Читать книгу "Гений войны Кутузов. «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву» - Яков Нерсесов"

Для защиты Курганной высоты Барклай де Толли собрал элиту своих войск: неподвижно стоявшие в резерве гвардейские полки – Преображенский, Семеновский, Конногвардейский и знаменитый своим бесстрашием Кавалергардский полковника Карла Карловича Левенвольде (1779–1812), последний здесь вскоре погибнет. Как и Старая гвардия Наполеона, они в бой не вступали, но, будучи, в отличие от французов, слишком близко расположенными к линии огня, уже понесли большие потери. Неприятельские ядра повалили около 800 преображенцев и семеновцев! Так бездарно-расточительно гибла лучшая русская пехота!

…Между прочим, некоторые историки и непосредственные участники Бородинского сражения склонны считать, что при почти полной инертности («самоустраненности»?!) Михаила Илларионовича (генерал Н. Н. Раевский: «Нами никто не командовал»; В. И. Левенштерн: «Кутузов не сходил весь день с места») после чуть не ставшего для русской армии роковым смертельного ранения Багратиона именно Барклай с его природным хладнокровием оказался той «светлой головой», что руководила непосредственно на поле боя и не дала Бонапарту и его маршалам окончательно опрокинуть левый фланг русских и полностью прорвать их центр. Лично водя в атаку кавалерийские корпуса Корфа и Крейца, Барклай де Толли появлялся в самых опасных местах сражения в центре русской позиции. Со шпагой в левой руке Михаил Богданович был и среди тех, кто атаковал, и среди тех, кто защищался! Кавалерийская сеча была величайшая! Потери с обеих сторон были таковы, что лошади без седоков бегали вокруг целыми табунами! Известный храбрец и весьма желчный человек Алексей Петрович Ермолов так написал о поведении Барклая во время бородинской мясорубки: «Всегда в опаснейших местах присутствующий»; «Храбрости необычайной: не разумеет страха!» Другой былинный смельчак Михаил Андреевич Милорадович, видя Михаила Богдановича в самом пекле, где его свитские один за другим уходили в Бессмертие, в восхищении воскликнул: «У него не иначе как жизнь в запасе!!!» А солдаты, до того его не понимавшие, лаконично и доходчиво конкретизировали: «Да он смерти ищет…» Передают, что в день битвы под ним убито и ранено пять лошадей. Его плащ и шляпа были прострелены. К концу того ужасного дня почерневший от пороховой гари парадный мундир Михаила Богдановича был забрызган русской и французской кровью с ног до головы. А его самого лишь легко ранило и контузило. Зато семь из 12 адъютантов, сопровождавших его по Бородинскому полю, за исключением одного, были убиты или серьезно ранены: желающих убить или пленить русского генерала было не счесть! Дважды Барклая едва не захватили в плен польские уланы. Ценой своей жизни его спасали молодые свитские офицеры, лихо кидаясь на польские пики. Поскольку после тяжелого ранения в правую руку под Прейсиш-Эйлау Михаил Богданович плохо владел правой рукой и мог держать шпагу лишь левой рукой, то справа его прикрывали два лихих адъютанта-рубаки фон Клингфер и граф Лайминг. Первого подняли на пики, второго застрелили в упор! Лишь Закревский, Левенштерн и Сеславин остались живы, но к концу сражения первые двое были порядком изранены. Из всех адъютантов Барклая-де-Толли без единого ранения из Бородинской сечи вышел лишь один Сеславин на своем верном Черкесе, и это с неполноценной правой рукой! Будущий знаменитый партизан за Бородино получит своего единственного Георгия – IV класса. Сорвиголова Алексей Петрович Ермолов, проливавший кровь в самом пекле сражения – на Курганной высоте, потом утверждал, что «князь М. И. Кутузов, пребывавший постоянно на батарее у селения Горки», не понимая, «сколь сомнительно и опасно положение наше, надеялся на благоприятный оборот. Военный министр, обозревая все сам, давал направление действиям, и ни одно обстоятельство не укрывалось от его внимания». По Ермолову Барклай, а не Кутузов приказал Дохтурову взять гренадерскую дивизию и привести в порядок левый фланг. Это Михаил Богданович, а не Михаил Илларионович сменил обескровленные войска Раевского на Курганной высоте на свежий корпус Остермана-Толстого. И все это при том, что до Бородина Ермолов был весьма скептичен к генералу «Болтай, да и только», уважая «старую лисицу севера». Правда, при этом не надо забывать о желчности Алексея Петровича и о его, по выражению императора Александра I, «черной душе». Если все это так, то получается, что, активно действуя в центре и на левом фланге остатками расстроенной 2-й армии Багратиона, энергично вводя в бой резервы из своей 1-й армии, именно Барклай сумел-таки свести сражение к столь желанной для россиян «ничьей». Да, русские пошатнулись, да, они отошли почти на пару километров назад. Но они остались «Стоять и умирать!» – согласно предельно лаконичному, исключительно емкому и крайне доходчивому для их менталитета приказу их главнокомандующего, явно не рассчитывавшего по-иному «одолеть» басурмана…

Глава 18

«Редут смерти», или «могила» тяжелой французской кавалерии!

Наполеон обрушил на защитников «батареи Раевского» лучшие силы Эжена де Богарнэ и кавалерии Мюрата (до 35 тыс. человек?) и огонь 150 (или чуть ли не 300?!) орудий. После взятия Бородина, Семеновских флешей, деревни Семеновское центр русской позиции – Курганная высота – оказался под огнем с трех сторон. Гранаты и ядра сыпались плотным дождем, бороздили землю рикошетом, крушили все на своем пути. Случалось всякое! Так, одно французское ядро ударило прямо в жерло… дула русской пушки, но… внутрь не проскочило, а отскочило назад и бессильно закрутилось на земле. Окровавленные и черные от пороховой гари, русские канониры громко схохмили: «Видать, не по калибру пришлось… (здесь мы пропустим соленое солдатское словцо) … нашей «девки»!!!»

…Кстати, характер наступления французов на центр русской позиции был сродни тому, что обрушился на них на Семеновских флешах. Точно так же, как действовали тяжелые батареи Сорбье и Фуше против войск Багратиона, теперь заработали и дальнобойные орудия из корпуса пасынка Наполеона принца Евгения. Находясь на высоте западнее Бородина – почти в полутора верстах от Курганной батареи, т. е. на предельной для эффективного огня дистанции, орудия д’Антуара принялись методично поливать ее смертоносным огнем. Вскоре к ним присоединилась артиллерия гвардейского генерала Сорбье. Будучи одним из лучших артиллерийских начальников той богатой на военные таланты поры, он быстро перенацелил с Семеновских флешей подчиненные ему 85 дальнобойных орудий на Курганную высоту. В результате огневой шквал французов был еще сильнее, чем против Багратионовых флешей. Постоянными атаками на батарею Раевского Наполеон заставлял русских наращивать здесь свои силы и держать в развернутых порядках большие массы войск. Сведенные в большую батарею дальнобойные орудия его пасынка вместе с орудиями Сорбье прямо как в «тепличных условиях» учебного полигона безнаказанно уничтожали сгрудившиеся войска русских. Выдвинутое положение Курганной высоты лишь облегчало задачу французских канониров: их перекрестный анфиладный огонь был максимально эффективен. Все, что не попадало в батарею, накрывало плотно стоящие сзади и по бокам русские войска. В сложившейся ситуации то, что русские самоотверженно отражали пешие и конные атаки врага на редут Раевского, мало что меняло. Ведь чем дольше они держались на Курганной батарее и вокруг нее, тем больше росли их… потери, в первую очередь от французского артобстрела, значительно превосходя французские потери и меняя тем самым общее соотношение сил в пользу Бонапарта. Противодействовать французским батареям отодвинутые назад к Семеновскому оврагу русские батареи не могли – сектор обзора перекрывался Семеновскими высотами с их полуразрушенными флешами. Итак, на Курганной батарее в усиленном варианте повторялась поистине дьявольская задумка Последнего Демона Войны, воплощенная им на Семеновских флешах: оставаться на позиции означало для русских обескровливание их армии французской артиллерией; отход с французами «на плечах» (трудно себе представить, как это можно было бы проделать, когда на тебя наседают огромные массы пехоты и кавалерии противника?!) грозил катастрофой – прорывом центра обороны и полным поражением; самим атаковать французов, имеющих превосходство во всем, смерти подобно! Снова, как и на Багратионовых флешах, русским приходилось: «Стоять и умирать!» «Наполеон, – говорил потом Барклай де Толли, – хотел уничтожить нас своей артиллериею!» Командир гвардейского Измайловского полка Кутузов потом докладывал: «Истребляя ряды наши, неприятельский огонь не производил в них никакого беспорядка. Ряды смыкались и были поверяемы с таким хладнокровием, как бы находились вне выстрелов». Вот она во всей своей красе «загадочная русская душа»: «Умом Россию – не понять! Аршином общим – не измерить!..В Россию можно только… верить!»…