Читать книгу "Карибский брак - Элис Хоффман"

Рахиль поднялась и отодвинула стул. Ее не удивило, что к ней пришли с жалобой на ее сына.

– Садитесь, пожалуйста, – сказала она, предложив женщине соседний стул, и тут вспомнила ее. Она работала прачкой, а ее дети учились вместе с детьми Рахиль в моравской школе. – Простите, я забыла ваше имя, – призналась она.

– С какой стати вы должны его помнить? Я вам никто, и вы мне никто.

Женщина заинтересовала Рахиль. Она не боялась говорить то, что думает. Рахиль закрыла гроссбух и отложила его в сторону.

– Но вот имя моей дочери, Марианна, вы должны помнить. Почему бы вам не спросить сына о ней? Хорошо, если ее муж не узнает о том, что творится.

Рахиль хорошо помнила Марианну. Отчасти из-за нее она отослала Иакова в Париж. В мыслях она по-прежнему называла его Иаковом и не собиралась называть по-другому. И она не допустит, чтобы все ее неимоверные усилия направить его на путь истинный пошли прахом из-за этой привлекательной девушки. Наутро она пошла к Жестине и рассказала о визите матери Марианны. Они пили кофе, сидя за столом, где когда-то Адель кормила их завтраками.

– Он не спит с этой женщиной, – сказала Жестина. – Об этом можешь не беспокоиться. Беспокоиться надо о том, что он пишет ее портреты.

Камиль оставил у Жестины несколько рисунков, на которых была изображена Марианна, носившая корзины с бельем. Жестина достала рисунки и поставила на столе перед Рахилью. Рахиль взяла один в руки и обратила внимание на изгибы тела женщины, ее тонкую талию, ее лицо, обращенное к морю.

– Может, он с ней и не спит, но явно неравнодушен к ней, – сказала она. – И давно ты об этом знаешь?

– Ты что, ревнуешь его ко мне? – обиженно отозвалась Жестина. – Разве я не могу быть его тетушкой и одновременно твоей подругой?

– Да не ревную я. Оставайся его тетушкой, я только благодарна тебе за это. Я охотно поделюсь с тобой чем угодно. Но тебе он говорит все, а я узнаю об этом последней.

– А ты разве рассказала бы что-нибудь своей матери?

– Но я совсем не такая, как моя мать. – Она посмотрела на Жестину с вызовом. – Или ты так не считаешь?

– Рахиль, если бы ты была такая же, как она, я бы с тобой не дружила.

Однако Рахиль опасалась, что унаследовала у матери ее ожесточенность. Она всегда гордилась своими прекрасными темными волосами. Но, проснувшись однажды утром после того, как ей приснилась мать, она увидела, что у нее в волосах появились седые пряди, словно сказалось какое-то проклятие. Мать ее поседела еще в молодости, когда отец начал уходить из дома по вечерам. Рахиль слышала, как мать плачет, но ни разу не подошла к ней. Возможно, теперь ее ждет возмездие, и она так и не сможет понять своего сына.

Родители Камиля пригласили Фрица Мельби на обед. Он охотно принял приглашение, хотя Камиль его предупреждал, что это ловушка.

– До них дошли разные слухи о тебе, и они хотят посмотреть, что ты за птица.

– Вот и замечательно.

– Они будут рассматривать тебя, как какого-нибудь ленивца в зоопарке или змею.

Мельби засмеялся. Смех у него всегда был громким и добродушным. По утрам у него часто бывало похмелье, и раньше двенадцати часов он почти никогда не поднимался со своего убогого ложа.

– Они увидят, что я скорее ленивец, чем змея.

Камиль был уверен, что его друг не представляет, что за люди его родители, как резко и непримиримо они могут отнестись к нему – даже его мягкий отец был вполне на это способен, если ситуация требовала резкости, – и как упорно они пытались удержать Камиля на стезе, которая, как он все больше убеждался, была ему чужда. Он тосковал по Парижу, этот город ему снился, и часто, проснувшись, он не сразу мог сообразить, где находится. До появления Мельби он поднимался рано, но теперь зачастую подолгу лежал утром, уставившись в потолок. Все вокруг казалось ему нереальным – и трещина на потолке в форме льва, и плотные багровые шторы на окнах, и комод красного дерева. Он часто думал, что ему, может быть, снится, что он вернулся на Сент-Томас, и когда он проснется, то окажется в Пасси, в доме дяди и тети, и, выпрыгнув из постели, увидит за окном снег, покрывающий сад и лужайку, а на деревьях будут сидеть голуби и воробьи, а не попугаи, которые будят его своими пронзительными криками.

В назначенный час все большое семейство сидело за обеденным столом, и Фредерик допрашивал Мельби. Хотя художник уже лысел и был старше их сына, он был привлекателен внешне, обаятелен и явно привык владеть разговором в обществе. Фредерика интересовало, что занесло Мельби на Сент-Томас и куда он направится дальше. Фриц уже сообщил Камилю, что собирается в Венесуэлу, и пригласил его поехать с ним. Фрица не заботило, что политическая обстановка в Венесуэле была напряженной – зато люди разных рас и религий жили там вперемешку, так что он, в принципе, ничем не отличался бы от местных жителей. К тому же ему говорили, что там такие морские виды, каких нигде больше нет. К сожалению, Мельби совсем не думал об осмотрительности и брякнул, что собирается в Каракас и надеется, что его друг поедет с ним. Именно этого родители Камиля больше всего и боялись, именно это они и хотели выведать в первую очередь у Рыжего друга. Они увидели, что он опасный человек – по крайней мере для их семьи. Камиль заметил взгляд, которым они обменялись, и понял, что обед испорчен, а его планы на отъезд придется отложить.

Рахиль встала и вышла из-за стола.

– Сегодня был трудный день, – сказала она, извиняясь и одновременно давая понять, что гостю пора уходить.

– Я обидел ее чем-то? – спросил Мельби, когда Рахиль вышла, закрыв за собой дверь.

– Боюсь, что да, – ответил Фредерик. Свечи на столе догорали, превращаясь в лужи расплавленного воска.

– Прошу прощения, – сказал Мельби. У него было мало знакомых евреев, и он решил, что допустил какой-то ляп по незнанию. – Я не знаю ваших обычаев. Может быть, я должен был произнести какую-то молитву?

Камиль помотал головой, пытаясь остановить своего друга, но тот продолжил:

– Понимаете, у меня никогда не было друга-еврея.

– И неудивительно, – отозвался Фредерик. – Евреи слишком заняты делом, чтобы заниматься той чепухой, которую вы предлагаете Камилю. Боюсь, что у вас нет никакой цели в жизни и вас не ждет ничего хорошего. – Ему, как и всем в общине, было известно, как Мельби проводит время на острове – мается дурью на берегу, добровольно ночует в Саванне, в то время как все остальные стремятся покинуть это неблагополучное место.

– Искусство, по-вашему, чепуха? – возмутился Мельби.

– Для разумных людей – да.

– А мы разве такие уж разумные люди, папа? Ты всегда вел себя разумно, когда хотел добиться своего? – вмешался Камиль, прозрачно намекая на поведение Фредерика сразу по приезде на Сент-Томас.

– Я всегда поступал разумно, – ответил Фредерик. – Я трезво рассудил, что твоей матери суждено стать моей женой.