за ним и третий, «Эванстон Нэшнл бэнк», находившийся в родном городе Бернэма. Десятки подобных событий происходили по всей стране. В Брансуике, штат Джорджия, состоялась встреча президентов двух национальных банков. Один из президентов спокойным голосом извинился перед коллегой, после чего вышел в свой кабинет и выстрелил себе в голову. В Линкольне, штат Небраска, любимым банком местных школьников был «Сберегательный банк Небраски». Учителя города работали по совместительству агентами этого банка и каждую неделю собирали деньги ребят и помещали их на депозиты детей – у каждого ребенка была своя сберегательная книжка. Слухи о том, что банк находится на грани краха, привел к тому, что всю улицу перед зданием банка заполнили школьники, умолявшие вернуть их деньги. Другие банки оказали «Сберегательному банку Небраски» спасительную помощь, и так называемый «детский наплыв требований к банку о немедленных выплатах» был успокоен.

Люди, которые в других условиях могли бы приехать в Чикаго, чтобы увидеть выставку, теперь сидели дома. Ужасы, творящиеся в экономике, приводили людей в уныние, а к этому еще и присовокуплялись сообщения о многочисленных недоделках на выставке. Если у людей есть только один шанс побывать на выставке, они захотят воспользоваться им лишь тогда, когда все выставочные экспонаты окажутся на местах и все аттракционы будут работать, в особенности Колесо Ферриса, о котором говорили как о чуде инженерной мысли, в сравнении с которым Эйфелева башня выглядит детской игрушкой – если, конечно, это колесо вообще заработает и не обрушится при первом порыве ветра.

Бернэм видел, что еще очень многое на выставке оставалось незавершенным. Он вместе со своей бригадой архитекторов, конструкторов, инженеров и субподрядчиков все-таки сделал очень многое за это невозможно короткое время, но, по всей вероятности, недостаточно для того, чтобы преодолеть эффект торможения, производимый деградирующей в ускоренном темпе экономикой. Лифты, смонтированные в павильоне «Изготовление продукции. Основы научных знаний», назойливо разрекламированном как одно из ярмарочных чудес, все еще не были запущены в работу. Колесо Ферриса выглядело наполовину незавершенным. Олмстед все еще должен был выполнить профилирование дорог и высадку растений вокруг павильона Круппа, павильона «Кожевенное производство» и павильона «Склады-холодильники»; он еще не замостил кирпичом тротуар перед ярмарочным вокзалом и не покрыл дерном газон перед «Центральной экспозицией Нью-Йорка», а также перед «Экспозицией Пенсильванской железнодорожной компании», перед «Залом хорового пения» и павильоном штата Иллинойс, который для многих жителей Чикаго был самым важным строением на выставке. Установка экспонатов и выставочных стендов различных компаний в павильоне «Электричество» катастрофически запаздывала. «Вестингауз» во вторник, 2 мая, еще только приступил к строительству своего павильона.

Бернэм составил строгие предписания Олмстеду, Феррису и всем субподрядчикам, еще не закончившим работу. Олмстед воспринял такой шаг Бернэма как попытку оказать давление, ведь его самого злили постоянные задержки с установкой экспонатов и порча уже оформленных ландшафтных композиций при многократных подъездах к павильонам подвод и товарных вагонов и их разгрузке. Одна «Дженерал электрик» держала на участках выставки пятнадцать товарных вагонов с выставочными экспонатами. Служба Олмстеда была вынуждена уделить немало драгоценного времени на подготовку к церемонии дня открытия, а после этой церемонии пришлось проводить работы по выравниванию грунтовых поверхностей и устранению множества повреждений ландшафта, оставленных толпой после почти целого дня пребывания в парке. Значительная часть дорожной сети выставки, общая длина которой составляла пятьдесят семь миль, все еще была либо покрыта водой, либо находилась под слоем грязи. Кроме того, во многих местах грунт был покрыт рытвинами и колеями, оставленными транспортом уже после того, как почва была выровнена и покрыта дерном. Субподрядчик Олмстеда, отвечавший за дорожные работы, имел в своем распоряжении восемьсот человек и сто лошадей с подводами для того, чтобы начать работы по ремонту дорожной сети и укладке новой гравиевой основы. «Я чувствую себя, в общем-то, неплохо, – писал Олмстед сыну 15 мая, – но каждый день ужасно устаю. Все дается с огромным трудом; мой организм переутомлен работой, к тому же я постоянно не успеваю делать все, что наметил».