Читать книгу "Три - Сара Лотц"

Говорят также, что некоторые женские музыкальные группы, такие как очень популярные ансамбли «АКВ 48» и «Санни Джуниорс», уже создают собственные сурработные номера, основанные только на танце и беззвучном синхронном шевелении губами.

В середине апреля я вылетела в Кейптаун, Южная Африка, для встречи с Винсентом Кати, частным детективом, нанятым для того, чтобы выяснить местонахождение неуловимого Кеннета Одуа — так называемого четвертого всадника.

Зона прибытия в интернациональном аэропорту Кейптауна кишит энергичными и назойливыми туристическими гидами, которые орут: «Такси, мадам?» — и размахивают у меня перед носом флаерами на «Туры по Каелитши — все включено». Несмотря на всеобщий хаос, в толпе легко заметить Винсента Кати — частного сыщика, согласившегося несколько дней сопровождать меня по Кейптауну. При росте за метр девяносто и весе под сто пятьдесят килограммов он возвышается над водителями такси и туроператорами, словно башня. Он приветствует меня широкой улыбкой и немедленно берет под контроль мой багаж. Проталкиваясь через толпу к автостоянке, мы обмениваемся дежурными фразами. Неподалеку прохаживаются двое усталых полицейских в синей униформе, которые смотрят на каждого подозрительно, однако ни они, ни таблички, предупреждающие вновь прибывших «не вступать в контакт с незнакомыми людьми», похоже, не отпугивают местных аферистов. Винсент отбрасывает с дороги парочку самых навязчивых, коротко бросив: «Воертсек».

Я измождена шестнадцатичасовым перелетом и до смерти хочу выпить чашечку кофе и принять душ, но, когда Винсент спрашивает, не желаю ли я прямиком отправиться на место крушения самолета «Далу Эйр», прежде чем поселяться в гостиницу, я с готовностью соглашаюсь. Он одобрительно кивает и подталкивает меня к своей машине — блестящему черному BMW с тонированными окнами.

— Здесь нас никто не рассмотрит, — говорит он. — Будем выглядеть как политики.

Он выдерживает паузу и, взглянув на меня, закатывается хохотом. Я опускаюсь на сиденье пассажира и отмечаю для себя, что на приборной доске установлена крупнозернистая фотография Кеннета Одуа, снятая, когда ему было четыре года.

Когда мы покидаем аэропорт и выруливаем на автомагистраль, я замечаю вдалеке Столовую гору, за вершину которой зацепилось облако. Дело идет к зиме, но небо над головой безупречно голубое и прозрачное. Винсент сворачивает на шоссе, и в глаза мгновенно бросаются явные признаки ужасной бедности. Аэропорт, возможно, и построен по последнему слову техники, но по обе стороны дороги стоят покосившиеся ветхие лачуги, и Винсенту приходится резко тормозить, когда поток машин зигзагом начинает перебегать маленький мальчик, который тянет за собой на веревке собаку.

— Здесь недалеко, — говорит Винсент, цокая языком, потому что ему приходится справа обгонять забитый пассажирами ржавый микроавтобус, который нахально едет в левом ряду, предназначенном для скоростного движения.

Я спрашиваю, кто его нанял искать Кеннета, но он только улыбается и качает головой. Журналист, который дал мне координаты Винсента, уверял, что тому можно доверять, но меня все равно не покидает беспокойство. Я задаю вопрос о сообщениях насчет того, что многие охотники за Кеннетом были здесь ограблены.

Он вздыхает.

— Пресса преувеличила. В беду попадали только те, кто вел себя уж больно глупо.

Я спрашиваю, верит ли он сам, что Кеннет на самом деле где-то бродит.

— Это не важно, во что верю лично я. Может быть, ребенок где-то здесь, может быть — нет. Но если его можно найти, я его найду.

Мы съезжаем с шоссе, и справа я вижу край громадной территории, забитой небольшими каменными домиками, хижинами из жести и досок, а также бесконечными рядами туалетных кабинок, которые напоминают будки часовых.

— Это и есть Каелитши?

— Да.

— И сколько вы уже ищете его?

— С самого начала. И это не было развлекательной прогулкой. Сначала были даже проблемы и неприятности со стороны членов мусульманской общины, которые пытались запретить людям говорить с нами, с теми, кто искал его.

— Почему?

— У вас в Америке такого нет? Хм… Эти возмутители спокойствия полагали, что Кеннет мог быть мусульманином. Они возражали против приезда сюда американцев и заявляли, что он был одним из их посланников. Потом было публично объявлено, что он из христианской семьи, и теперь им все по барабану!

Новый взрыв смеха.

— Насколько я понимаю, вы — человек нерелигиозный.

Он сразу делается серьезным.

— Нет. Я слишком много видел.

Он поворачивает направо, и через несколько минут мы оказываемся в сердце жилого поселка. Грунтовые дороги, извивающиеся среди бесконечных рядов лачуг, не имеют обозначений. Попадается много эмблем кока-колы, большинство из которых налеплено на морские контейнеры: я догадываюсь, что они представляют собой импровизированные магазины. Несколько маленьких детей в грязных шортах машут машине рукой и улыбаются, а затем с улюлюканьем бросаются вслед за нами. Винсент съезжает на обочину, протягивает одному из них десять рэндов и поручает присматривать за BMW. Парнишка гордо выпячивает грудь и согласно кивает.

В нескольких сотнях метров от нас вдоль ряда лавок уличных торговцев, продающих свой незамысловатый товар, припаркован туристский автобус. Я вижу, как супружеская пара из Штатов выбирает проволочную скульптурку самолета и начинает торговаться с продавцом.

— Отсюда мы пойдем пешком, — говорит Винсент. — Держитесь возле меня и не встречайтесь глазами ни с кем из местных.

— О’кей.

Он снова смеется.

— Да не нервничайте вы так, все будет хорошо!

— Вы живете здесь?

— Нет. Я живу в Гугсе. В Гугелету.

Я видела воздушную съемку того места, где упал самолет, оставивший за собой на поверхности широкую рваную борозду, но здесь явно живут упорные люди, и теперь уже почти не осталось следов разрушений. Начато строительство новой церкви, а на местах, где бушевал пожар, уже повырастали новые хижины. В центре всего этого нелепо торчит сияющая пирамида из черного стекла, на которой выгравированы имена погибших (включая и Кеннета Одуа).

Винсент опускается на корточки и проводит пальцами по земле, просеивая ее.

— Здесь все еще находят всякие остатки. Кости и кусочки металла. Они как-то вырываются на поверхность. Как у человека, когда у него рана. Или заноза. Земля исторгает это из себя.

Когда мы приходим обратно и снова возвращаемся на шоссе, настроение у нас подавленное. Мимо проносятся новые микроавтобусы, забитые людьми, которые едут в город. Навстречу нам летит Столовая гора, но сейчас облако уже скрывает ее пресловутую плоскую вершину.

— Я отвезу вас в гостиницу, а вечером отправимся на охоту, о’кей?

Набережная Кейптауна, где расположен мой отель из стекла и бетона, представляет собой невероятный контраст с тем местом, где мы только что были. Как будто совершенно другая страна. Трудно поверить, что все эти модные магазины и пятизвездочные рестораны находятся в нескольких минутах езды на такси от беспросветной нищеты предместий.