Читать книгу "Там, где нас есть - Борис Мещеряков"

Лицо белокурой красавицы в одной из групп английского языка показалось ему знакомым, он подошел к ней уточнить, где они могли встречаться, разговорились, и Малка увидела его другим. Зэев был тот же, но эти девушки, вы ж знаете, верней, вы ж не знаете, что у них на уме. Почувствовала она в Зэеве пружину, которой раньше не случилось ей заметить.

Начали они встречаться. Сначала довольно редко, Зэев так и не стал хватом, стеснялся за руку взять. Знал, что в Израиле нравы посвободней, чем в строгом Квебеке, но стеснялся — воспитанный мальчик, из хорошей семьи. Малка посмеивалась над ним и его старосветской (или новосветской?) учтивостью, но, кажется, она уже влюбилась.

Тут призвали его на сборы. Обычное дело, летчик же, переподготовка или операции какие-нибудь, в стране всегда не очень спокойно. Где евреи — всегда не очень спокойно, такая жизнь. Малка не расспрашивала особенно, все равно толком ничего не скажет. Ну и что, что у нас все обо всем от всех знают? Он серьезно относился к секретности.

Позвонил он из госпиталя и сказал, что немножко ранен, и не может ли она ему привезти книги и плеер, потому что тете тяжело и…

Малка примчалась к нему как ужаленная, по дороге плакала в автобусе, прижимая к себе сумку с книгами, плеером, фруктами, думала об ужасном. Примчалась и увидела, что он с ногой в гипсе сидит в коридоре, играет в шиш-беш и смеется, наверное, выигрывает.

— Ты что? — спросила она, поставив тяжеленную сумку на пол и подняв одну руку ладонью вверх ему навстречу. — Ты что, думаешь, будто я фраерша, несусь сюда как угорелая с этой сумкой, думаю, он умирает? Ты не ранен, сработал меня, сукин сын?

— Вообще-то, я не совсем ранен, — выговорил Зэев. — Я в автобусе поскользнулся, когда ехал с занятий вот…

Ну ладно. Помирились они, а через полгода поженились.

Малкиной маме он не очень нравился. Кто их там знает, в Канаде, он небось вообще из ашкеназов. Из ашкеназов? Я так и знала, у тебя, милая, совсем нет мозгов, и чего хорошего замуж за ашкеназа? Ты посмотри на него, разве он как Шмулик или как Эзра? Ну и что, что я с отцом познакомилась в армии? Это было совсем другое время, и семья твоего отца тоже из Марокко. Ну из Туниса, ой, какая разница, Тунис-Марокко… Не нравился он маме Малки, и все. Эти ашкеназим из Канады, знаете их.

Ну, нравился не нравился, а поженились они. Все как положено, хупа, кольца, раввин из Иерусалима, целая куча родственников. Из Канады, Америки, Аргентины, Марокко, Франции, из Германии только никого не было, не осталось там родственников. Постепенно Малкина мама, Ошрат, привыкла к Зэеву, привыкла, что он живет в их доме. А еще через год Малка родила Ицика, и уехали молодые Селзнеры с ним в Канаду. О переезде они не спорили. Как-то само собой вышло, что они будут теперь жить в Канаде. Университет Малка закончила, стала психологом, в Израиле не очень щедрое предложение по ее специальности, отец Зэева время от времени прибаливал, и надо было помочь бизнесу, ну они собрались и поехали.

Малка подолгу за границей никогда не жила, бывала на каникулах у теток во Франции и у родственников деда с материнской стороны в Марокко, ездила в школьные годы в Польшу. Конечно, ей было интересно, как там в Канаде, если там жить.

B Канаде ей и понравилось, и не понравилось. Понравилось, что ее действительно любят родители Джонни — так Зэева звали дома. Понравился французско-американский Монреаль, хотя по-французски в Квебеке говорят несколько необычно, на взгляд Малки. Понравилась работа в частном детском саду, с некрикливыми и воспитанными ребятишками. Малка ж детский психолог, специалист по коллективному поведению, забыл сказать, на кого она училась. Понравилась ей рыбалка на озере, где у старших Селзнеров был большой деревянный дом, понравилось, что в Канаде тихо и чисто. Понравилось, что летом иногда идет дождь. И всегда мир.

Не понравилось Малке, которая считала себя нерелигиозной, что по субботам считающие себя религиозными родители Зэева чинно садятся в машину и едут (едут!) в синагогу, до которой, собственно, и пешком недалеко идти, но все почему-то туда едут (едут! Вот чудные евреи в Канаде) и, помолившись, спускаются в еврейский клуб в подвале синагоги. Там мужчины курят сигары, пропускают по рюмочке, играют в бильярд и беседуют.

Почему-то Малку слегка обидело такое отношение к их религии, но она привыкла. Не понравилось Малке, что, когда случается упомянуть, что она из Израиля, люди, с которыми встречаешься в субботу в синагоге, как бы начинают ожидать от нее чего-то. Ну вроде как она сейчас запоет «Атикву» или покажет татуировку с магендавидом на плече. И слегка расстраиваются, что она ничего такого не делает. Не оправдывает ожиданий от своей экзотичности. Но она привыкла и к этому и перестала обращать внимание.

Малке не понравилось, что к подружке не стоит просто забегать ненадолго, а надо сначала позвонить. Не понравилось, что за покупками не стоит выскакивать в шортах, а лучше одеться поприличней. И полицейским, если они остановят тебя на дороге, не стоит говорить: «Привет, брат, как дела? Что случилось?» Но она привыкла.

Не понравилось Малке, что Зэев слишком много работает. Он и в Израиле не сидел без работы, но она там заканчивалась, когда он выходил из офиса или из аудитории, а тут она продолжалась. Иногда не сразу и поймешь, когда он работает, а когда они развлекаются. Ей не нравилось, что она не понимает такой важной детали. Потому что ужин в ресторане, куда они с Зэевом отправились, оказывается, очень важная для бизнеса встреча, и нельзя бесшабашно отплясывать, нельзя громко смеяться, нельзя называть соседку по столу Лиззи, а надо называть ее миссис Хеннинг, а то как бы не совсем прилично. Вообще не понравилось, что надо соблюдать массу незнакомых раньше довольно строгих правил. Но постепенно она привыкла.

А что совсем сильно ей не понравилось, так это зима. Долгая, очень долгая, Малка в жизни не бывала так подолгу в закрытых помещениях, не видя неба. Зима сначала слякотная, потом морозная и снежная, солнце показывается редко, и от него еще холодней. Зэев расчищает широкой лопатой дорожку перед домом, надо долго греть машину, все время кутаешься, на гололеде может занести. Дети кашляют несколько месяцев подряд, а младший, у них уже двое детей стало, почти все время сидит перед телевизором.

Но она привыкла.

Нет, временами было здорово и зимой. Она научилась ловить рыбу из-подо льда, кататься на лыжах, не спеша и не паникуя, подрабатывая рулем, тормозить в дорожных пробках в ранней темноте. Рождество, когда город заполняется елками, и гирляндами, и Санта-Клаусами. Научилась не выскакивать на задний двор в одном свитере и не выходить из дому без перчаток.

Любящий муж, здоровые детки, большой и красивый дом, интересная работа, что еще нужно ей? И она привыкла. И не обращала внимания на досадные мелочи.

А Зэев что? Да ничего. Ему-то что? Он среди всего этого родился, в Израиле жил не очень долго, ему все привычно и понятно.

Оказалось, что не все. Он первый заговорил о возвращении в Израиль. К морю, долгому лету, к армейским сборам раз в несколько месяцев, к жизни, протекающей в основном под открытым небом, в тесноте, скученности, шуме, безалаберности. К хождению на работу и в банк в шортах, к друзьям, которым можно покричать в окно и они помашут рукой — заходи, мол, и к полицейским, к которым можно обращаться «привет, брат». Да, и к полицейским тоже. А еще к постоянно открытым окнам, несущемуся из них шуму жизни, от которого чувствуешь, как жизнь происходит вокруг тебя и сам чувствуешь себя более живым.