Читать книгу "Августовские пушки - Барбара Такман"

К утру 20 августа 1-я армия генерала Дюбая и 2-я армия генерала де Кастельно встретились в Лотарингии с подготовленной обороной германских войск у Саарбурга и Моранжа и были жестоким образом наказаны за легкомыслие. Очень быстро обнаружились пределы offensive à outrance: наступление быстро захлебнулось, натолкнувшись на тяжелую артиллерию, колючую проволоку и пулеметные гнезда. Касаясь тактики наступления, французский полевой устав предусматривал, что за 20-секундный бросок атакующая пехота успеет покрыть 50 метров, пока противник изготовится к стрельбе, прицелится и выстрелит. Как потом горько сетовал один французский солдат, вся эта «гимнастика, которой мы столько занимались на маневрах», оказалась никчемной на поле боя. Чтобы открыть пулеметный огонь, немцам требовалось было всего 8 секунд, а не 20. Полевой устав также рассчитывал, что шрапнельные снаряды 75-миллиметровых орудий «нейтрализуют» оборону, вынудив противника «пригнуться и стрелять не глядя». Но вместо этого, как предупреждал Иэн Гамильтон, основываясь на опыте русско-японской войны, обороняющийся, заняв позицию в оборудованных брустверами траншеях, не боится шрапнели и ведет огонь по атакующим через амбразуры.

Несмотря на все препятствия, оба французских генерала отдали приказ о наступлении 20 августа. Без поддержки артиллерийского огня их войска бросились на германские укрепленные позиции. Контратака Рупрехта, в проведении которой главный штаб ему не посмел отказать, началась в то же утро с убийственной артиллерийской подготовки, проделавшей во французских боевых порядках зияющие пустоты. XX корпус Фоша армии Кастельно был на главном направлении наступления, которое приостановилось перед укреплениями Моранжа. Баварцы, чей боевой дух так не хотелось сдерживать Рупрехту, контратаковали и вклинились во французскую территорию. Стоило только кому-то закричать: «Франтиреры!» — как они немедленно начинали грабить, расстреливать и поджигать. В старинном городке Номени, находящемся в долине Мозеля между Мецем и Нанси, 20 августа были расстреляны или заколоты штыками 50 жителей, а уцелевшие после артиллерийского обстрела дома были сожжены по приказу полковника фон Ханнапеля, командира 8-го баварского полка.

Ведя тяжелые бои по всему фронту, армия Кастельно подверглась на левом фланге упорной атаке германского отряда из гарнизона Меца. Видя, что левый фланг отходит и все резервы уже пущены в ход, Кастельно понял, что надежды на наступление рухнули, и вышел из боя. Оставался только один выход — оборона, но это слово было под запретом, и сама идея об обороне — запретна. Но вряд ли Кастельно сознавал, как предполагал один из наиболее яростных критиков «Плана-17», что долгом французской армии было не наступление, а оборона французской земли. Приказ об общем отступлении на линию обороны у Гран-Куронне Кастельно отдал потому, что у него не оставалось иного выбора. На его правом фланге 1-я армия Дюбая еще удерживала свои позиции и, несмотря на большие потери, даже продвинулась вперед. Когда из-за отступления Кастельно ее правый фланг оказался открытым, Жоффр приказал 1-й армии также отступить, чтобы быть на одной линии с соседом. «Нежелание» Дюбая сдавать территорию, завоеванную в результате семидневных боев, было очень велико, и его давняя антипатия к Кастельно отнюдь не уменьшилась в результате отхода, которого «положение моей армии совсем не требовало».

Хотя французы еще не понимали этого, бойня у Моранжа задула яркое пламя наступательной доктрины. Конец ей пришел в Лотарингии, где к исходу дня видны были только ряды трупов, лежавших в странных позах там, где неожиданная смерть застигла их. Там словно бы пронесся страшный, смертоносный ураган. Это был один из тех уроков, как заметил позднее кто-то из уцелевших, «посредством которых Бог учит порядку королей». Так впервые проявила себя у Моранжа сила обороны, которая позднее превратила войну, начавшуюся как мобильную, в четырехлетнюю позиционную, поглотившую целое поколение европейского населения. Духовный отец «Плана-17» Фош, который учил, что «существует только один способ защиты — нападение, как только мы к нему будем готовы», видел и пережил все это. В течение четырех долгих лет бесконечного, безжалостного и бесполезного убийства воюющие стороны бились лбами о стену обороны. Фошу в конце концов удалось насладиться победой. Но потом, в следующей войне, преподанный урок оказался ложным.

Двадцать первого августа генерал де Кастельно узнал, что его сын был убит в бою. Своему штабу, который пытался выразить ему соболезнование, он после минутного молчания сказал слова, впоследствии ставшие чем-то вроде лозунга во Франции: «Будем продолжать, господа».

На следующий день грохот тяжелой артиллерии Рупрехта, напоминающий топот чудовищного табуна, не умолкал. Четыре тысячи снарядов упали на Сент-Женевьев, вблизи Номени, в ходе семидесятипятичасовой бомбардировки. Кастельно считал положение настолько серьезным, что подумывал об оставлении Гран-Куронне и сдаче Нанси. «Я прибыл в Нанси 21-го, — писал потом Фош, — они хотели эвакуировать его. Я сказал, что враг находился от Нанси в пяти днях пути и что на его пути стоит XX корпус. Без сопротивления XX корпус не пропустит их!» Теперь метафизика в лекционном зале превратилась в «Атакуйте!» на поле боя. Фош убеждал, что, имея за спиной укрепленную позицию, лучшей защитой будет контратака, и добился своего. 22 августа такая возможность представилась. Между французскими укрепленными районами Туля и Эпиналя был естественный просвет, называемый Труэ-де-Шарм, куда французы предполагали направить наступление немцев. Разведка показала, что Рупрехт, двигаясь на Шарм, подставит свой фланг армии в Нанси.

Решение о маневре Рупрехта было принято в результате еще одного долгого и фатального телефонного разговора с генеральным штабом. Успех германских армий левого крыла, отбросивших французов от Саарбурга и Моранжа, имел два результата: Рупрехт получил Железный крест сразу двух степеней, и второй, и первой, — что никому не причинило вреда, — а у главного штаба возродились надежды на проведение решающего сражения в Лотарингии. Возможно, в конечном счете, при своей силе немцы в состоянии предпринять фронтальную атаку. Возможно также, что Туль и Эпиналь окажутся такими же уязвимыми, как и Льеж, а Мозель — не большим препятствием, чем Маас. Возможно, наконец, что двум армиям левого фланга удастся прорваться через французскую укрепленную линию и во взаимодействии с правым крылом осуществить настоящие «Канны» — двойной охват. Согласно полковнику Таппену эта перспектива очень манила генеральный штаб. Подобно улыбке ветреной соблазнительницы, она победила многолетнюю верность правому крылу.

В то время как эту захватывающую идею обсуждали Мольтке и его советники, позвонил генерал Крафт фон Дельмензинген, начальник штаба Рупрехта. Он хотел знать, продолжать ли наступление или остановиться. Первоначально предполагалось, что, как только армии Рупрехта остановят французское наступление и стабилизируют свой фронт, они организуют оборону и выделят все возможные силы для усиления правого крыла.

Впрочем, предусматривалась и другая альтернатива, известная как «Вариант-3» — согласно этому плану намечалось наступление через Мозель, но осуществляться оно должно было только по прямому распоряжению генерального штаба.

— Мы должны точно знать, как будет продолжаться операция, — настаивал Крафт. — Я полагаю, что в действие вступает «Вариант-3».