Читать книгу "Русская революция в Австралии и "сети шпионажа" - Юрий Артемов"

Генералов воздержался от того, чтобы приводить подобные аргументы, отметив лишь, что Петров тщательно маскировался, всячески делал вид, что доволен предстоявшим возвращением в Советский Союз, и «якобы деятельно готовился к отъезду»[501].

Надо сказать, что посол чувствовал определенную слабость своей позиции и признавал: «Возможно я виноват, что не откомандировал Петрова сразу…». Однако тут же оговаривался, мол, это ничего бы не изменило – просто третий секретарь сбежал бы раньше[502]. Упор делался на том, что Петров, вследствие сложившегося положения вещей, вел себя «бесконтрольно со стороны посла» и «поставил себя выше посла», что вообще было характерно для работников его ведомства. Об этом Генералов высказался прямо, предлагая менять подобную ситуацию[503].

Предложений по ответным действиям Москвы Генералов не высказывал зная, что принципиальное решение уже принято. К тому моменту, когда Прудников отправлял его объяснительную телеграмму, Москва уже сделала выбор в пользу сворачивания дипломатических отношений с Австралией. Посол знал об этом и, естественно, выразил одобрение. «Принятое Советским правительством решение об отзыве из Австралии персонала советского посольства расстроило все планы правительства Мензиса»[504]. Как и какие именно планы оно расстроило, не уточнялось.

В ноте, которую Громыко вручил Хиллу, в частности, говорилось:

«…Австралийские власти начали клеветническую кампанию против советского посольства в Австралии и объявили Петрова политическим эмигрантом, ссылаясь при этом на какие-то документы, переданные якобы Петровым, которые могут быть только фальшивыми, сфабрикованными по заданию лиц, заинтересованных в ухудшении советско-австралийских отношений.

…Австралийские власти предприняли ряд шагов, рассчитанных на дальнейшее обострение отношений и создание невозможных условий для нормальной деятельности дипломатического представительства Советского Союза в Австралии.

…Подобные действия австралийского правительства не совместимы с элементарными требованиям международного общения, создают обстановку не только исключающую возможность нормальной дипломатической деятельности Советского посольства, но и представляют угрозу для личной безопасности персонала посольства.

…При создавшихся условиях Советское правительство решило немедленно отозвать Посла СССР в Австралии и весь персонал Советского посольства, в свою очередь Советское правительство заявляет также о невозможности при таких условиях дальнейшего пребывания в Москве персонала посольства Австралии»[505].

Заметим, что сам термин «разрыв отношений» в ноте не употреблялся. Заведующий II ЕО Славин позднее уточнял, что правительство СССР дипломатические отношения с Австралией «не разрывало, а отозвало состав советского посольства из Австралии и заявило о невозможности дальнейшего пребывания в Москве персонала посольства Австралии»[506]. Вместе с тем в других мидовских документах признавалось, что дипломатические отношения «фактически прерваны»[507].

Австралийскому персоналу не дали времени на «раскачку». Громыко предложил Хиллу завершить все сборы в три-четыре дня. Советское руководство как могло демонстрировало свою неприязнь к бывшим партнерам и старалось досадить им. С помощью технических средств посольство лишили возможности пользоваться радиосвязью и австралийцам пришлось отправлять оперативные депеши из британской миссии. 24 апреля Хилла вызвал советник II ЕО Н. П. Коктомов и в резкой форме пояснил, что это ответная мера на аналогичные действия австралийцев в Канберре. Хилл ответил, что советское посольство связи не лишали, но это ничего не изменило.

В Женеве министр иностранных дел Австралии Кэйси, прибывший туда для участия в международной конференции по урегулированию в Корее и Индокитае, предпринял попытку смягчить ситуацию. В разговоре с Громыко он поднял вопрос о недопустимости столь жесткого отношения к дипломатам австралийской миссии, но тот уклонился от обсуждения данной темы.

Советские власти, с одной стороны, торопили австралийцев, а с другой – ставили их отъезд в зависимость от отъезда советских дипломатов из Канберры. Установка была четкой – сначала пятый континент покинет Генералов со своей командой, а затем дадут зеленый свет эвакуации австралийцев. В результате они почувствовали себя в положении заложников, опасаясь, что их дипломатическая неприкосновенность может быть нарушена.

Младшие дипломаты посольства Ричард Уолкотт и Билл Моррисон (оба потом сделали успешную карьеру, Моррисон занимал посты министра иностранных дел и обороны, а Уолкотт руководил одним из мидовских департаментов) через много лет вспоминали о своей реакции на решение Москвы. Узнав о том, что Петров попросил политического убежища, они тут же поняли, что советское правительство этого так не оставит. Но им казалось, что дело ограничится высылкой одного из дипломатов. Моррисон клялся: если выберут его, то он обязательно спустит брюки на Красной площади и сверкнет своей голой задницей в этом центральном месте столицы СССР. Когда же выяснилось, что высылают всех, дипломат с ещё большим рвением осуществил свою затею. Щедро заплатив таксисту, который ждал в машине с работающим двигателем, проказник продемонстрировал Кремлю лучшую часть своего тела и мгновенно скрылся с «места преступления»[508].

Сегодня этот хулиганский поступок можно было бы не вспоминать, если бы он столь ярко и сочно не проиллюстрировал отношение австралийцев к Стране Советов и степень неприязни, разделявшую оба государства. Вообще же Хиллу и его подчиненным было не до смеха. Они опасались ареста и сильно нервничали по этому поводу. Р. Манн охарактеризовал обращение с ними советских властей как «притеснение» (“harassment”)[509]. Этот термин, может, и адекватно отражал то, что происходило в Москве, но в еще большей степени – те испытания, через которые прошли советские дипломаты в Австралии. Поэтому реакция австралийцев советскую сторону не волновала, ее действия были мотивированы тем, что в Австралии нарушения иммунитета дипломатических представителей СССР, включая применение физической силы, уже имели место.

После ноты Громыко сотрудникам посольства в Канберре понадобились шесть дней, чтобы собрать свои пожитки. Они так спешили, что не успели толком законсервировать здание посольства, дать все необходимые распоряжения по охране и оплатить счета[510]. Что касается австралийских властей, то они во всем шли навстречу советским дипломатам в организации их беспрепятственного выезда из страны.