Читать книгу "Пляжный клуб - Элин Хильдебранд"

– Нет ничего плохого в том, чтобы быть уборщицей, – сказала Тереза. – Я и сама уборщица и уважаю свою работу.

Миссис Хесситер стыдливо посмотрела на свои руки.

– Это другое. Вы – хозяйка всей этой красоты.

– Нет, одно и то же, – сказала Тереза. – Кстати, я хочу попросить вас об одолжении.

– О каком же?

– Мне нужно вывезти мужа из дому, и я хочу, чтобы вы с утра курировали моих горничных. Сами увидите, как много в наших занятиях общего. И, чтоб вы знали: я бы ни за что не доверила свою работу дилетанту.

Миссис Хесситер засучила рукава.

– С радостью, – ответила она. – Вот сразу же и примусь за дело.

Тереза ничего не сказала Биллу, пока они не оказались в машине, а миссис Хесситер не добралась до гостиничного холла. Тогда мать семейства завела машину, включила кондиционер и направила в лицо струи живительной прохлады.

– Я знаю, что ты на меня сердишься, – начала она, выезжая с парковки. – Но я не нашла в себе сил обвинять бедняжку.

– Да, – кивнул Билл, – я сам виноват. Напутал с номерами. Вот поэтому, Тереза, мы и не пускаем в дом незнакомцев. Им здесь не место.

– Не надо на нее сердиться.

– А ты-то хороша! Расскажи тебе слезливую историю и бери тепленькой. Теперь она у нас великомученица.

– Билл, я сочувствую людям, – проговорила Тереза.

– А нас с Сесили тебе не жалко? – проворчал Билл.

– Ты у меня всегда на первом месте, – заверила Тереза. – Тридцать лет с тобой живу, и ты для меня – самое главное. Сам прекрасно знаешь.

Она свернула на Мейн-стрит, где вовсю кипела жизнь, и нашла благодатную тему, чтобы отвлечься.

– Не припомню, когда мы с тобой последний раз были в городе в разгар лета, – сказала она, махнув рукой в сторону фермерского грузовичка. Там в разномастных ящиках пестрели овощи: красные и желтые помидоры, кабачки и тыквы, стручковая фасоль и латук в окружении самых разнообразных цветов, которые даже в этой жаре были усыпаны сочными бутонами. – Ты только оглянись – какое благодатное лето!

– Да уж, благодати выпало немало, – пробормотал Билл. – Сначала я теряю Мака, а теперь еще и единственное дитя.

Они медленно пробирались по булыжной мостовой. Тереза сидела, крепко вцепившись в руль.

– А куда мы едем? – уныло поинтересовался Билл. – Похоже, не в аэропорт.

– Так и есть.

Они добрались до кладбища на Сомерсет-роуд и выехали к могиле В. Т. Билл застонал и уронил голову на подголовник кресла.

– Сегодня что, день пыток?

– Нет, – ответила Тереза. – Я просто хочу, чтобы ты вспомнил, какова она, настоящая потеря.

Они стояли на пятачке сухой травы перед могильным камнем. Тереза прочла надпись вслух: «В. Т. Эллиотт. Возлюбленный сын, семнадцатое апреля, 1970 года». И оба, словно по молчаливому согласию, заплакали. Билл, сотрясаясь от рыданий, вытащил носовой платок. Тереза обливалась слезами, прислонившись к его плечу. В какой-то момент на нее нашло внезапное просветление, и вдруг представилась комичная картина: двое людей в годах под нещадно палящим солнцем оплакивают давно умершего человека, которого толком и не знали.

Прошло время, Тереза отпустила руку Билла. Оттянула на себе влажную от пота блузку, похлопала руками, точно птица пред полетом, и сделала пробный шажок к машине. По спине градом катил пот. Они слишком долго простояли на нестерпимой жаре. В голове вертелась мысль: вернется Сесили или судьбой им предначертано горевать у могильных плит? Несчастные родители ушедших детей.

– Знаешь, чего мне хочется больше всего на свете? – проговорила Тереза.

– Чего?

– Дождя.

В домике Лав на Хупер-Фарм-роуд было так жарко, что тест получился лишь с третьего раза. На рассвете она пописала в пластмассовую чашу и достала из упаковки бумажную полоску. Проклятая полоса намертво приклеилась к потным пальцам, словно ловушка для мух, а когда Лав попыталась ее отлепить, разорвалась надвое.

– Хорошо хоть, догадались положить еще одну на всякий пожарный.

С самого утра Лав почему-то разговаривала сама с собой. Над второй полоской она тряслась. Если окунуть в урину, полоска должна порозоветь в случае положительного результата или поголубеть в случае отрицательного. Едва полоска показалась на свет божий, она быстренько стала зеленой. Нет, вы подумайте! Лав вновь обмакнула ее в мочу, надеясь, что волшебным образом цвет изменится и лягушка превратится наконец в принцессу. Но нет, полоска осталась мутно-зеленой.

Лав вскочила на велосипед и опять покатила в круглосуточный «Стоп энд шоп» – единственное место, где можно было купить тесты на беременность в половине седьмого утра. Приехав, она схватила с полки новую упаковку. За кассой сидел тот же молодой человек, что обслуживал ее час назад, когда она покупала свой первый тест.

– Да, – сказала она. – Мне понадобился еще один.

Возможно, кассир взглянул на нее с пониманием, а может, скривился, как бы намекая: «Знаете, дамочка, держите свои секреты при себе». Что он подумал на самом деле, она так и не узнала – не смогла встретиться с ним взглядом. «Я, может быть, беременна!» – чуть не вырвалось у нее. Хотя он, наверное, догадывался. Не сказав больше ни слова, Лав выложила восемнадцать баксов и пулей выскочила из магазина.

Прежде чем касаться третьей полоски, Лав вымыла руки и тщательно их высушила. Затем подцепила полоску ноготками и макнула ее, словно пончик в глазурь. Положила на специальную подушечку. Теперь, согласно инструкции, осталось пять минут подождать.

Придется запастись терпением.

Лав вышла из комнаты и направилась в гостиную, откуда открывался вид на дорогу. Села на обшарпанный диван и уставилась в голую стену напротив. Соседи еще спали.

– А я ведь раньше толком здесь и не бывала, – прошептала Лав. – Наверное, это к лучшему.

Комната была идеальным местом для ожидания – совершенно безликое помещение. Уродливая софа с двумя каменными подушками, половик с бахромой, телевизор с неисправной антенной… Здесь было стерильно, как в приемном покое, ничто не привлекало взор и не бередило душу, не мешало сидеть, погрузившись в собственные мысли.

У Лав пропали месячные. Поначалу она списала все на задержку – ничего удивительного при таком напряженном графике тренировок. Через неделю задержка переросла в пропуск. Однако Лав решила раньше времени не плясать от радости – ведь еще ничего не известно наверняка. Она стала чаще ходить в туалет, хотя, конечно, и жидкости она теперь выпивала гораздо больше, чтобы не погибнуть от обезвоживания. Ее подташнивало и клонило в сон – а ты покатайся-ка на сорокоградусной жаре, да при стопроцентной влажности. Один раз вырвало, но после суши со всяким может случиться, как знать, может, рыба у них испортилась. Лав не могла понять, то ли она беременна, то ли ей просто жарко.