Читать книгу "Растревоженный эфир - Ирвин Шоу"

— За что вы платите адвокатам? — спросил Арчер.

— За защиту. В Иммиграционной службе. Слушания назначены на завтра. В десять утра. Меня там ждут. Государство хочет меня депортировать. Надо подавать жалобы, писать объяснительные записки, собирать показания свидетелей. В Чикаго живет человек, который знал меня в Вене, и мой адвокат говорит, что неплохо было бы сегодня слетать к нему и взять нотариально заверенные показания. Он был моим хорошим знакомым, он знает, что я состоял в коммунистической партии только два месяца. Раньше он играл на гобое, но потом отошел от музыки. Теперь он в страховом бизнесе, пользуется большим уважением. Нам бы такой банковский счет, как у него. Мой адвокат говорит, что его слово прозвучит очень весомо. Эти двести долларов, мистер Арчер… — глаза Покорны блеснули, пухлые пальчики схватились за замки портфеля, — эти двести долларов, возможно, позволят мне остаться в Америке…

Покорны помолчал.

— Я понимаю, двести долларов — большие деньги. В наши дни за двести долларов надо много работать. И я знаю, что у вас много расходов, вы человек семейный, у вас прекрасный дом, который требует много средств. Вы не можете давать по двести долларов каждому, кто их у вас попросит. Это чистая безответственность, полагать…

«Двести долларов ему, — думал Арчер, — триста — Бурку, сто — Элис Уэллер. Стремление антикоммунистов очистить эфир от некоммунистов оборачивается для меня финансовым крахом».

— Поэтому я хочу поставить наши отношения на деловую основу, — говорил Покорны. — На инвестиционную основу. Я не намерен пользоваться вашим добрым отношением ко мне. У меня есть собственность, и за двести долларов я уступлю вам ее часть. Большую часть. Какую вы сочтете достаточной, мистер Арчер… — В голосе Покорны слышалась мольба, капли пота стекали со щек на темно-синий воротник рубашки.

— О какой собственности вы говорите? — с серьезным видом полюбопытствовал Арчер.

Покорны достал из кармана кольцо с ключами, нашел самый маленький ключик, вставил его в замочек портфеля.

— Разумеется, это не обычная собственность. У меня нет ни жилых домов, ни акций автостроительных компаний. — Он нервно рассмеялся, попытался улыбнуться и Арчер. — Я композитор, и моя собственность — музыка. — Ему удалось открыть портфель. Он достал ноты и несколько листков с напечатанным текстом. — Вот… — Покорны помахал бумагами перед Арчером. — Работа еще не закончена, но вы знаете, как быстро я все делаю, когда голова у меня не занята другим. За четыре недели, максимум за два месяца, мистер Арчер, я гарантирую, что допишу всю музыку, и мистер Барбанте обещал мне успеть к этому сроку…

— Что это? — спросил Арчер, не очень-то понимая, о чем толкует Покорны. — Что вы мне показываете?

— Это музыкальная комедия. Мистер Барбанте и я работаем над ней уже шесть месяцев. О Дальнем Западе. — Покорны ласково погладил листы бумаги.

— Да, да, — покивал Арчер. — Барбанте мне говорил.

— Он написал такой хороший текст. Такие остроумные стихи. Любовные песни очень нежные и в то же время современные. Что же касается музыки… Не хочу хвалиться, мистер Арчер, но мы дали прослушать несколько песен профессионалам, работающим в этом бизнесе, и песни произвели на них должное впечатление. Профессионалы, много чего видевшие на своем веку, пришли в восторг. Они сказали нам, что у нашей комедии блестящие перспективы. Так и сказали, можете спросить у мистера Барбанте. Блестящие перспективы. — Внезапно Покорны вскочил, навис над столом, положил бумаги перед Арчером. Режиссер увидел на листках многочисленные пятна. Похоже, Покорны и ел, и работал одновременно. — Вот, посмотрите… Возьмите любую песню. Прочитайте ее, пропойте. Убедитесь в высоком качестве нашей работы. Разумеется, это черновой материал, он требует доработки, но уже сейчас видно…

— Манфред, — Арчер чуть отодвинулся от стола, — я не читаю ноты. Не могу отличить…

— Музыкальные комедии могут принести миллионы долларов. Посмотрите, сколько стоят теперь билеты в театры. Двадцать, тридцать долларов, а идут мюзиклы по три года. Миллионерами становятся люди, которые пять лет тому назад не могли купить в кафе-автомате стаканчик кофе. Если песня становится популярной, ее авторы могут до конца своих дней плевать в потолок. Музыкальные автоматы, радио, кино… — Покорны не мог остановиться, с головой погрузившись в мечты о грядущем богатстве. — Как объектам инвестиций им нет равных! — Он уже кричал, воротник рубашки пропитался потом. — За двести долларов я готов дать вам двадцать пять процентов моей доли. Это справедливо? — Он озабоченно всмотрелся в лицо Арчера. — Мало? Вы считаете, что я жадничаю? Пятьдесят процентов. Я напишу расписку. Черным по белому. Мы можем заверить ее у нотариуса. Два экземпляра. Вы только прочитайте эту песню. Напойте мелодию. — Он начал рыться в бумагах. — Вот эту. — Покорны вытащил три листка нот с написанным под ними текстом. — Название «Но не могу я, не могу тебе сказать».

— Я уверен, что песня отличная, Манфред. — Арчер листки не взял. — Но я уже говорил, что ноты для меня — темный лес. И потом, мне не нужна…

— Хорошо, — торопливо прервал его Покорны, словно боялся окончания фразы, недоговоренной Арчером. — Ноты — не главное. Сидите и слушайте. Я спою ее вам. — Он затравленно огляделся. — Где у вас пианино?

— К сожалению, пианино у нас нет, — ответил Арчер. — Никто из нас не умеет играть.

— Ничего страшного. Не имеет значения. Я спою без пианино. Вы все равно уловите идею. Это главное — уловить идею. Комедия о Дальнем Западе. Вы знаете…

— Да, — кивнул Арчер, надеясь, что ему не придется слушать пение Покорны. — Барбанте говорил мне. Но…

— Это сцена в дансинге. — Покорны его не слушал. — Главный герой — ковбой. Парень он скромный и, каждый вечер приходя в дансинг, большими глазами смотрит на одну из девушек, сопрано. Он здоровяк, но при виде Элли, так зовут героиню, просто лишается дара речи. Хочет сказать, что любит ее, но с его губ не может слететь ни слова.

Покорны отступил на шаг, поправил очки, близоруко всмотрелся в верхний листок. Откашлялся.

— Манфред! — Арчера охватила паника. — В этом нет абсолютно никакой необходимости. Я верю вам на слово. У меня нет слуха, к тому же я никогда не возьму…

Покорны запел. Время от времени он закрывал глаза, дабы слова звучали более проникновенно:

Корову я доить могу,

Лассо бросать на всем скаку,

Но не могу я, не могу

Тебе сказать…

Могу любого вразумить,

Телка от колик излечить,

Но не могу я, не могу

Тебе сказать…

Могу ломиться напролом,

Могу побриться топором,

Но не могу я, не могу

Тебе сказать.

Арчер смотрел на маленького толстячка, который стоял посреди его кабинета, покачивая руками в такт музыке, потея в ярком неглаженом твидовом костюме, и пел. Благодаря акценту песня звучала очень забавно. В нее, пусть слова и не отличались оригинальностью, Покорны вкладывал всю надежду на спасение от могущественных сил, которые давно уже решили его судьбу. Слушая песню, Арчер знал, что он даст Покорны деньги, за которыми тот пришел к нему в такую рань.