Читать книгу "Видео Унтерменшн - Александр Селин"

– О солидности заговорил! – чуть не кричала Елена. – Ты лучше за словами следи, когда с уважаемым человеком будешь разговаривать! Бабочка придает тот самый элемент внутренней раскованности и юмора, который в тебе заложен, вернее, должен быть заложен. Острить, конечно, не вздумай, потому как Буревич КВНовские шутки тырит гораздо лучше тебя, но не улыбаться не смей! А улыбке как раз лучше соответствует бабочка, а не галстук. Надо же, бабочки испугался, совок! Леснер вон в трусах иностранные делегации принимает. В шлепанцах к президенту ходил! Блеванул в присутствии венгерского посла. А ты бабочку стесняешься нацепить.

– Но я же не Леснер.

– А почему ты не Леснер?! Почему ты до сих пор не Леснер?! Почему ты идешь к Буревичу, а не он к тебе? Почему ты теряешь дар речи, когда к тебе обращается Апоков или Эзополь? Почему? Почему я до сих пор должна говорить комплименты этой вонючей крысе Кате Гендель, заводить семейные дружбы с Иквиной и Вранович вместо того, чтобы послать всех трех в чертову задницу? Ты даже с Гусиным не можешь справиться, хотя у нас на него целый чемодан компромата!

Елена бухнулась на стул и замолчала, в короткое свернутое время представляя, как оно все должно быть.

Черешневый сад. Гроздьями свисают огромные ягоды спелой черешни. Яблоневые и вишневые деревья, плоды у которых созревают несколько позже, обогащают цветовое многообразие белыми лепестками, еще не облетевшими в конце мая. Тут встречаются и персики, затаившие сюрпризы в тугих набухающих почках. Ровные ягодные площадочки, отделенные веерами пушистого папоротника. И его величество грецкий орех. Но в основном все-таки черешня. Темно-красная, сочная, нетронутая плодожоркой. Разгрызая тыквенные семечки, из сада выплывает Елена Малш в белом воздушном платье, в голубых босоножках и с полным ведром свежесобранной клубники. Она направляется к готическому особняку с розовыми колоннами и серебристыми фонтанами, журчащими у самого фасада. Четверо гвардейцев в драгунских костюмах, барашковых шапках и с автоматами Калашникова услужливо принимают ведро и помогают открыть парадную дверь. Звучит Моцарт. Длинная ковровая дорожка из натурального персидского ковролина ведет к почетному месту в глубине зала. Почетное место – это кресло-качалка, инкрустированное камешками агата и другими природными минералами. По правую руку от кресла в бежевом костюме и при бабочке – бывший муж, Александр Афанасьеу, с которым Елена всё же поддерживает дружеские отношения, по левую сторону – взрослые женатые сыновья. Ее фавориты разных времен Брэд Питт, Жерар Депардье, Брюс Уиллис и Кевин Костнер расположились немного сзади. А по обе стороны и на протяжении всей персидской дорожки выстроился весь руководящий состав «Видео Унтерменшн», бывшие соседи по лестничной площадке, соседи по гаражу и самые завистливые из институтских подруг.

Брэд Питт, обладающий эксклюзивным правом действующего фаворита, подбегает к Елене, делает пируэт и перехватывает у гвардейцев ведро с клубникой. Сопровождая Елену, шепчет ей на ухо: «У меня есть идея блокбастера, дорогая Элен. Есть деньги, есть Голливуд, есть «Парамаунт», нет только актрисы на главную роль и главного режиссера. И то, и другое я хочу предложить тебе». «А не много ли будет для меня одной? Справлюсь ли я?» – вздыхает Елена. «Справишься. Я не сомневаюсь, о Элен. Вчерашняя ночь показала, что ты способна на куда большее…» Оба рассмеялись. Наконец, Брэд усаживает Елену на кресло-качалку, обменивается рукопожатием с Афанасьеу и кинозвездами. (Никто из них не ревнует друг к другу.) Елена Малш щелкает пальчиками. Моцарта сменяет Шопен. Для большинства публики смена мелодии есть не что иное как приглашение к танцам. Но кое для кого это является командой. Так оно и есть. К Елене Алексеевне подбегают невестки.

– Как ваши детки, как мои внучатки?

– Хорошо, хорошо, мама Елена, – серебряными колокольчиками зазвенели невестки.

– Хорошая ли какашечка у наших младенцев?

– Какашечка хорошая, мама Елена, твердая, темно-коричневая…

– Слава Богу, – улыбается стоящий по правую руку Александр Афанасьеу.

– Слава Богу, – облегченно выдыхают сзади стоящие Брюс Уиллис, Кевин Костнер и Жерар Депардье.

– В общем так, надеваешь бабочку, – наконец проговорила Елена, – и больше со мною не споришь. Я сейчас задумалась, и мне привиделась картина нашего с тобой будущего. А это – верный знак. Я увидела тебя в окружении знаменитых актеров. Ты был с бабочкой и вот в этом бежевом костюме. Иди во второй домик и морально готовься к созданию альянса: мы с тобой, Буревич и Эзополь. Само собой, укрепляющийся альянс с Апоковым разрушать ни в коем случае нельзя. Еще неизвестно, кто кого из них сожрет и выше продвинется. Сам говорил, послушное кубанское теля у семи быков сосет…

– Маток… у семи маток…

– Хм. Маток… Какой же ты все-таки бабник, если так разобраться… Иди к Буревичу и делай все, что он тебе скажет!

* * *

Леснер долго и внимательно смотрел на Апокова, словно пытался понять, в каком месте гендиректорского черепа запрятана нужная информация. И все больше понимал, что сделать такое ему не по силам. Что скрывается за этим немного помятым невозмутимым лицом? О чем говорят хитрые глаза, прикрытые затемненными стеклами в титановой оправе? Что означает это дрожание колена правой ноги? Неуверенность? Вряд ли. Нечистая совесть? Отнюдь. То, чего нет, не может быть чистым или нечистым… а также голубым, зеленым или фиолетовым. Все равно что пытаться раскрасить воздух акварелью… Отчего же тогда колено дрожит?

– Ты чего ногой стучишь?

– В туалет хочу.

– Ну, сходи…

Апоков пошел в туалет. За эти десять минут его отсутствия надо было принимать решение. Да, Апоков – профессиональный предатель. Они оба это хорошо знали. Но предатель, в конце концов, должен понимать, что его предательство не должно выходить за рамки понимаемого предательства. Иначе о прощении не может быть и речи. Своровал – понимаемо. Настучал – милое дело. Самовольное двигание эфирной сетки… Что же, бывает и такая блажь, которую в принципе можно понять и простить… Но он, Михаил Леснер, так и не получил объяснений насчет цветастых орнаментов по периметру экрана, выступления в косоворотке на фоне церковных куполов, желания «пострадать» за всех, еще кое-чего и особенно шестиметрового деревянного креста, который привез на Селигер генеральный директор Российского канала. Конечно, по каждому случаю можно провести допрос с пристрастием. Но ведь он выкрутится, собака, наврет. А вопросов немало. Нет, слишком долго придется выяснять, а нет времени, да и лень. Говорят, что именно от этой самой лени Александр Македонский и разрубил гордиев узел.

Апоков вернулся.

– Ты зачем крест на Селигер привез?

– Для съемок видеоклипа.

«Не сомневался, что именно так он ответит, – подумал Леснер. – Нет, браток, не верю, как говорил… то ли Сталин, то ли Мейерхольд, то ли еще кто-то».

– Я тебя увольняю.

Апоков не поверил своим ушам.

– Я серьезно, – подтвердил Леснер. – Ты сейчас начнешь спрашивать, почему и за что. А я сам не знаю, за что. Знал бы, за что, – не уволил бы. Ты сейчас начнешь меня убеждать, что без тебя компания «Видео Унтерменшн» развалится. Вот тебе мой ответ: ну и хрен с ней, пусть разваливается. Надоела мне эта организация с дурацким названием, которое придумал один сумасшедший немец. Ты сейчас начнешь мне доказывать, что я не найду достойного руководителя Российского канала. Отвечу. Найду. Овцу посажу! Лишь бы не мешала и не интриговала… Момент слишком ответственный… Я позавчера был в Кремле, и мне ясно дали понять, что перед самым Новым годом старый президент уйдет и посадят другого. Кого, уже известно… Попросили, чтобы никто из телевизионщиков не рыпался и никаких инициатив не предпринимал. Так что все спорные выпуски закрываем. Твою рок-оперу тоже.