Читать книгу "Ритуал - Адам Нэвилл"

Потом голова снова втянулась в напрягшееся перед броском тело. Отблеск фары мелькнул в янтарно-красных роговицах глаз.

На мгновение Люку показалось, что это невероятно высокий человек. Или обезьяна, большая и тощая, приготовившаяся к прыжку как большая кошка. Но в тот момент, когда оно присело на корточки перед броском, согнув огромные мускулистые ноги, Люк разглядел мимолетные черты других существ, что заставило его буквально захлебнуться ужасом.

Он успел рассмотреть покрытую густой черной шерстью голову, с влажным бычьим рылом. Почти человеческие глаза захватили все его мысли. Они были необычайно разумными и не предвещали ничего хорошего. Лишь мельком увидев их, Люк захныкал. В тот короткий миг ему показалось, что голова, сидевшая на бычьей шее, больше напоминала козлиную. А его длинные желтые клыки должны были расти из пасти другого, давно вымершего хищника. Возвышающиеся сверху величайшие из рогов тоже, казалось, принадлежали иной реальности. Они двигались навстречу друг другу.

Двигатель ревел на пределе первой передачи, но у Люка не хватало самообладания переключиться на вторую. Сквозь этот рев он закричал с такой силой, что во рту появился привкус крови, а в глазах потемнело.

Оно кинулось на него через капот.

Под ударом старых копыт лобовое стекло разлетелось на кусочки. Руль треснул пополам. Следом в кабину вошло полчерепа, величиной с небольшой стол. Осколки стекла осыпали Люка, как кристаллики сахара. Люк услышал звук, будто лопнул гигантский воздушный шар. По обе стороны от шеи прошли рога, пробив спинку сиденья и листовой металл кабины. Лицо Люка оказалось прижато к жирной щетине, пахнущей старым мясом и обгаженной соломой. Между глаз что-то хрустнуло, как пластмасса. Его уже сломанный нос.

Клубы вырывающегося из пасти едкого пара, пахнущего гнилой рыбой и свиным навозом, заполнили кабину. Люка вывернуло прямо на этот огромный лохматый череп. В следующий момент существо начало яростно мотать головой.

Люк оказался буквально вдавлен в сиденье. Грузовик качнуло так, будто в него врезался скоростной автобус. Передние колеса оторвались от земли. Задняя стенка кабины вогнулась внутрь. Раздался страшный скрежет. Рога еще сильнее углубились в сталь кабины. Крыша застонала и смялась, как бумажный пакет. Существо застряло. И было готово разорвать мир на части, чтобы высвободиться.

В живот Люку уткнулся нос, влажный, как морепродукты, и подрагивающий, как детское сердце. Это ощущение, испытанное им, пока он сидел в темноте, вдавленный в сиденье, было худшим в жизни. Под носом находилась беспокойная, слюнявая пасть, ищущая, что бы ухватить и порвать словно кальку.

В последнее мгновение Люк почувствовал, как какой-то импульс, словно посланный из глубины веков предками, павшими от этих же рогов, проник ему в правую руку. Руку, сжимающую швейцарский армейский нож.

Правая была повреждена рогом, пробившим ветровое стекло. Но Люк смог, скрипя зубами, согнуть ее в локте. Потом, разжав челюсти, закричал. Закричал изо всех сил и вонзил крошечное лезвие в огромное черное горло.

Рев, вырвавшийся из пасти, оглушил его. Раздался звук, похожий на лязг двух мечей, и Люка швырнуло вперед.

Тварь исчезла. В разбитое ветровое окно ворвался сырой воздух, выветривая запах скотобойни.

Настала тишина.

А потом там, в темной сырой бесконечности деревьев, вдруг послышался кашель. Будто кто-то прочищал горло от застрявшей косточки. Люк посмотрел на свою правую руку. В ней было пусто.

Двигатель заглох. Руль исчез.

Люк закрыл глаза. Потом открыл. Рот был влажным от крови. Нос разбит.

Люк вытащил ружье и положил на капот. Потом вылез сам, совершенно голый.

69

Он больше не слышал ни кашля, ни лая, ни шакальего тявканья. Но он был не один в этом лесу, нависшем над ним и заслонившем серый солнечный свет. Ветви деревьев роняли тяжелые ароматные капли дождя. Люк чувствовал себя словно в известковой пещере – сверкающей, вневременной и ужасной.

Нет, больше он не слышал и не видел твари. Но его сопровождали другие существа.

Он непрерывно сглатывал, стараясь облегчить страшную сухость в опаленном кордитом горле. Его бросало то в жар, то в холод. Он видел вещи и слышал голоса людей, которых там не было. Он переходил из одного мира в другой. Он все шел и шел.

За пределами видимости сновали белые человечки. Они галдели как маленькие обезьянки. Он видел их краем глаза. Они походили на голых детей.

Находясь в бреду, он дважды разворачивался, вставал на колени и стрелял в деревья, где, как ему казалось, видел что-то маленькое, бледное и щебечущее. А потом наступала тишина. Жуткая тишина, полная ожидания и смутных надежд. Пока все не начиналось снова: топот маленьких ног по сырому полу леса и крики в далеких зарослях.

У нее был приличный выводок. Молодняк злился на него за раненую «мать». Если бы он упал и потерял сознание от усталости, они бы непременно утащили его из грез и жидкой грязи в лес. Поэтому он продолжал идти, разговаривая сам с собой, чтобы отогнать их от себя.

Судя по всему, был ранний вечер, когда Люк дошел до конца дорожки и увидел небо, словно впервые за многие годы. Дорожка просто закончилась, а когда он обернулся, перед ним была лишь сплошная стена деревьев. Он словно оказался в прибрежной бухте, куда попал, выйдя из расселины в скале, или хорошо скрытой меж двух полуостровов пещеры. Он больше не видел ни конца тропы, по которой шел полдня, ни бреши в густых зарослях подлеска, высотой с человеческий рост.

Он вышел на каменистую равнину, открытую всем ветрам и туманную после дождя. Серые, зеленые от мха и белесые камни простирались в бесконечность. Если не считать редких маленьких берез, равнина была бесплодной и пустынной, как дно огромного высохшего океана.

В этой гнетущей тишине Люка охватило бескрайнее, удушающее чувство одиночества. Таким одиноким он еще никогда себя не чувствовал. В то же время он испытывал безумное желание брести дальше в бесконечность, мимо этих гигантских валунов. Место казалось странно знакомым, словно он вернулся туда, откуда пришел давным-давно. Когда рядом с ним были три его лучших друга.

Отойдя от опушки леса на некоторое расстояние, Люк сел передохнуть. Вздрагивая всякий раз, когда голова падала на грудь, он провалился в темно-красный сон. Он не знал, сколько прошло времени. Может, несколько секунд. Или пара часов. В конце концов, когда дрожь стала невыносимой, он встал на ноги, повесил ружье на плечо и двинулся дальше, прочь от леса.

За широким гребнем леса, похожим на чью-то вытянутую руку, Люк нашел другую дорожку. Узкую, каменистую, заросшую травой, но явно неспроста протоптанную кем-то в ландшафте из камня и серого оленьего мха. Кем-то, кто однажды уходил из этого страшного леса.

Люк не знал, где север, а где юг. Не знал, куда ведет дорожка, но от одного ее вида разрыдался, содрогаясь всем телом.

Он шел во тьме, дрожа от холода и не чувствуя под собой ног. В небе зажглись тонкие очертания луны и облаков. Он часто подносил к глазам руку, пока они не перестали ее различать. Забвение не длилось долго. Небо из черного стало синим, потом розовым, а потом бледно-серым.