Читать книгу "Реквием в Брансвик-гарденс - Энн Перри"

– Быть может, вам стоит пойти почитать еще что-нибудь, – едким тоном предложил Доминик Мэлори. – Попробуйте Писание. Например, ту строку, где сказано: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга»[16]!

И он направился вниз по лестнице в холл.

Там священник столкнулся с Витой, выходившей из утренней гостиной с полной гиацинтов вазой в руках. Она остановилась прямо перед ним, испытующе и строго глядя на него. Понятно было, что она слышала хотя бы часть всей ссоры – как минимум громкие голоса.

– Они здесь засыхают, – бесцельно проговорила хозяйка дома, не глядя на гиацинты. – Должно быть, дело в огне. Наверное, лучше будет на время отнести их в зимний сад. Возможно, там они почувствуют себя лучше.

Она направилась к саду, Кордэ последовал за нею.

– Разрешите помочь? – предложил он.

Миссис Парментер передала ему вазу, и они вместе вошли в зимний сад. Вита закрыла застекленные двери и первой направилась в конец сада, где на скамейке стояли другие горшки с цветами. Священник поставил горшок на скамью.

– Долго ли еще все это будет продолжаться? – проговорила женщина негромко. Казалось, она вот-вот разрыдается и лишь с трудом сдерживает себя. – Эта история губит нас, Доминик!

– Понимаю. – Кордэ хотел помочь ей. Ощущение боли и страха распространялось от нее, словно запах от зимних лилий и белых нарциссов.

– Кажется, вы ссорились с Мэлори, не так ли? – произнесла миссис Парментер, теперь не сводя глаз с цветов.

– Да. Но ничего серьезного, просто нервы обоим отказали.

Повернувшись к своему другу, Вита улыбнулась ему, но с заметной укоризной.

– Ценю вашу любезность, Доминик, – ласковым тоном проговорила она. – Но я знаю, что это не так. И прошу вас не защищать меня. Я понимаю, что с нами происходит. Мы боимся полиции, мы боимся друг друга… боимся того, что можем узнать нечто такое, что навсегда изменит для нас тот мир, который мы знаем. – Она зажмурилась, и голос ее дрогнул: – Началось нечто такое, чего мы не можем остановить, что неподвластно нам… И никто из нас не может предвидеть, чем все закончится. Иногда я ощущаю такой испуг, что, кажется, сердце мое вот-вот остановится.

Что мог Кордэ сказать или сделать, чтобы еще сильнее не ухудшить ситуацию, чтобы не сказать нечто глупое и бесчувственное, чтобы не предложить ложное утешение, в которое неспособны поверить они оба?

– Вита! – Он назвал ее по имени, не осознавая этого. – Мы можем сделать только одно. Нам нужно проживать каждый час таким, каким он нас посещает… делать все лучшее, на что мы способны. Поступать с честью и добротой и верить Богу в том, что в конце концов все сделается терпимым.

Женщина перевела взгляд на него:

– Сделается ли, Доминик? По-моему, Рэмси претерпел какой-то надлом. – Она судорожно глотнула. – Он то кажется обычным, тем Рэмси, к которому все мы привыкли, терпеливым и спокойным… и рассудительным до занудства. – Она поежилась. – А в следующий момент вдруг взрывается и становится совершенно другим человеком. Ну, словно бы в его груди скрывается жуткая ярость против мира, против… не знаю, как сказать… против Бога… потому что Он где-то не здесь, а ведь Рэмси так много лет тратил столько времени и энергии на веру в то, что Бог рядом.

– Но я не замечал… гнева, – задумчиво проговорил священник, пытаясь припомнить свои разговоры с Парментером и эмоции, которые тот обнаруживал при этом. – Возможно, он разочарован, потому что все оказалось не так, как он полагал. Если он сердится, так только на людей, на тех, кто, по его ощущению, мог ввести его в заблуждение. Но в таком случае они заблуждаются сами. Все это просто печально… но обвинять в этом нельзя.

– Это вы не можете обвинять, потому что говорите искренне, – произнесла Вита с кривой полуулыбкой на губах. – Рэмси находится в полном смятении, он очень… не знаю, как сказать. Наверное, он очень испуган. – Она вгляделась в лицо Доминика, чтобы определить, понимает ли он смысл ее слов. – Мне очень жаль его. Вы не считаете меня самонадеянной? Я бы не хотела этого. Но подчас я замечаю страх в его глазах. Он так одинок… и на мой взгляд, так пристыжен, хотя никогда не признает этого.

– Сомнений стыдиться нельзя, – ответил Кордэ, стараясь говорить очень негромко, чтобы его даже случайно не услышал никто из слуг. – На самом деле нужна особая отвага вести себя так, словно ты веришь, когда никто больше уже не верит. На мой взгляд, нет на свете более жуткого одиночества, чем то, которое ощущаешь, когда теряешь веру, хотя прежде имел ее.

– Бедный Рэмси, – прошептала его собеседница, сложив вместе ладони и опустив к ним взгляд. – Когда люди начинают бояться, они делают странные вещи, абсолютно не соответствующие тому их характеру, который нам известен. Помню, как однажды мой брат, с перепугу…

– Я не знал, что у вас был брат, – удивился священник.

Миссис Парментер усмехнулась:

– Ничего удивительного. Я не слишком часто упоминаю о нем. Он был старше меня и какое-то время вел себя не слишком хорошо. Наш отец был очень расстроен и жутко разочарован. Однажды Клайв проигрался и влез в долги, с которыми не смог расплатиться… Тогда он собрал домашнее серебро и продал его. Конечно же, он не смог получить за него столько, сколько оно стоило, и папе пришлось дважды переплатить, чтобы вернуть приборы. Жуткий поступок, и совершенно не похожий на Клайва. Чего только ни сделаешь со страха!

Огромная тяжесть легла на сердце Доминика:

– Так вы считаете, что это Рэмси убил Юнити, так?

Вита плотно зажмурила глаза:

– Боюсь даже сказать… да. Я уверена в том, что это сделали не вы. – Голос ее не допускал и нотки сомнения. – И я не верю в то, что это сделал Мэлори. Я… Доминик, я слышала ее крик! – Женщина чуть поежилась. – Конечно, этого свидетельства недостаточно, но я видела, каков он в гневе. – Рука ее почти неосознанно потянулась к щеке, на которой еще темнели болезненные синяки. – Он утратил власть над собой. Сделался другим человеком. Он никогда не обошелся бы так со мной в… в нормальном своем состоянии. За всю нашу жизнь Рэмси ни разу не поднял на меня руку. – Она поежилась. – С ним что-то происходит, Доминик. Что-то ужасное… как будто нечто в нем сломалось. Я… я не знаю, что делать!

– И я тоже, – признался расстроенный Кордэ. – Быть может, мне стоит еще раз поговорить с ним?

Снова разговаривать с хозяином дома ему хотелось меньше всего. Ему было неудобно даже думать об этом… Но как оставить Виту в одиночестве перед лицом такого несчастья? Она любила своего мужа и теперь наблюдала за тем, как он утопает в эмоциональном водовороте, которого она не понимала, а потому не могла ему помочь. Его затягивало прочь от нее… прочь ото всех. Доминик слишком хорошо знал, каково это, когда тебя увлекает вниз, когда душит отчаяние. Те несколько недель, проведенных в Айсхауз-вуд, он собирался покончить с собой. Его удержала обыкновенная трусость, а вовсе не любовь к жизни или надежда. Однако Рэмси не отвернулся от него, не позволил брезгливости удержать протянутую ему руку помощи.