Читать книгу "Дети нашей улицы - Нагиб Махфуз"

— Не молчи! Говори, что ты скрываешь? Ты сумасшедший?

— Слава Богу, я не лишен рассудка, — печально произнес Касем.

— Непохоже! Зачем ты сделал этот предосудительный шаг? Ты уже не бедняк, ведь эта ненормальная сделала тебя своим мужем. Чего же ты добиваешься?

Подавляя свой гнев, Касем проговорил:

— Для себя я ничего не хочу!

Управляющий обернулся на Лахиту, будто призывая его в свидетели причуд этого человека, затем вновь посмотрел нетерпеливо на Касема и закричал:

— Зачем тогда тебе это?!

— Я хочу только справедливости, — ответил Касем.

Управляющий с ненавистью сощурился.

— Думаешь, тебя спасут родственные связи твоей жены и ханум?

— Я так не думаю, — ответил Касем, опустив глаза.

— Разве ты надсмотрщик, чтобы бросать другим надсмотрщикам вызов?

— Нет, господин.

— Тогда признай свое безумие и не мучай меня! — закричал управляющий.

— Слава Богу, я не безумен.

— Зачем тогда подавал иск против меня?

— Я хотел справедливости.

— Для кого?

Касем задумался.

— Для всех.

Управляющий с сомнением вгляделся в его лицо в поисках признаков безумия.

— А какое тебе до этого дело?

Опьяненный смелостью, Касем проговорил:

— Только так можно выполнить условия владельца имения!

— Ты, бродяга, говоришь об условиях владельца имения?! — завопил управляющий.

— Он наш общий предок, — спокойно ответил Касем.

Разгневанный управляющий вскочил и со всего размаху ударил Касема мухобойкой по лицу.

— Наш предок?! Да вы отцов своих не знаете! Как вы смеете называть владельца имения своим предком?! Воры! Бродяги! Подонки! Прикрываясь положением жены, ты потерял стыд и совесть! Но запомни, даже домашнего пса бьют, когда он кусает руку хозяина!

Лахита поднялся, чтобы успокоить управляющего.

— Сядьте, уважаемый. Не стоит марать себя.

Рефаат вернулся на место с дрожащими от злобы губами.

— Даже бродяги рассуждают об имении и внаглую называют владельца своим предком! — продолжал кричать он.

— Выходит, правда то, что говорят люди об этих бродягах, — сказал Лахита. — Эх! Наша улица, видно, сама себя погубит.

— Твой отец, — обратился Лахита к Касему, — был первым из моих помощников. Не вынуждай меня наказывать тебя.

— За свои злодеяния он заслуживает не просто смерти! — вскричал управляющий. — Если б не ханум, головы твоей уже не было бы на плечах!

Лахита продолжал допрашивать Касема:

— Скажи-ка, сынок, кто за тобой стоит?

Касем переспросил, все еще чувствуя, как горит лицо:

— Что вы имеете в виду?

— Кто заставил тебя подать иск?

— Я сам. Никто.

— Ты был пастухом. Потом судьба тебе улыбнулась. Чего же еще ты хочешь?

— Справедливости. Справедливости, уважаемый!

Управляющий заскрежетал зубами:

— Справедливость! Собаки! Это слово вы повторяете как заклинание, когда хотите ограбить нас!

Обернувшись к Лахите, он приказал:

— Допрашивай его, пока не сознается!

И Лахита снова спросил тоном, обещающим снисхождение:

— Скажи мне, кто за тобой стоит?

Со скрытым вызовом Касем ответил:

— Наш дед…

— Дед?!

— Да. Посмотри десять условий, и ты поймешь, что это он руководил мной.

Рефаат вскочил с криком:

— Убери его с глаз моих! Вышвырни вон на улицу!

Лахита поднялся, схватил Касема за плечо и потащил к выходу. Он держал его железной хваткой, но Касем терпел боль.

— Будь благоразумен, — прошептал ему на ухо Лахита. — Ради самого себя. Не вынуждай меня пустить тебе кровь!

79

Дома Касема, как оказалось, ждали Закария, Увейс, Хасан, Садек, Аграма, Шаабан, Абу Фисада и Хамруш. Они встретили его молчаливым сочувствием. Когда Касем сел рядом с женой, Увейс сказал:

— Разве я не предупреждал тебя?

— Подожди, дядя, дай ему прийти в себя! — упрекнула Камар.

— Больше всего неприятностей человек доставляет себе сам! — крикнул Увейс.

Закария внимательно рассматривал лицо Касема.

— Они тебя унижали, — произнес он. — Я знаю тебя, как самого себя. И вижу, через что тебе пришлось пройти.

— Если б не Амина-ханум, живым бы ты к нам не вернулся, — сказал Увейс.

Касем обвел взглядом их лица:

— Нас предал адвокат! Будь он проклят!

Они застыли и обменялись тревожными взглядами. Первым начал Увейс:

— Расходитесь подобру-поздорову! Молитесь за свое спасение!

— Что вы такое говорите, дядя?! — отозвался Хасан.

Касем задумался.

— Я не скрываю от вас, что нам грозит смерть. И пойму, если кто не пожелает участвовать.

— На этом и закончим, — сказал Закария.

Негромко, но решительно Касем ответил:

— Каковы бы ни были последствия, я не отступлю. Я такой же избранный сын нашей улицы, как Габаль и Рифаа.

Увейс с негодованием поднялся и покинул зал со словами:

— Этот человек безумный. Да поможет тебе Бог, племянница!

Садек же встал со своего места и поцеловал Касема в лоб:

— Ты вернул мне душу этими словами!

Хасан был настроен решительно:

— Люди в нашем квартале убивают друг друга за гроши. Что же нам бояться умереть за правое дело?

С улицы послышался голос Савариса, зовущего Закарию. Тот выглянул в окно и пригласил надсмотрщика зайти. Саварис не замедлил явиться с мрачным видом. Бросив взгляд на Касема, он сказал:

— Не думал, что на нашей улице есть еще надсмотрщики, кроме меня!

— Все не так, как говорят, — попробовал умилостивить его Закария.

— Ну, я слышал вещи куда хуже!

— Бес попутал наших детей! — заохал Закария.

— Лахита имел со мной серьезный разговор по поводу твоего племянника, — сухо ответил Саварис. — Я считал его рассудительным юношей. А оказалось, его безумие перешло все границы. Послушайте! Если спущу вам, Лахита сам придет наказывать вас. Однако я никому не позволю поставить мою честь под удар. Поэтому сидите смирно! И горе тому, кто будет упорствовать.