Читать книгу "Дорога на Вэлвилл - Т. Корагессан Бойл"

И тут маленький человечек в белом костюме запел. Его хрупкий, дрожащий от скорби голос постепенно набирал силу, словно черпал ее в родственных душах, собравшихся в зале:

Вперед, Христовы воины,

Вперед, как на бой!

С крестом Иисусовым

Вперед идем, как встарь…

Тут доктор сошел с подиума, правой рукой отсчитывая такт. Гимн, подхваченный множеством голосов, взмыл к потолку; шагающий к дверям Келлог видел со всех сторон залитые слезами лица и тянущиеся к нему руки.

* * *

На Санаторий спустилась ночь. Закончился день, поставивший точку в жизни Пултни Дэба, а доктор Келлог и его новый секретарь А. Ф. Блезе в этот поздний час продолжали работать. Доктор, как обычно, одержал победу, но какой ценой? У него болел желудок, ныли суставы, покраснели глаза. Слишком много проблем, слишком много неотложных дел, слишком много жадных рук, тянущихся к его карманам. Несмотря на все преимущества физиологической жизни, на твердость души и тела, Келлог был в депрессии. Он устал. К тому же кризис пришелся на самый мрачный, холодный период года.

Собранный и деловитый Блезе сидел за пишущей машинкой под лампой и перепечатывал надиктованное Шефом. Ветер все не стихал, и, на минуту отвлекшись, Келлог услышал, как он завывает в кронах деревьев. Доктор повертел в пальцах ручку, повозил туда-сюда по столу ножницами. Он вдруг вспомнил о Флориде. Золотое солнце, жизнетворное солнце. Пальмы. Бриз. Песок. Майами-Спрингс! Вот было бы чудесно…

В дверь постучали.

Блезе дернул головой, словно сторожевой пес.

– Меня здесь нет, Алоизиус, – сказал доктор.

Блезе встал, приоткрыл дверь и сказал в щель:

– Доктора здесь нет. Он вернулся домой.

Потом секретарь шагнул в коридор и быстро захлопнул за собой дверь, однако Келлог успел услышать голос, донесшийся снаружи, – он проскрежетал по душе доктора, как ноготь по стеклу. То был голос Лайонела Беджера. Беджер! Келлог совсем про него забыл. Ну да, кажется, по графику предполагалось, что Беджер снова приедет со своими лекциями и останется – неизвестно на сколько.

– Я знаю, что он здесь! – донесся сквозь дверь хриплый голос Беджера.

– Уверяю вас, сэр… – возражал Блезе.

Доктор представил огромную, с отекшим лицом, голову Беджера, курчавые рыжие волосы, выпученные глаза, упрямую челюсть. Во время предыдущего визита Беджер имел наглость отчитать Келлога за то, что тот носит обувь, сделанную из кожи животных, в то время как он, Беджер, летом и зимой обходится веревочными сандалиями. Лайонел Беджер был фанатиком самой последней пробы, почти что флагеллантом вегетарианского движения. Келлог втягивал голову в плечи при одной мысли о том, что ему придется снова иметь с ним дело. Только не сейчас, взмолился он, только не сегодня. Препирательство в коридоре продолжалось, за окнами шумел ветер, и видение Майами-Спрингс во всем своем сине-зеленом великолепии вновь предстало перед доктором. Организованный отдых без скуки.

Понадобилась минута. Шестьдесят секунд, не больше. Джон Харви Келлог снял телефонную трубку и потребовал соединить его с Николсом, дежурным портье.

– Николс? – тихо спросил доктор, чтобы не услышал Беджер – уши у того были как у кролика.

Николс почтительно ответил:

– Да, сэр.

– Позвоните мне домой и скажите миссис Келлог, а также моей сестре, чтобы они упаковали свои вещи и собрали мой чемоданчик.

– Да, сэр?

Доктор отогнал пленительный шум прибоя, звучавший у него в ушах.

– И вот еще что… Закажите три отдельных купе… Да, на мичиганский экспресс… Мы едем в Майами.

Глава восьмая

День сурка

Погода была какая-то неопределенная. То из облаков выглянет тусклое, обесцвеченное солнце, чтобы кое-как осветить территорию Санатория, то облака снова сомкнутся, пузатые и мрачные. Трудно было понять, увидит ли сурок доктора Келлога свою тень и уляжется ли спать еще на шесть недель. Однако, выдержав почти три месяца монотонных, серых бэттл-крикских дней, Уилл Лайтбоди молился о том, чтобы пасмурная погода постояла еще один денек. Не то чтобы он придавал значение подобному вздору, но, с другой стороны… Дикие животные, судя по всему, обладают непостижимой способностью предсказывать погоду – например, у скунсов и енотов перед холодной зимой лапы обрастают дополнительным мехом; ласточки строят свои гнезда повыше перед обильными дождями; червяки уходят поглубже под землю перед засухой, и так далее.

Уилл наблюдал из окна, как ручные олени доктора бродили по двору, собравшись в маленькую стайку. Неверный свет то серебрил их спины, то затемнял, так что казалось, будто это не живые олени, а изображение на экране кинематографа. Уилл вспоминал тот день, когда он и мисс Манц лежали бок о бок на веранде, завернутые, как эскимосы, и смотрели на этих самых оленей, которые тыкались носами в мерзлую землю, чтобы найти траву. Мисс Манц, бедняжка, сочла оленей очаровательными, но Уилл уже тогда рассматривал их как инструмент келлоговской пропаганды. Такой же, как несчастная шимпанзе или унылый волк, которого доктор держал в подвале в клетке и кормил хлебными крошками, чтобы продемонстрировать, какими смирными становятся хищники, лишенные возможности убивать. Еще здесь имелись белоснежные кролики, шнырявшие под кустами; эти были совершенно довольны своим пацифистским образом жизни; потом рождественский гусь, которому удалось-таки выздороветь, и теперь он благодушно плескался в бассейне в Пальмовых Кущах. Ну и, разумеется, нынешняя звезда – сурок.

В честь этого грызуна доктор Келлог соорудил на Южной лужайке специальную нору и назвал ее «Жилище Сурка» – два эти слова были написаны на вывеске, чтобы все могли видеть. «Жилище Сурка» состояло из нескольких камней, пары бревен, бетонного резервуара с водой (покрытой коркой льда) и четырехфутовой проволочной изгороди. Саму нору, судя по всему, жилец соорудил самостоятельно. До сего времени Уилл этого сурка так и не видел. Когда Лайтбоди приехал сюда в ноябре, нора представляла собой обычную черную дырку в земле. Мальчиком Уилл стрелял сурков дюжинами, когда ездил погостить к дедушке в Коннектикут. Честно говоря, эти зверьки никогда его особенно не интересовали. Но данному конкретному сурку Уилл стал придавать особое, почти мифическое значение – особенно с тех пор, как доктор объявил свою новую программу «Организованный отдых без скуки» (теперь жизнь Санатория состояла из сплошных праздников, а уж День Сурка должен был отмечаться особенно в знак почтения к правам животных). Несмотря на весь скептицизм, Уилл с интересом ждал, когда черная дыра в земле оживет. Не важно, что это была пропаганда – пробуждение сурка свидетельствовало о новой жизни, воскрешении, возвращении солнца. И еще интересно было, как доктор Келлог, этот импресарио в белом халате, все устроит? Может быть, сквозь проволоку пропущен ток? Или в нору к сурку засунули будильник? А что если кто-нибудь из служителей просто вытащит зверька наружу за шиворот?