Читать книгу "Одни несчастья - Карина Пьянкова"

А мы с Лиллен и миз Коллинз остались тут же, на безнадежно разгромленном рабочем месте. Переоделись, умылись, захлебнулись кофе и слаженно принялись изображать полнейшее, поистине глянцевое благополучие. Вполне достоверно. Вот только когда я глядела в зеркало на свое отражение, видела волчью тоску в собственных глазах. Такео уезжает. Навсегда. Но ведь это не важно? Я же все равно буду жить дальше. Работать. Улыбаться. Люди не умирают без любви. Люди умирают без кислорода. Поэтому в то утро я была немного сонной, но такой же счастливой и жизнерадостной, как и всегда. Разве что Адамс временами ободряюще похлопывала меня по плечу. За это хотелось ее убить.

В полдень, когда мое бедное сердце ныло так, что казалось, я вот-вот потеряю сознание, начальница нанесла мне последний удар. Удар милосердия. Будто недостаточно я перенесла за эту ночь. Будто мне все еще не хватает боли. Дженнет неожиданно заявила, что я должна буду присутствовать на пресс-конференции In the Dark, потому как больше некому. Мол, все репортеры журнала заняты окончательно и бесповоротно, а послать нужно хоть кого-то.

Можно подумать, будто In the Dark — это самая актуальная тема мира моды.

— Но, Дженнет, я же не журналист! — справедливо возмутилась я, вообще не понимая, к чему весь этот фарс.

— А как же твой магистерский диплом? — саркастично поинтересовалась главный редактор, которой сочувствие было совершенно чуждо. — Ради тебя я позволила разнести половину офиса, так что будь добра, отрабатывай, Джулия.

Крыть было нечем. Но в тот момент я едва удержалась от того, чтобы нахамить всевластной миз Дженнет Коллинз. Почему бы просто не оставить меня в покое? Зачем нужно еще больше мучить? Если уж и должна я отрабатывать долг перед журналом, то, ради милости Господней, почему именно так и именно сейчас?!

Однако босс оставалась непреклонна, как инквизитор на допросе еретика. И стояла на своем.

Пришлось смириться. Когда Дженнет на чем-то настаивала, оставалось только смириться и сделать, как она хочет. Иначе будет куда хуже.

Начальница и Адамс неодобрительно осмотрели меня и заявили, что в таком виде я позориться не буду уж точно, потому как я — лицо «Фейри стайл».

— Да хоть задница! — убито выпалила я, тут же осознав, что первый раз за много лет употребила бранное слово. Тем более на работе. Волшебная пыльца окончательно осыпалась с крылышек феи Джули, и оказалось, что они серые и непривлекательные.

Лиллен довольно хохотнула и пошла в нашу служебную гардеробную за чем-то, что могла бы одобрить главный редактор. В итоге меня упаковали в пышное платье молочного цвета с невообразимым количеством подъюбников, что-то в стиле шестидесятых. Оно мне показалось слишком уж похожим на подвенечное, и я окончательно расклеилась, хотя думала, что хуже уже не будет. Вот и еще один урок жизни: как бы отвратительно ни сложилась ситуация, всегда может быть еще отвратительней.

Мне поручили взять у участников группы интервью, но я собиралась отсидеться в последнем ряду, просто записывая то, что будут спрашивать другие. Список обычных вопросов, которые задавали знаменитостям, был заучен наизусть, все, что нужно, я услышу и так. Вот и хорошо. Вот и славно… Он даже не поймет, что я там. Не увидит.

А миз Коллинз улыбалась так, будто знала все тайны мира. И еще чуть-чуть. Вот уж точно, ведьма.

Первый раз за много лет мне было дико неудобно идти на каблуках. И платье казалось невозможно нелепым. Это кружево, эта пышная юбка… Зачем?! Хотя наверняка выглядел наряд прекрасно, я видела это в глазах встретившихся мне мужчин и женщин. Первые облизывали взглядом, вторые испытывали всю гамму чувств, от любопытства до изумления. Раньше это неплохо потешило бы мое самолюбие, теперь же мне было безразлично. Только бы меня не увидел никто из ребят или Айко… Хотя… некоторые охранники тоже меня в лицо знают. Отвратительная ситуация.

В зале, где должна была пройти пресс-конференция, я выбрала, как и хотела, место в последнем рядом у прохода, чтобы при необходимости ускользнуть без единой задержки. Никогда до этого мне не приходилось сбегать, поджав хвост. Все бывает в первый раз…

Участники группы вошли в зал ровно в назначенное время. Жители Ямато вообще удивительно пунктуальны… И все шестеро музыкантов выглядели так, будто готовились появиться в романтическом девичьем сне. Сияющие, улыбающиеся, молодые и красивые, причем привлекательность их казалась не «глянцевой», а такой близкой и настоящей, что дух захватывало. И Такео, разумеется, был лучше всех.

Страдания в его глазах я не заметила, и это почему-то безумно обижало. Я задыхалась от боли, а он казался таким ненормально счастливым… Хотелось подскочить с места и высказать все, что о нем думаю. Но нельзя было. Я не имела права ничего делать, оставалось только сидеть и смотреть на него. И понимать, что теперь потеряла свое самое нужное несчастье навсегда. И пусть я сама так решила, все равно хотелось плакать.

Но тогда макияж потек бы… Нет ничего более ужасного, чем изуродованное потеками лицо. И даже то, что Такео теперь для меня потерян, не так страшно. Это не так страшно…

Среди журналистов в основном были уже привычные моему взгляду хорошенькие барышни, глядевшие на молодых артистов из-за моря, как оголодавшие вампиры на девицу шестнадцати лет, имевшую несчастье порезать при них руку. Они наперебой задавали свои предсказуемые вопросы, их голоски слегка дрожали, когда они обращались к музыкантам, и в них звучало неподдельное слепое обожание. Парни же хранили поистине королевскую невозмутимость и отвечали на вопросы действительно профессионально. Ни одного лишнего слова, только четкий ответ на поставленный вопрос. Никакой двусмысленности.

Айдзава стояла поодаль, сложив тонкие руки на груди, невероятно красивая в своем кремовом брючном костюме, и держала в руках букет чайных роз, который удивительно гармонировал с ее нарядом, придавая еще больше нежности облику. Не только я одна сегодня напоминала невесту.

— Мистер Ватанабэ, я задаю этот вопрос от имени миллионов девушек по всему миру. Ваше сердце свободно? — поднялась с места репортер из глянца средней руки, сидящая в первом ряду. Я знала и журнал, и девицу, ни первый, ни вторая интереса не представляли.

Журналисты на мгновение смолкли, не ожидая, что музыкант ответит хоть что-то конкретное.

Улыбка Ватанабэ стала чуть мягче и приобрела оттенок легкой грусти.

— Мое сердце уже очень давно несвободно.

Хотелось заткнуть уши, только бы не слышать этого мягкого голоса и этих слов.

Зал оживленно загудел в ожидании сенсации. Я вжалась в спинку стула в ожидании катастрофы. Прежде на этот вопрос Ватанабэ отвечал только: «Без комментариев».

— Это значит, что, возможно, скоро ваши фанатки потеряют всякую надежду на взаимность с вашей стороны? — предсказуемо попыталась развить успех репортер, в голосе которой звучал охотничий азарт.

— Да, я собираюсь сделать ей предложение руки и сердца. В тринадцатый раз, — невозмутимо произнес Такео, и у меня по спине мурашки побежали.