Читать книгу "Коготь и цепь - Анастасия Машевская"

Кажется, за время отсутствия Агравейна в Аэлантисе после войны с Орсом отец не утратил привычки с маниакальной озабоченностью интересоваться жизнью сына. Сам он без конца твердил о необходимости престолонаследования, и что только этим объясняется его нездоровый интерес, но Железногривый всерьез считал, что отцу просто пора завести пару любовниц.

– Наши дела улучшились, тебе ведь известно.

– Рад слышать. – Удгар не отвлекался от документов, хотя вид имел вполне цветущий. «У него всегда цветущий вид», – с тупой укоризной подумал Агравейн. – Государству нужен наследник.

Железногривый скривился. Вот надоел.

– Пап, можешь мне поверить, я делаю все, что от меня требуется. Если Праматерь благословит, через семь месяцев у нас будет наследник. А потом, раз уж у нас два короля, может быть, будет и два наследника? – злобно усмехнулся Агравейн просто из вредности. – Женись, тебе всего полвека.

– Соперники моему внуку даром не нужны, – махнул рукой Удгар, пропуская укол в собственные годы. На взгляд сына, старый прохиндей не постарел ни на день с тех пор, как Железногривый был восемнадцатилетним юнцом. – Да и не тебе, сыну леди Ланы, требовать посрамить ее память.

– Ты бережешь память о своей любви, как святыню. Но мне о моей запрещаешь даже заикаться.

«Несносный мальчишка!» – мгновенно раздражился Удгар. Он демонстративно твердым жестом отложил бумаги, за которыми и дальше прятаться от серьезного разговора мешало безосновательное упрямство сына. Сил нет, как достал.

– Лана была мне женой, Агравейн, – веско заявил владыка. – Женой и матерью четырех детей. А что тебя связывает с той жрицей?

Агравейн замолк, представив, как по-дурацки и наивно прозвучит его честный ответ.

– Можно я спрошу? – осведомился Железногривый, игнорируя отяжелевшее сопение отца.

Старый король пристально посмотрел на сына – ну и что за блажь на этот раз?! Покусал губы, окруженные продольными чертами зрелости, и сдержанно кивнул.

– Если однажды я введу в дом Шиаду Ангоратскую как законную супругу и мать народа, как ты примешь ее? Прежде чем отвечать, подумай, – предугадал Агравейн по лицу Удгара.

Старый король насупился и подобрался так, будто намеревался отразить сильнейший натиск. Только ему покажется, что удалось урезонить сына насчет этой жрицы, только Удгар вздохнет с облегчением, как спустя три-четыре месяца его неизменно вновь настигает такой вот разговор по душам.

– Наследница династии Сирин никогда не сидела ни на одном из тронов Этана, – безапелляционно заявил владыка.

Это было правдой: даже Нилиана Сирин, родившая Элориху Девятому двоих детей, никогда не была владычицей Иландара. Рожденных от него Нироха и Мэррит король приказал признать законными на пятьдесят втором году, когда стало ясно, что его жена не в силах подарить наследника. Когда она наконец соизволила оставить его вдовцом, Элорих уже достиг зрелости. Даже женись он снова, пусть бы и на самой плодовитой девице из всех, он вряд ли дожил бы до совершеннолетия преемника. В то время как его сыну Нироху было уже почти двадцать и его знал весь двор. В конце концов, Нирох и Мэррит получили имя Страбонов, но их мать Нилиана всегда оставалась Сирин и никогда не была королевой.

Агравейн меж тем допытывался у отца:

– Если бы я мог…

– Ты не можешь.

– Пап, ну хотя бы нафантазируй! Ну что ты за…

– КОРОЛИ НЕ ФАНТАЗИРУЮТ! – гаркнул Удгар.

Агравейн собрался. Два одинаково упорных янтарных взгляда схлестнулись, как грозовые тучи в небе.

Удгар прочистил горло:

– Проведай Ришильду. Женщине особенно нужно внимание, когда понесла.

Агравейн поднялся так резко, будто под каждым коленом распрямилась взведенная пружина, не меньше тех, что обеспечивают мощь осадных онагров.

– Очень удобно, не правда ли? – нахмурился Агравейн. Ну вот, он посерьезнел, помрачнел Удгар. Вокруг крупной ровной переносицы собрались густые паутинки морщин – не этого он добивался.

– Что ты имеешь в виду? – нарочно поддержал недовольный тон Удгар.

– Жениться на женщине, которую любил, а потом всем говорить, что было наоборот.

Старый король шарахнул ладонями о стол и вскочил тоже:

– Агравейн!

– Давай, прочитай мне нравоучение о том, что ты едва знал мою мать, прежде чем состоялась свадьба, – ядовито отозвался Железногривый.

Удгар скрипнул зубами.

– Я едва знал ее, – отделяя каждое слово, проговорил король, не отводя глаз от лица Железной Гривы, – прежде чем мы поженились. Я видел ее всего четыре раза!

Агравейн недобро оскалился:

– Верно. Она говорила то же самое. И ведь это оказалось таким большим препятствием, чтобы влюбиться без памяти еще в первый?

Не давая отцу опомниться, Агравейн вылетел из кабинета со скоростью булыжника, пущенного из катапульты, с таким грохотом хлопнув дверью, что караулившие по ту сторону стражники синхронно подпрыгнули.

Старый король покосился на дверь недобро, сел. Признавать сыновью правоту он не собирался даже в мыслях.

Удгар вздохнул: он знал сына, страшно любимого, всяким: собранным, разнузданным, лихим и неуправляемым и в ярости, и в веселье, безрассудным и расчетливым, гневным и довольным жизнью до неприличия. Но еще никогда не слышал в его голосе столько горя.

В тот вечер Агравейн даже не думал появляться за ужином или проведывать супругу. Которой, как сообщили днем, недужилось всерьез. Вместо этого он тайком сбежал в городской дом молочного брата Астальда, залпом осушил две пинты темного крепкого эля и, опрокинув на стол приведенную другом рыжую красотку с пышными формами, до темноты в глазах сорвал всю злость.

Астальд с пониманием оставил дом, влез на крышу и всю ночь смотрел в безлунное небо.

Эйя внесла в комнату Таниры прекрасное платье персикового цвета с квадратным вырезом (будь у Таниры пышная грудь, он бы очень выгодно ее подчеркивал), фестонами по основной юбке и рукавами длиной до полу. К платью приложила украшения из розового жемчуга и перламутра, легкий струящийся плащ. Черную ленту с фамильным знаком Салин – тонкий, длинный вздернутый стержень, символизирующий Опаловую Башню, главную цитадель столицы – царица повязала девице на предплечье, заверив, что новый наряд для женщины – нередко новая жизнь.

Девочка облачилась в обновки с радостью и выглядела прехорошеньким ребенком: одиннадцать лет – это, как ни крути, детство. А в детстве все удивляет сильнее положенного.

Салман выглядел растерянным и даже напуганным. Хотя старший брат, Сарват, в последнюю неделю по-честному водил к нему лучших девочек самого популярного в столице борделя, опыта юнцу, кажется, это совсем не прибавило. Он краснел, бледнел, зеленел и никак не находил себе места. Женитьба представлялась ему делом не столько удивительным, сколько безвыходным и даже смертельным. И хотя все в семье убеждали его, тишком и на ухо, что Танира уже «такая милашка» и вырастет еще краше, Салман смотрел на «белоснежный камзол царевича Опалового Замка Шамши-Аддада», как на саван.