Читать книгу "Ольга, княгиня зимних волков - Елизавета Дворецкая"

Он кивнул своим людям и поскакал прочь.

Равдан, ничего об этом не знавший, пришел только на следующий день. Свадьба была отложена: у Краяна оказалась вывихнута рука, да и прочие мужики были в синяках и кровоподтеках. Шумил, которому досталось по голове обухом топора, сутки пролежал без памяти. Вошедшего в родную весь Равдана встретили бабьи вопли: утром оказалось, что за ночь Шумил перестал дышать, так и не придя в себя.

В этом несчастье никто уже не винил русалку – под градом новых бед все о ней забыли.

Ведома выслушала Равдана, бледная от потрясения. Жаль было Озеричей, среди которых она прожила пару месяцев, но сильнее всего ее поразило то, на что они сами едва обратили внимание.

– Сальга сказал, что умерла младшая дочь… – Ведома обеими руками схватилась за грудь. – Прияна… Не может быть. Я не верю!

И тут же она разрыдалась. Прияна, ее маленькая сестра! Ей было всего восемь лет! Последнее утешение матери!

– Нет, он точно так сказал? – снова допытывалась она у Равдана, который мог повторить лишь то, что передали ему родичи.

– Точно, – хмуро подтвердил он. – Что, мол, у князя последняя дочь померла, завтра к бабке в могилу положат. А он без детей вовсе остался, потому и хочет найти… тебя, даже если ему придется заглянуть под подолы всем смолянским бабам. Под подолами-то он, шиш его люби, чего хочет найти?

– Сестренка моя! – рыдала тем временем Ведома. – Матушка моя бедная!

Сердце ее разрывалось от жалости к себе и к матери – мало им было бед! Прияна! Ее маленькая сестра, нежная и пушистая, будто котеночек! Как давно она ее не видела и теперь уже не увидит никогда, пока сама не попадет в Закрадье!

– Бабка Рагнора! Она-то зачем… Что ей в Приянке нашей… – бессвязно восклицала Ведома. – Она-то в чем виновата…

Весь остаток дня они пытались заниматься делами, но все валилось из рук. Ведома беспрестанно плакала, вытирая глаза уже совершенно мокрым рукавом, а нос – сухим мхом, оставшимся от конопачения стен.

Наверное, Прияну уже похоронили. Сальга сказал «завтра», а это было дней пять назад. Раскопали край бабкиной могилы, подняли бревна над ямой, где в коробе от повозки, снятой с колес, с весны лежит тело старой Рагноры, а в ногах у нее – челядинка Бельша. Опустили в темноту тело девочки – в лучшей одежде, с любимыми игрушками, с вещами взрослой девушки-невесты. На том свете она вырастет, и все это ей пригодится. Иные богатые семьи маленьким умершим девочкам целого коня под седлом дают в посмертное приданое.

И теперь она лежит там, такая маленькая, холодная, как земля, на которую ее опустили. Сердце разрывалось; эти мысли били в грудь, будто холодный обух, исторгая новые потоки слез.

За что норны или суденицы так ополчились на семью Сверкера? Неужели догнала месть за Велеборовичей? Но ведь страдает не Сверкер, а те последние, в ком течет кровь Велеборовичей: Гостислава и ее дочь.

Равдан утешал Ведому, но и сам хмурился. Оба они одновременно понесли одинаковую утрату: Ведома потеряла сестру, а Равдан – брата. И если она в смерти маленькой Прияны могла винить только призрак покойной бабки, то у Равдана имелся более достижимый виновник беды. Сам князь руками Сальги загубил его родного брата, и его кровь взывала о мести. От родичей он уже слышал кое-что об этом, и Честомил с Лепеней пытались вызнать: с ними ли младший брат, или теперь так, сам по себе? Тогда он уклонился от ответа…

Потому что знал то, чего не знали братья: Равдан должен будет мстить своему собственному тестю! И это было еще одно осложнение, которое ему принесла найденная на Купалиях «русалка».

Наконец стемнело, пора было ложиться спать. Они улеглись, накрывшись теплой одеждой: печка не слишком хорошо держала тепло, под утро изба остывала. Ведома лежала, не шевелясь, выжидая, пока Равдан заснет. Она замечала это в тот же миг, уже зная, как он дышит во сне.

Вот он задышал размеренно, как спящий. Ведома подождала еще немного. Потом осторожно выскользнула из-под кожуха. Подобрала с пола черевьи, отошла к укладке, обулась, обернула вокруг себя поневу. Понева Уксини оборачивалась вокруг ее худого стана чуть не в два раза, но зимой так было теплее. Вязаные высокие чулки и шерстяной навершник и так были на ней. Оставалось только повязать платок и натянуть кожух.

Ведома еще подождала, чтобы убедиться, что муж во сне не заметил ее отсутствия. Потом осторожно приоткрыла дверь и выскользнула в густую влажную тьму осенней ночи.

Моросил мелкий дождь. Хорошо, что в укладке Уксини нашелся большой платок из бурой шерсти, который Ведома теперь накинула поверх повоя. Странное дело: от платка будто бы веяло теплом, казалось, не шерсть обнимает ее плечи, а теплая дружеская рука. Мерещилось, будто сама Уксиня идет рядом, чтобы поддержать юную невестку на этом трудном и жутком пути.

За прошедшее время Ведома хорошо выучила окрестный лес и легко находила в нем дорогу. Темноты и зарослей она не боялась. Беспокоило другое: до свинческого жальника довольно далеко, она дойдет туда только к утру, а захочет ли Рагнора говорить с ней перед самым рассветом? Или придется прятаться где-нибудь и ждать следующей ночи? Но что, если Равдан, обнаружив исчезновение жены, поймет, куда она пошла, и пустится следом?

Он будет прав, если рассердится. Но Ведома знала: он не позволил бы ей того, что она задумала. А оставаться на месте больше не было сил. Ее сердце разорвется от мыслей о матери, если она не придумает средства уберечь хотя бы ее. Что бы там ни говорили – Ведома не могла остаться равнодушной к бедам родной семьи, пусть и ушла оттуда «убегом», разорвав связи. И, может быть, сострадание мучило ее так сильно именно потому, что она так нехорошо ушла от родных.

Если она, Ведома, так нужна бабке, то пусть заберет! Как она будет жить, зная, что загубила и Прияну, и мать? Только бы Рагнора согласилась ей ответить!

Скользя по мерзлой грязи кожаными подошвами черевьев, Ведома торопилась через лес. Дождь не мешал ей – напротив, помогал настроиться на нужный лад. В темноте Закрадный мир казался ближе, и она ощущала его дыхание совсем рядом. Иной раз чудилось, будто она уже вошла в него и теперь ей так же просто позвать умершую бабку, как любой женщине легко окликнуть другую через оконце избы. Ноги уже закоченели, Ведома мерзла, но не обращала внимания. Душа ее была в таком напряжении, что нужды тела ее не задевали.

Конечно, Рагнора будет с ней говорить! Ведь она уже не первый месяц постоянно приходит в избу к живым родичам. Ее видит мать, отец, наверняка и другие люди тоже. Округа уже была полна разговоров об этом, и создавалось впечатление, что мертвую старуху видел чуть ли не весь Свинческ. И уж само собой, Рагнора ответит той, с кем на самом деле хотела поговорить все это время!

Два или три раза, когда уже не держали ноги, Ведома присаживалась отдохнуть на поваленные стволы. А посидев немного, поправляла повой, отряхивала верхний платок от капель влаги и продолжала путь. Мысленно она разговаривала то с Рагнорой, то с матерью, то с Прияной, то с Уксиней. Безотчетно переставляла ноги, уже гудящие от ходьбы по комьям мерзлой грязи, и ей казалось, что эти призрачные женщины кружат вокруг нее хороводом, каждая внушает что-то свое, но их голоса сливаются с шумом ветра.