Читать книгу "Тень Торквемады - Виталий Гладкий"

— Долго ответ придется ждать.

— Зачем? Выправим подорожную — и айда. Ведь посольские приличия будут соблюдены. И потом, мы все же не полномочные представители короля Испании. Хотя я не сомневаюсь, что Иоанн Васильевич обязательно напишет письмо королю Филиппу. Он сейчас очень нуждается в поддержке европейских государей — хоть кого-нибудь.

— А что королева Англии?

Фидалго неопределенно пожал плечами и ответил:

— Поговаривают, что царь будто бы имеет какие-то виды на военный союз с Англией, но ты же знаешь этих заносчивых и хитрых англосаксов. Им главное — беспошлинный ввоз и вывоз товаров и большая прибыль. А обещать Елизавета великому князю может все, что угодно. Даже свою девичью честь.

Антонио де Фариа расхохотался.

— Когда ты королева, притом незамужняя, и у тебя куча фаворитов, сберечь невинность может разве что каменная статуя, — ответил он весело. — Один граф Лейчестер чего стоит. Задиристый петушок, даже свою жену-хохлатку готов со свету сжить, лишь бы приблизиться к заветному трону. Ходят слушки, что резвушка Елизавета совсем не похожа на хладный камень, скорее наоборот — бурлит, как вулкан. Так что Иоанна Васильевича ждет большое разочарование по всем направлениям.

— А ты откуда все это знаешь?

— Был у меня до тебя штурман-англичанин, из высокородных. Может, даже графский сын. Знавал самого Джона Хокинса, одного из лучших корсаров Елизаветы. Он прибился к Хокинсу на корабль после какой-то скверной истории, которая могла стоить ему головы. Вот он много чего рассказывал о порядках в английском королевском дворе. Нравы там, доложу я тебе, что в матросском борделе на Гоа…

Закончить свое увлекательное повествование Антонио де Фариа не успел. В дверь постучали, и не как слуги, — осторожно, тихо, словно с придыханием, — а сильно и дробно, будто ударили в бубен-тулумбас.

— Входи, Митка! — откликнулся де Фариа, недовольно поморщился — слишком много московит воли себе взял.

А то, что это стучал именно он, бывший пират мог побиться об заклад.

Он угадал — на пороге встал Митька Бобер, как всегда, запыхавшийся от быстрой ходьбы, с круглым румяным лицом в веснушках, уже успевшим загореть под весенним солнцем. На испанской службе он изрядно откормился, приоделся и даже раздался в плечах, поэтому трудно было узнать в нем недавнего корчемного забулдыгу в рваной одежонке. Поклонившись по русскому обычаю, — едва не достав рукой пола — он сказал:

— Желаю всем здравствовать!

— Садись, Митка, рассказывай! — нетерпеливо молвил Фернан Пинто. — Как там наши дела?

Привычка московитов бить земные поклоны была испанцам в диковинку. Иногда для большего подобострастия или показывая, как они умеет ценить оказанную милость, русские касались земли даже не одной, а обеими руками. Если же боярин оказывал милость или покровительство какому-нибудь дворянину более низкого звания, то последний становился на колени и с силой бил челом оземь. Поэтому у многих московитов на голове имелись мозоли.

— Брать можно вашего Степана, аки медведя в берлоге, — весело ответил Бобер.

— Нашел?! — в один голос воскликнули идальго.

— А то как же… — Митька, даже сидя, ухитрился гордо подбочениться. — Мы такие… Отыскал я евойную крепостцу. Трудное дело было, скажу вам откровенно… — Он жадно посмотрел на сулею зеленого стекла, которая стояла на полке.

— Где она? — быстро спросил де Фариа, прервав намечавшееся выступление Митьки, в котором хотел расписать свои тяжкие труды и все невзгоды, которые он преодолел с риском для жизни, а значит, заслужил денежного поощрения и чарку-другую хлебного вина.

Вино он получил немедля, но с деньгами прижимистый Антонио де Фарио расставаться не спешил. Митька выпил, неодобрительно крякнул, — понял, что ему ничего не светит на добрую гульбу в корчме, — и доложил:

— Забралси ён в самую што ни есть глухомань, в леса… — Митька ловко уклонился от точного ответа на вопрос бывшего пирата, утопив его в словесах. — Там такую фортецию отгрохал! У-у… Ее и царские пушки не разобьют. Стража, конешно, при деле — на стенах, все чин по чину, денно и нощно, ворота на засове, вокруг крепостцы ров с водой… Я бы туда не полез. Голову свернут, как кочету.

— Поживем — увидим, — ответил Фернан Пинто. — Твои люди на месте?

— Ну да. Сидят в засаде, высматривают. Ждут подкрепления.

— Завтра поведешь нас к этой крепости! — решительно сказал Пинто; он понял, что Митька не горит большим желанием указать, где находится логово тайных тамплиеров; на то у московита были свои причины, и фидалго мысленно согласился, что они вполне разумны. — Нам еще нужно придумать убедительный предлог для того, чтобы убраться на некоторое время из Москвы. Иначе приставят к нам подьячего Афанасия, пиши пропало.

— А чего ж не повести — поведу. Тока кады уговор наш сполните… — Митька широко улыбнулся, будто сказал что-то веселое.

Антонио де Фариа нахмурился и ответил:

— Тебе же сказано — как только разберемся с этим Степаном Демулиным, так все и получишь!

— Оно, конешно, мы не шибко грамотные, ваша светлость, но жизню знаем, — ответил Бобер, улыбаясь по-прежнему, но глаза его стали хищными, как у рыси. — А в ённой местов-то на усех не хватаеть. Многия крайними оказываются. Вот мне и не хоцца задних пасти и ждать колачей с небес до Страшного суда. Был уговор найти ентого Степку и крепостцу? Был. Я ево сыскал? А то как же. И место, где ён схоронился, знаю. А таперича получается, што надыть ишшо и крепостцу енту взять приступом. Не много ли?

Они разговаривали по-русски. Так решили испанцы, которым нужно было практиковаться в русском языке. Даже Антонио де Фариа не только понимал речь московитов, но уже начал объясняться с ними более-менее сносно.

— Возьмем — обижен не будешь! — Де Фариа даже покраснел от гнева — холоп, как посмел дерзить дворянину?!

— Дак мы тожа не лаптем щи хлебаем, ваша светлость, маненько кой в чем маракуем…

Митька Бобер вдруг сделался очень серьезным. Преображение разбитного недалекого малого, болтуна и любителя выпить в опасную личность свершилось на глазах. Митька смотрел на испанцев как бы свысока, словно игрался с ними, как кот с мышью. Антонио де Фариа очень хорошо был известен такой пустой и беспощадный взгляд. Именно такими глазами он наблюдал за тем, как пираты его флотилии топили в море матросов с захваченных кораблей.

Из-за этой предусмотрительности он, а вместе с ним и Фернан Пинто, до сих пор живы; власти их даже не преследовали — не знали кого. Ведь никто из жертв уже не мог опознать капитана и штурмана и сообщить куда нужно, что они пираты. А путь морских разбойников чаще всего заканчивался или гибелью в абордажной схватке, или виселицей.

— Я с вами завязан до конца, — неторопливо, с расстановкой, продолжал Митька. — Ежели што, будем висеть на одной осине. Но золотые должны быть в моем кошельке! Енто мое последнее слово.